Старовский раскоп - Александра Огеньская

Мама всё-таки ушла на работу, вровень с отцом. Закрыли за собой дверь, оставив в тишине дома детства. Тут, кажется, всё как прежде осталось — даже гномик из глины, школьная поделка, стоит на полке в кухне…

Алина торопливо переоделась, глянула на себя в зеркало коротко — что-то в облике изменилось, неуловимое, так сразу и не скажешь. В зеркале, без сомнения, Алина Ковалева, но…

***

Дежурство — с половины второго ночи до десяти утра. А больше — бессмысленно. Днем брать? Это вряд ли. Днем кошки отсыпаются. Вот повезло, так повезло. Среди ночи телефонный звонок — и пожалуйте на рейд! И плевать, что благоверная шипит, плюется ядом — дескать, кто пенсию по утрате кормильца потом выплачивать будет, кто детей на ноги подымет?! Да это-то точно будет, с голоду не помрут. Своих в беде не оставят. Знает она. Просто боится.

В связке еще Валька Семенов и Гриша. Оба злые, как черти, а у Гриши еще и похмелье. Его с юбилея выдернули.

Сунули ориентировки, дали след, велели искать девчонку. Ну и заданьице — двинутых баб еще только не ловили!

Еще сказали без особой уверенности — пантер может быть и две. Еще один мужик, легальный, но дернулся в бега. И кто из них психопат — непонятно. Может, оба?

Покурить всю ночь тянуло зверски, но пришлось терпеть — нюх выбивает. Раньше хоть бы хны после жалкой пары сигареток, а сейчас — ни к черту нос стал. Видать, старость.

Валька все время ныл, как его жизнь задолбала. Машина у него, видите ли, ломается второй раз за месяц. Жена растолстела и уже все, не тянет к ней. И по бабам не побегаешь — унюхает сразу. "А чего тогда с ней живешь?" — спрашиваю. "А, — говорит. — Люблю ее, холеру, всё равно. Хоть и не тянет к ней".

Квадрат достался противный — городская свалка, задворки, помойки помельче, засранные дворы местной алкоты…

Постоянно выпадают такие районы — издеваются они все там, что ли? Спросил Гришу, чего так не везет. А он говорит, что, дескать, спать меньше надо, чтобы приличные квадраты доставались. И вообще, где, говорит, в Заречце приличные районы? Откуда им тут взяться? Это вам, братцы, не столица. И не…как его?… Амстердам, где асфальт на улице с порошком моют. В общем, есть в жизни счастье, да не про нашу честь.

Короче, самые противные места — вонь и грязь.

Обнаружили — ребятенка, копошащегося под трубами теплотрассы. Шесть лет, простец. Троих мужиков испугался, забился глубже под трубы. Гришка его оттуда выколупал, говорит, непорядок, чтобы дитё среди ночи по помойкам шлялось. Я тоже так думаю, что непорядок — а если бы мои Манька с Колькой так? Маньке вон тоже шесть. А у этого родители алкаши, устроили пьяный дебош, он, значит, руки в ноги и удрал. И куда его теперь? Был бы волчонок… Гришка звякнул старшому, тот поворчал, дескать, мы что, благотворительная организация вам тут? Сиротский приют? Но прислал ребят на машине из соседнего квадрата, те забрали щенка в дежурку.

А спать охота уже — аж скулы сводит. Они, засранцы, разбудили как раз на середине сна, а хуже ничего нет, когда посередке. И не выспишься толком, только во вкус войдешь, и не узнаешь, чем дело кончилось. Занятный сон был. Понаверчено всякого в нем, даже Манька с Колькой имелись…

Один раз показалось, что взяли след. На тротуаре по Броз Тито. Буквально десять шагов — и закончилось. В воздухе она что ли растворяется?

Еще обнаружили — небольшой бомжатник. Мило так — костерок, развороченный гараж, два мужичка. Сибирская народная идиллия прямо.

Сбрендившую Пантеру-убийцу — не обнаружили. Да и откуда ей тут взяться? Сомнительно, чтобы ей нравились свалки и бомжатники. А Гриша сказал, что можно расслабиться — догулять до половины девятого, а там и по домам. В половине седьмого спать расхотелось окончательно, появились первые прохожие. С ними пришлось попотеть — заглядывать в лица всем женщинам, постоянно вынюхивать. Одну особо нервную мадемуазельку Валька напугал. Ему показалось, что это наша пантерка, схватил за локоть, а она давай визжать. Короче, ошибся.

Ну и гуляли мы так еще часа два, а потом Гриша разрешил уже прогулочным шагом расходиться по домам. Сам в сторону Загородной пошёл, к себе, а мы с Валькой рядом живем, отправились на остановку. Идем, курим. Валька опять про свою жену ноет, да и меня благоверная мегера пилить теперь будет… И как раз мимо гаражей идем. И пусто, нет народу. И спать охота снова, а надо переться на работу к десяти. И тут — глядь! — идет навстречу девчушка в фиолетовой куртюшке и в джинсах синих! Миленькая такая девчушка, ну одуванчик просто! И вижу — это ж та, с фотографии! Пахнет, правда, иначе… И Валька опять же узнал!…

Ну и с двух сторон, не сговариваясь — хвать ее! И по голове сразу, чтобы перекинуться не успела. И всё, готовая. Руки-ноги ей перетянули, ошейник накинули, еще разок сверились с фото и вызвали подмогу.

Странно только, что так легко. Еще говорили — по трое брать, а то опасная дико. Да девчонка же совсем! Маленькая и легонькая. Аж жалко. Ну не похожа она убийцу, ей-Богу!

Приехала дежурная бригада, тут же на девчонку поглядели и говорят — точно она. Ну и увезли.

Напутал чего-то наш старшой…

***

Андрей.

Приметы и предвестья.

Проснулся в поту и тревоге. В половине десятого утра. За окном серело утро, снежные узоры со стекол стаяли. За густой серой кашей неба солнце не угадывалось даже приблизительно, словно нет его, и не было никогда. Андрей позевал, потянулся и тут только понял, чего ему недостает и чего так тревожно — Алина исчезла. Нет ее ни в ванной, ни на кухне, ни у стеллажей в соседней комнате. Сильно испугаться не успел, нашел на столе записку. Ситуации она не прояснила, но хоть указала, что никто Алинку не похищал. Но куда она поперлась? Что ей в голову стукнуло?

И давно ли?

И когда считать, что полтора часа закончились, и начинать волноваться уже официально?

Решил — в одиннадцать. Скорее всего, к тому времени она вернется уже.

А пока позавтракал, пощупал тоненькую щетину на подбородке, но бриться не стал, включил телевизор и занялся приведением в порядок домашнего хозяйства. К слову, ощущал себя Андрей уже весьма недурственно, и не скажешь, что сутки назад помирал в той непонятной избушке. То ли алинкины таблетки благодарить, то ли корень знаменки из запасов помог, то ли спасибо организму — маг всё-таки. А мага убить — это еще постараться надо. Почти никакая зараза не берет, даже яды и то действуют медленней. Вон, Эсташ рассказывал, его цианистым калием травили в каком-то там году, так он пока заметил непорядок, три дня проходил, а неудачливый отравитель чуть сам на месте не сдох, когда понял, что отравленный жив-здоров и помирать не собирается.

Хозяйство за месяц… или сколько там прошло уже времени?… заметно позаросло пылью и нехорошей энергетикой. Эти магические накопители — настоящий магнит на всё дрянное, что в округе вьется, особенно давешние предсказательские шарики… И уж когда барьер упал… Всякая грязь в радиусе километра должна была сорваться с мест и стройным клином слететься в квартиру Андрея Шаговского… Был бы Андрей альтруистом, порадовался бы за осчастливленных соседей, у которых должны были разом закончиться мигрени, невралгии, депрессии и просто беспричинные приступы дурного настроения. Возможно даже, кто-то достиг просветления без всякой медитации, блин. И Андрею теперь всё это чужое "добро" чистить. А может, ну его?! Законсервировать и отправить отцу так? В записочке мило предупредив…

Кстати, отец…

Волнуется, бедняга. И позвонить нельзя. Телефон отключен за неуплату, конечно. Сотовый был в кармане, когда шёл от Валерки. Когда взяли… Алинке нужно было сказать, чтобы купила по пути новую "трубку". Конечно, все мы задним умом крепки.

Андрей вздохнул и занялся делом, решив не волноваться о том, чего всё равно не изменишь. В первую очередь "замочил" все серебряные вещички с тысячелистником. Приблизительно на сутки — само то. Как новенькие будут.

После собрал янтарь. С этим сложней — очень капризный материал. Тут тысячелистником не обойдешься. Вздохнул и принялся толочь мел. Крошился мел плохо, отсырел и приобрел цвет влажной известки. Пах — свежевымытыми полами в школе. Скрипел и шуршал под стальным пестиком. Толочь мел Андрей любил с детства, когда, преисполненный гордости, в маленькой ступке разминал по поручению отца травы и минералы. В отцовской лаборатории, где нужно было ходить медленно и постоянно следить за локтями, и куда допускали редко и под обещание вести себя тихо. Постоянно что-то булькало, шипело, плыли горькие, едкие, приторные, мускусные, металлические запахи… Периодически вспыхивало нестрашными разноцветными огнями и Андрей вздрагивал от восторга и испуга "понарошку". Ценой волшебства были ступка и пестик. И Андрей толок. Чаще всего мел, который пах школой и крошился легко, как раз ребенку по силам.

Вот и сейчас работать было приятно, только боялся — не хватит пачки. Но горсть набралась. К без четверти одиннадцати.