Европа в войне (1914 – 1918 г.г.) - Лев Троцкий

Действительно революционная проблема – проблема нового содержания власти, а не подбора «честных» министров – может быть поставлена только помимо буржуазии и против нее. С каким остервенением и какими методами старая власть будет отстаивать свои позиции, на это она снова «намекнула» всем своим партнерам в Баку.[197] О, насколько этот бакинский погром красноречивее не только красноречия Половцева, но и думских прений в целом! Проблема власти означает необходимость опрокинуть навзничь могущественнейшую погромную организацию, – вот о чем напоминают события в Баку. И когда эта проблема будет – сознательно, или на первых порах лишь эмпирически – поставлена снова революционным движением рабочих масс, буржуазия окажется фатально на стороне старой власти, готовая использовать новый разгром революции для дальнейшей пруссификации («европеизации») русского политического режима. Пролетарский авангард должен был бы ослепнуть, чтобы не видеть, не предвидеть этого.

Вся историческая миссия наших социал-патриотических немцеедов сводится к тому, чтобы помочь русской буржуазии дотянуться до – увы! увы! – немецких государственных порядков, – в тот момент, когда в самой Германии подготовляется их радикальная ломка. Поистине приходится удивляться, что история, у которой теперь хлопот полон рот, находит еще досуг для того, чтобы иронически щелкнуть по носу человечков из «Призыва».

«Наше Слово» N 73, 26 марта 1916 г.

Л. Троцкий. СО СЛАВЯНСКИМ АКЦЕНТОМ И УЛЫБКОЙ НА СЛАВЯНСКИХ ГУБАХ

(Г-н Милюков в Париже)

Представители верхней и нижней палаты нашего отечества или «представители России» (третьеиюньской) приехали в Париж скреплять узы – через несколько недель после экономической конференции союзников, где Россия блистала своим отсутствием.

До сих пор только лидер кадетской партии, г. Милюков, предъявил Франции свою программу, которая – скажем сразу – является не столько программой действий, сколько программой аппетитов и надежд. В полном соответствии с природою вещей, первые откровения г. Милюкова, делающего мировую политику «петушком, петушком», появились не на страницах официозного «Temps», даже не в полуофициозно-бульварных газетах, как «Journal» или «Matin», а в бесшабашно-рекламном, реакционно-радикально-антисемитски-шантажном издании «Oeuvre».[198] «Г-н Милюков, шеф кадетов, говорит нам об условиях победы» – так гласит заглавие интервью. «С прелестным славянским акцентом», временами разрешаясь «детской улыбкой, столь обольстительной на славянских губах», временами позволяя «облаку омрачить свои голубые глаза», – таким живописует нам кадетского лидера французский душа-Тряпичкин,[199] – г. Милюков первым делом свидетельствует о полной подготовленности русской армии: «Наши войска, вооруженные, снаряженные и обильно снабженные артиллерией и амуницией, только и ждут приказа, чтобы ринуться в великое наступление». Это сообщение, особенно под аккомпанемент «прелестного славянского акцента», не могло не оказать неотразимого впечатления на французского журналиста, и хотя на языке у бедняги вертелись щекотливые вопросы: если войска только ждут приказа, то почему их заставляют так долго ждать? не думает ли кадетский лидер, что этот «приказ» был бы как нельзя более своевременным теперь, в момент австрийского наступления на итальянском фронте и безостановочного натиска немцев на Верден? – но очарованный детской улыбкой на славянских губах журналист отвратил свое внимание от колючих тем. Кадетский лидер, с своей стороны, не чувствовал никакой потребности в сообщении каких-либо дополнительных на этот счет данных. Он ограничился ссылкой на г.г. Вивиани[200] и Тома, которые должны, по его мнению, вынести самое отрадное впечатление из «нашей дорогой России», – и можно не сомневаться, что г. Милюков нимало не рискует вызвать опровержение с этой стороны.

Несравненно точнее, обстоятельнее и в своем роде красноречивее стал г. Милюков, когда перешел к предъявлению своих аппетитов и надежд. Россия хочет полной победы. «О, не для того чтобы расширить свою территорию!». Что Россия освобождает Армению, прихватывая по пути Персию, – стоит ли говорить о такой мелочи пред лицом главной задачи! А главная задача, это – проливы. "Мы хотим отныне выхода к свободному морю, без чего наше развитие станет навсегда невозможным… Никогда момент не будет более благоприятным, – откровенничает Милюков, – потому что наши союзники, как и мы, заинтересованы в прочном урегулировании (восточного) вопроса. Линия Берлин – Багдад – слишком большая опасность не только для Англии, с Египтом и Индией, но также для Франции и ее влияния в Сирии, чтобы, в конце концов, на этой почве не оказалось возможным полное соглашение. Апрель 1915 г. останется памятной датой в русской истории, ибо в этом месяце точно были урегулированы наши отношения с союзниками по поводу проливов:[201] в мировой борьбе Восток отведен был в наше пользование (nous a ete assigne comme domaine)". «Мы слушаем г. Милюкова – …. – и мы глядим на него. Он говорит с непреодолимой искренностью… Он не зарывается в общие места, лишние отступления и риторические прикрасы: для него вопрос о проливах, с чисто практической точки зрения, представляет собою главный результат, какой война должна принести России, и от проливов он не позволит отвлечь себя».

Но ведь мы слышали… нам говорили, – кажется, так? – что дело идет о высших ценностях, о принципе национальности, о защите права.

«Романтизм, – бормочет (так и сказано: murmure) г. Милюков, – уж давно как исчез из политики». Это признание кадетского лидера звучит для уха, как вариация знакомой мелодии. «Wir haben die Sentimentalitaet verlernt» (мы разучились сантиментальности!) – кто, бишь, это сказал? Не кто другой, как Бетман-Гольвег, в оправдание немецкого натиска на Бельгию по пути к свободному морю!

Но как же быть, по крайней мере, с оборонительным характером войны? Тут г. Милюков становится поистине несравненным. «Вначале, – сообщает он своему почтительному вопрошателю, – широкая масса рабочих не отдавала себе ясного отчета в целях войны. Они вообразили себе (ils s'imaginaient!), что война имеет чисто оборонительный характер и что достаточно прогнать неприятеля, чтобы быть спокойными. Они ошибались вследствие невежества: нужно их просветить». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . {14} Вы видите, какой почти-бисмарковской ясности и откровенности формулировок можно достигнуть при прелестном славянском акценте и обольстительной детской улыбке на славянских губах.

На этом мы могли бы в сущности оставить г. Милюкова. Портрет русского либерального Бисмарка (петушком, петушком!) получается весьма выразительный. Но еще выразительнее выступают из-за этого портрета те «неромантические» задачи, которые – по классическому выражению г. Милюкова – только «по невежеству» (слушайте, горемычные человечки из «Призыва»: только по невежеству!) можно счесть оборонительными. Но г. Милюков счел необходимым лишний раз показать, что – в числе кое-чего другого – его отличает от Бисмарка неуменье, где нужно, помолчать. Кадетский шеф, разумеется, в восторге от настойчивости и энергии англичан. Но, не останавливаясь на этом союзно-обязательном восторге, г. Милюков пускается в рискованные психологические изыскания: «Эта спокойная флегматическая решимость, – говорит он, – не является ли показателем счастливого влияния цеппелинов на английскую душу». Так дословно и сказано: «I'influence heureuse des zeppelins sur l'ame anglaise». Было бы поистине прискорбно, если б эта фраза прошла незамеченной для наших современников, особенно для «заинтересованной стороны», т.-е. союзников-англичан. Они первыми должны уяснить себе благотворное влияние цеппелинов, укрепляющих их национальную душу в той борьбе, которая должна обеспечить за отнюдь не романтической третьеиюньской Россией проливы, с Константинополем и Арменией.

О, г. Милюков! Что романтизм давно исчез из политики, об этом вы «бормотали» вашему собеседнику совершенно правильно. Но напрасно вы отсюда сделали тот поспешный вывод, – вот она славянская душа на распашку! – что настоящий реализм состоит в публичном отправлении всех политических потребностей.

P.S. Во вторник появилось второе интервью г. Милюкова, на этот раз по внутренней политике, разумеется, в «L'Humanite», где у Реноделя имеется свой собственный сих дел Тряпичкин – Veillard, не столь давно млевший от прапорщицких откровений Иорданского. Во внутренней политике г. Милюков проявляет всю ту силу сдержанности, которой ему не хватает во внешней. Прогрессивный блок – гм… – очень полезное установление. – Прочен ли? Гм… – весьма прочен. Министерство общественного доверия, конечно, не ответственное министерство; но это пре-це-дент! Полякам г. Милюков предлагает, по английскому образцу, гомруль (надо полагать не без русского «Дублина»). Финляндцев обещает «централизовать» при помощи вполне-парламентских цепей. В пояснение сего Veillard сообщает, что г. Милюков в сущности совершенно «государственный человек». Под конец беседы «государственный человек» без государственной власти пообещал совершенно разомлевшему репортеру, что после войны Россия окончательно «вступит на путь»… К сожалению, приложенный к интервью портрет настолько неотчетлив, что трудно уловить, какое именно выражение играло при этом на славянских губах г. Милюкова.