Европа в войне (1914 – 1918 г.г.) - Лев Троцкий

Хромой бог русского прогресса еще раз издевательски потряс в воздухе колпаком национальной революции, с размаху нахлобучил его на коллективный череп русских социал-патриотов и бесцеремонно прихлопнул сверху корявой рукой. Этим, конечно, не поможет, – зато другим наука.

«Наше Слово» N 161, 12 июля 1916 г.

Л. Троцкий. РАВНЕНИЕ ПО МАКАРОВУ

Французская пресса отзывается об отставке г. Сазонова в том смысле, что лучше было бы, если б ее не было. Не потому, что г. Сазонов незаменим. Наоборот, почти все газеты дают понять, что г. Сазонов был и оставался почтенной посредственностью, удел которой в такую эпоху, как нынешняя, состоял в том, чтобы совершать промах за промахом. С очень почтительной иронией газеты выдвигают на первое место крайний «оптимизм» г. Сазонова: почти накануне войны он утверждал, что никогда еще политический горизонт не был так ясен, как теперь; он оптимистически не предвидел вмешательства Турции в войну и оптимистически верил, что Болгария не решится воевать против «освободительницы» – России… Словом, он совершил все те ошибки, из-за которых пал Делькассэ,[210] плюс еще некоторые собственные. «Он не был великим министром», пишет о Сазонове «Libre Parole». Если тем не менее французская пресса не без искренности жалеет об его уходе, то только потому, что от него не ждали сюрпризов. Но что такое г. Штюрмер? Он не профессиональный дипломат, а только чиновник. Но, в конце концов, сущность чиновника, как определил еще Кукольник,[211] состоит именно в том, что он может стать и дипломатом и акушером. Так как г. Штюрмер стал дипломатом, то нетребовательная французская пресса желает ему идти по стопам г. Сазонова, – того самого, который не был великим министром. Но в таком случае смена была, по меньшей мере, излишней. А если г. Штюрмеру поручено направить свои стопы по другому пути?

Для успокоения общественного мнения французская пресса не без основания ищет причин последних министерских передвижений во внутренней политике России. Дело в том, что перемены не ограничились министерством иностранных дел. На пост министра внутренних дел назначен г. Хвостов, бывший министр юстиции, дядя знаменитого племянника, блестящая карьера которого так плачевно оборвалась на уголовщине. Наконец, министром юстиции назначен г. Макаров,[212] бывший министр внутренних дел, автор знаменитой фразы: «так было, так будет», сказанной по поводу вызванных провокацией ротмистра Трещенкова[213] ленских расстрелов. Макаров, подобно двум остальным членам черносотенно-бюрократического триумвирата, Щегловитову[214] и Маклакову, считался в либеральных кругах, так сказать, окончательно погребенным. Это придает тем больше блеска его назначению: совсем, как Лазарь, который уже смердел, а между тем воскрес.

Нужно признать опять-таки, что «Libre Parole» лучше других газет характеризует положение. «Ориентация русской политики, – говорит газета, – не переставала с начала войны колебаться то вправо, то влево… Эволюция (вправо) была отсрочена призывом к власти г. Штюрмера, который знаменовал собою если не поворот маятника влево, то по крайней мере время остановки, период выжидания. Дума была созвана. Но влияние правых снова проявилось, как только наступление открылось столь блестящим образом. Дума была распущена. Наступают перемены в составе высшего правительства, и на первый план выступают столь характеристические имена, как Макаров и Хвостов. Отныне отставка г. Сазонова становилась неизбежной».

Г-н Сазонов, как раньше г. Извольский, считался «доброжелателем» Думы, так как не отказывался пользоваться теми вспомогательными источниками информации, связей и влияния, какие открывало ему думское представительство. Штюрмер этой благожелательностью не отягощен. Правда, он созвал Думу, и недавно поданная царю записка правых (в составлении ее Макаров играл, надо думать, не последнюю роль) прямо обвиняла его в слабости и попустительстве заговору левых, которые, под знаменем национальной обороны, мобилизуются для захвата власти. Но это обвинение было явно преувеличенным. Если дебют Штюрмера на премьерском посту получил бесцветную окраску, в противоречии с более чем ярким прошлым дебютанта, то исключительно потому, что ему приходилось выжидать. Как только выяснилось, что общественные организации своим сотрудничеством помогли подготовить достаточно успешное наступление на австрийском фронте, Штюрмер немедленно же открыл наступление на фронте внутреннем, обнаружив полную готовность равняться по Макарову. «Так было, так будет».

Французская пресса просит читателей не беспокоиться по поводу немецкого имени нового министра иностранных дел. И действительно: «Что в имени тебе моем?» может сказать г. Штюрмер, готовый во всех смыслах идти в ногу с истинно русским Макаровым. Нельзя, правда, отрицать, что имя г. Штюрмера представлялось, как нельзя более подходящим, чтоб символизировать того «внутреннего немца», которого русские социал-патриоты обещали сокрушить одновременно с немцем внешним. Но в том-то и заключается мораль последних министерских перемен, что г. Штюрмер снова нанес этому политическому обещанию жестокий афронт: резкий поворот маятника вправо определился непосредственно успехами в Буковине, или, иначе сказать, внутренний немец, – под именем ли Романова, Штюрмера или Хвостова, все равно, – чувствовал себя тем прочнее, чем дальше отступали австрийцы. Это, конечно, противоречит социал-патриотическому прогнозу, но за то находится в полном соответствии со здравым смыслом и логикой вещей.

А как же все-таки с внешней политикой г. Штюрмера? Поданная царю записка правых, которая предопределила последние перемены, требует, как известно, возможно более скорого прекращения войны (см. «Наше Слово» N 169). Это, конечно, не помешает г. Штюрмеру сделать самые успокоительные заверения. Призвав одного из международных Тряпичкиных, г. Штюрмер завтра или послезавтра заявит, что война должна быть доведена до конца, т.-е. до сокрушения прусского милитаризма и полного торжества принципов права и справедливости. Как сложится в действительности внешняя политика России в ближайший период, это зависит от факторов, более серьезных, чем «программа» г. Штюрмера.

«Наше Слово» N 172, 27 июля 1916 г.

Л. Троцкий. ДВЕ ТЕЛЕГРАММЫ

Вопреки ожиданию, г. Штюрмер не призвал к себе союзных журналистов и не сказал им ничего бодрящего, так сказать, дух. Более того, он не принимал союзных посланников, а поручил это своему безвестному товарищу Нератову,[215] который и сделал представителям союзных государств разъяснение в том смысле, что ничего особенного не случилось.

Самолично г. Штюрмер пока что лишь обменялся телеграммами с г. Брианом. Сообщив своему адресату, что е. и. в., «мой августейший повелитель», соблаговолил призвать его, Штюрмера, и пр., новый царский дипломат заканчивает уверенностью в том, что обе союзные страны пойдут вместе «в великой задаче, которая падает на нас в нынешних многозначительных обстоятельствах».

В ответ на это г. Бриан телеграфировал о готовности Франции идти вместе с храбрыми союзниками «до окончательного торжества».

Мы, вообще говоря, не питаем склонности к истолкованию поздравительно-дипломатических телеграмм. Но тут нельзя не обратить внимания на то, что г. Штюрмер говорит о «великой задаче», за которую он собирается приняться, не указывая точнее, в чем именно эта задача должна состоять.

Если же мы обратимся к «Journal», то узнаем насчет «великой задачи» следующее. В русском министерстве иностранных дел петроградскому корреспонденту этой газеты сообщили, что соединение портфеля иностранных дел с председательством в совете министров диктуется некоторыми важными вопросами.

– На какие вопросы намекаете вы? – спросил корреспондент, любознательный, как все корреспонденты.

– А вот, напр. (!!!), в момент подписания мира мы должны будем регулировать с нашими союзниками вопросы экономического порядка, или касающиеся внутренней политики в стране, и это будет тем легче сделать, если мы будем обладать совершенно однородным министерством.

Допускаем, что г. Штюрмер действительно может понадобиться на тот случай, если бы оказалось своевременным подписать мир. Но почему и для какой именно «однородности» необходим тут Макаров? На это корреспонденту «Journal» намекнули указанием на то, что вопросы мира могут оказаться связанными с вопросами «внутренней политики в стране». Каким образом? Это тоже не трудно понять, если припомнить и сопоставить кое-какие факты.

Не так давно приезжал к западным союзникам г. Барк.[216] Цель его визита, уже ввиду его профессии, не могла возбуждать сомнений. Имел ли он успех? Г-н Протопопов на этот вопрос отвечал уклончиво: «Мы, мол, разминулись с г. Барком в дороге, так что ничего положительного сказать не можем…». Но г. Милюков был более определенен. «В Англии и во Франции – так рассказывал кадетский посланник – нам отвечали, что денег есть сколько угодно… в Америке. Но что для получения этих денег нужно дать уступки евреям».