Схватка - Михаил Голденков

Северные земли Княжества произвели на Михала, Кмитича и верного ротмистра оршанского князя Сороку тягостное впечатление: и без того редко населенные, в отличие от центральных, восточных, западных и южных земель Литвы, они являли грустное зрелище опустошения и запустения из-за войны. Если в центральных и западных землях Княжества замки встречались на дороге каждые пятнадцать-двадцать верст, то здесь их можно было лицезреть вдвое реже, да и то, если даже в разрушенных войной замках Центральной Литвы кто-то, тем не менее, жил, то здесь, на севере, в руинах былых поместий обитали только бездомные кошки, испуганно разбегающие по своим закуткам при виде человека. Из трех замков, встреченных на пути войска, лишь в одном жили былые хозяева, во втором литвинских князей вышел встречать лишь эконом с женой — единственные обитатели, а в третьем, со следами пушечного обстрела нескольких башен, — не жил никто. Причем, глядя на запустение здания, паутину, разросшийся дикий плющ и шныряющих крыс, можно было с легкостью определить, что замок стоял необитаемым достаточно давно, вероятно, даже с начала войны.

Это был готический дворец с парком и каскадом прудов у главного дома. Но все выглядело брошенным и унылым: пруды заросли, парк одичал, словно в замке поселился нечистый дух. Михал и Кмитич долго ходили по запыленным лестницам, тщетно призывая хозяев откликнуться. Никого… Конный двор, на что Кмитич особенно обратил внимание, можно было назвать скорее конным дворцом, ибо по масштабу мало уступал главному усадебному дому. Но ныне там жили лишь крысы да мыши, разбегающиеся при виде сапог литвинских князей.

— Эхе-хе! Добрый дворец, но… пустыня, — сокрушенно говорил Кмитич…

Судя по фамильным гербам, замок принадлежал кому-то из князей рода Островских. Однако никаких портретов на стенах Михал с Кмитичем не обнаружили. Их, похоже, либо успели вывести, либо разграбили.

— Это замок Петра Островского, — подытожил Михал, — я знаю, им крепко досталось здесь от Шереметева, и как раз здесь их маентки. Сам Петр попал в плен еще в 55 году. Наверное, с тех пор замок и стоит один-одинешинек.

— А разве его не освободили, когда ты комиссию возглавлял и Гонсевского вызволял? — спросил Кмитич.

— Московиты далеко не всех освободили, кого обещали. Степана Богушевича отпустили, Янку Селаховского, Александра Ятковского, Янку Ждановича, Рыгора Махнача тоже. А вот Казимира Абрамовича и Петра Островского задержали по каким-то причинам.

— И каким же?

— Кто ж их там разберет, — пожал Михал плечами, — с пленными они вообще что-то чудят. Солдат и шляхту худо-бедно возвращают, а вот силой угнанных на работу селян и мастеров даже не собираются. Даже говорить на эту тему не хотят, мол, они уже давно подданные Московии. Заперли наших пленных шляхтичей в Илимский острог на службу и даже не горят желанием их возвращать. Андрей Павловский и Павел Козловский все еще там. Владислава Боровского обещали обменять, но тянут волынку. Вот и стоят их замки без хозяев, без ухода. Эх, не позавидуещь им! Не позавидуешь Петру Островскому.

— Тут всем не позавидуешь, всем крепко досталось, — отвечал Кмитич. Его собственные поместья московиты пожгли и разорили везде, от Гродно до Орши и Смоленска. Не знал Кмитич ничего только о Чернобыльском замке деда. Но там наверняка похозяйничали казаки еще в начале войны. И лишь в Барань не пробрались враги, и там уцелел-таки родительский дом Кмитича. Еще был маентак под Варшавой, что любезно подарил Ян Казимир девять лет назад за службу. Но Кмитич распорядился это имение продать, чтобы восстановить родную Оршу…

На следующий день войско Михала оставило необитаемый замок Островского и двинулось дальше. Едва миновав поместье, Михал вдруг вскинул руку, указывая вперед:

— Гляди-ка! А вот и твои Адам с Евой!

Впереди из-за желтых колосьев ржаного поля торчали две фигуры в соломенных шляпах, и до слуха литвинских князей долетел режущий звук косы… Кажется, то были мужчина, худой и высокий, и девушка — ибо из-под соломенного брыля по спине спускалась длинная русая коса. Михал и Кмитич пришпорили коней и галопом подскакали к косарям. Те оглянулись на топот, бросили косить и тут же, признав в незнакомых всадниках литвинских вояров, низко поклонились, сняв соломенные брыли. То были высокий сухой мужик лет сорока-пятидесяти с длинными седыми усами под носом, висящим сливой, и девочка лет четырнадцати-пятнадцати, скорее всего его дочь. Правда, косила рожь эта юная девушка вполне мастерски, как заправский косарь.

— День добры! — поздоровался с косарями Кмитич. Михал, не снимая шляпы, милостливо кивнул крестьянам.

— День добры, пане! — вновь поклонился мужик и также поклонилась его дочь.

— Это ваше поле? Откуда вы? — спросил Кмитич, с любопытством разглядывая крестьян. «Откуда они здесь? С луны свалились, что ли?» — удивился оршанский полковник.

— Прошу пробачення, — скривил бронзовое от загара худое лицо мужчина, словно готовясь заплакать, — не наше поле. А мы из Лошицы, — он махнул рукой вдоль дороги.

— А чье же? — продолжал пытать селянина Кмитич.

— А это… Это убирать некому, — виновато шмыгнул носом мужик, глядя глазами побитой собаки на пана Кмитича снизу вверх.

— А кто же его засеял?

— Так ведь, — мялся мужик, словно его застали на месте преступления, — засеять еще людей хватает. Засеять дело не мудреное. А вот убирать уже некому. В нашей веске из мужиков один я да еще пару человек. А вот в Концах, чье это поле, мужиков нет вовсе. Там только бабы с дитями, старики ветхие да старухи. Да и то немного их там. А мужиков кого москали перебили, а кто и сам убежал в лес к партизанам, а кто просто убежал к ливонам, и может, уже и не вернутся.

— Веска Концы? — Михал усмехнулся, повернувшись к Кмитичу. — Не самое веселое название для поселения.

— Название, как название, — тихо ответил Кмитич, — значит веска в конце дороги находится, за ней тупик.

— Дзякуй за разъяснение, — шутливо поклонился Михал другу.

Кмитич полез в карман, достал горсть серебряных солидов, протянул мужчине.

— На, отец. Бери. Все, чем могу помочь.

— Дзякуй, миленький пане! — мужик подскочил, взял деньги, стал целовать руку…

— Но-но, — Кмитич отдернул руку, — это тебе дзякуй, мужик. Дзякуй, что живешь…

Они поехали дальше. Вскоре увидели и вторую группу крестьян: четыре женщины — две пожилые и две молодые — в белых платках сидели с серпами на коленях, отдыхая и тихо пели:

Янка конiка пaiy, Яна воду чэрпала,Янка конiка пaiy, Яна воду чэрпала.Лю-лi лю-лi лю-лi, Яна воду чэрпала,Лю-лi лю-лi лю-лi, Яна воду чэрпала.Ой, ле-лi лe-лi-лi-лe,Ой, ле-лi лe-лi-лi-лe…

Увидев идущих по дороге литвинских солдат и двух всадников, явно шляхтичей, крестьянки встали, расправляя свои льняные белые платья.

Кмитич снял шляпу, поклонился женщинам:

— Бог вам в помощь!

— Бог сказал, каб ты не отказал, пан! — крикнула самая молодая и бойкая, и женщины звонко рассмеялись.

— Ясновельможные паны! Когда же война уже закончится? — спросила другая девушка.

— Скоро, — ответил Кмитич, — скоро, но не быстро! В ваших местах войны больше не будет, раз мы здесь!

— Дзякуй вам! — крикнули крестьянки, вновь рассмеявшись.

— А сами вы с какой вески? — спросил Кмитич.

— Из Концов мы.

— A-а, вот, значит, кто живет в этих знаменитых Концах! — улыбнулся Кмитич.

— Чем же мы знамениты? — игриво интересовались молодые крестьянки.

— Ну, тем, хотя бы, что у вас из мужиков сейчас нет никого.

— Так, — крестьянки закивали, их глаза застенчиво опустились, словно они провинились в чем, — тут всех либо угоняли в Московию, либо убивали. Было время мы все в лесу сидели, только старики в хатах оставались.

— Я даже стрелять научилась из стрэльбы настоящей, — усмехнувшись, добавила пожилая женщина.

При этом все четыре женщины продолжали дружелюбно улыбаться, словно рассказывали двум молодым панам об обычных вещах… Кмитич весело махнул рукой крестьянкам, Михал кивнул им головой, слегка улыбнувшись, и князья тронулись дальше…

— Жизнеутверждающая сцена. Словно и нет войны, — сказал Михал, когда они проехали отдыхавших селянок, — я уже так истосковался по миру!

Кмитич лишь молча кивнул, слушая, как женщины вновь завели свою песню:

Ой, рэчанъка, рэчанька, чаму ж ты не поуная,Чаму ж ты не поуная з беражком не роуная.Лю-лi лю-лi лю-лi, з беражком не роуная,Лю-лi лю-лi лю-лi, з беражком не роуная…

Глава 22

ВИДЕНИЕ БОГУСЛАВА

Достаточно теплый августовский день сменился каким-то подозрительно резко холодным вечером. Богуслав сидел, кутаясь в халат, перед ярко пылавшим камином в рабочем кабинете Михала и слушал, как часы бьют двенадцать. Дин-донг-дин-донг… Болтавший без умолка доктор Штеллер, за последних пару лет отлично научившись говорить по-русски, также смолк, слушая мерные удары, возвещающие о начале ночи.