Древние чары и Синдбад - Шахразада

– Это вполне приемлемая плата, добрый Асад. Ведь я не торгую, а делюсь знаниями. Когда-нибудь юный Хасиб, если, конечно, сие позволит Аллах всесильный и всемилостивый, станет твоим подмастерьем, а потом и мастером. И мне бы хотелось, чтобы громкое имя кузнецов из твоего, Асад, рода еще долго гремело и в нашем прекрасном городке, и по всей округе.

Асад почтительно поклонился, радуясь, что теперь заботу о знаниях Хасиба взвалил на свои плечи уважаемый, но такой странный мудрец, Саддам ибн Мехмет. Возможно, учение, сколь бы тяжелым оно ни было, и поможет малышу Хасибу избавиться от странных, но так сильно тревожащих его и огорчающих его добрую матушку снов.

Как бы смел ни был Асад, кузнец, он все же побоялся рассказать почтенному Саддаму о тайне своего сына. Быть может, из-за того что опасался, как бы мудрец не отказался учить «безумного» ученика, быть может, из-за того что не считал эту тайну такой уж важной.

Но тайна у малыша Хасиба была. И какая! Тайна эта, более чем удивительная, сначала забавляла уважаемую матушку Хасиба, потом огорчала ее, а потом уже и откровенно тревожила.

А дело было в том, что мальчишке снились сны. Почтенный Синдбад, мне прекрасно видно, что ты усмехнулся. И совершенно прав. Ибо кому из живущих под этим небом сны не снятся?!

О да, сны снятся всем, но далеко не каждому снятся слова неведомого языка, которые произносятся странным свистящим шепотом. Более того, каждому из этих слов сопутствует яркая цветная полоса или, быть может, лента своего цвета. И никогда эти ленты не меняются. От лимонно-желтого, пронзительного, к темно-коричневому, благородно-сдержанному. А потом, через мгновение, цвета меняются. И теперь мерцающие перед глазами спящего мальчика пятна поражают и оглушают всеми оттенками розового – от нежного, какой бывает заря в горах, до тускло-пурпурного, уходящего в черноту. И слова… О, эти слова. Они всегда начинают и завершают пляску цвета.

Сначала слышен лишь шелест, подобный перешептыванию листьев в кроне дерева. А потом из этого шуршания доносятся первые звуки.

– Ас-сасай! Асс-ни! Сансис! Суассит!

Потом все затихает. Ты уже надеешься на то, что все прошло, и тут громовой раскат ярко-красного цвета и звучит новая фраза, оглушительно непонятная и потому пугающая:

– Шуан-сси суас-си, суас-ассат…

Последние звуки иссушают, кажется, и саму душу. Еще миг – и ты чувствуешь, что твоя жизнь не стоит ни гроша… Чернота поглощает само твое существо, ты готов уже расстаться с миром и… И все заканчивается.

О да, в этот миг сон Хасиба всегда прерывался. Сначала мать узнавала об этом по младенческому плачу, потом по тихому шмыганию носом, а потом по едва слышным словам: «Аллах всесильный, да когда же это закончится?!»

Мудрости материнской хватало лишь на то, чтобы не броситься с криком ужаса к лекарю посреди ночи. Но сколько бы лекарей ни обследовали сына кузнеца, все они сходились на том, что мальчишка совершенно здоров, а глупой гусыне матери вовсе не стоит так опекать такого силача и богатыря. Когда же матушка Хасиба робко спрашивала о снах, лекари пренебрежительно отмахивались, повторяя одну и ту же фразу: «Ну кому из живущих в этом мире не снятся сны?»

Постепенно и сам Хасиб стал все чаще повторять матери:

– Матушка, ну кому не снятся сны?

В ответ на эти слова сына мать лишь тяжело вздыхала и пыталась уговорить себя, что ее беспокойство – лишь беспокойство глупой женщины.

Была у Хасиба и еще одна тайна. Но о ней его матушка, к счастью, и понятия не имела. Не знал об этом отец, не знали приятели. Не догадывался об этом до поры до времени и сам Хасиб. Пока случай не раскрыл ему глаза.

То жаркое лето, когда мальчишке исполнилось пять лет, он, наверное, не забудет до самой смерти. Ибо в то лето под стеной отцовской кузницы в глубокой норе поселилась змея. Сначала Асад-кузнец радовался, что из мастерской исчезли все мыши, хотя кошка в его владениях так и не объявилась. Потом отец заметил черную узкую дыру прямо у самой каменной кладки. А после, когда уже всходила луна, он увидел и саму обитательницу этой норы – огромную, устрашающе-прекрасную кобру.

Хасиб огорчился, когда отец запретил ему бывать в кузнице. Но, как он ни проливал слезы, Асад был непреклонен. Конечно, мальчишка не мог усидеть на месте и как-то поздно вечером отправился в кузницу, чтобы убедить весь мир, что отцовские запреты для него не страшны.

Чем ближе подходил мальчишка к мастерской, тем более тяжелыми становились его шаги. Вскоре он уже просто крался, опасаясь каждого стука или скрипа. Но все же шуршания тяжелого змеиного тела по песку он не услышал. Огромная кобра вдруг встала перед ним, поднявшись почти вровень с его лицом. Этот миг Хасиб запомнил особенно ярко. Запомнил он и то, как странно изменились глаза чудовища. Сначала страшный губительный огонь играл в бездонной их глубине. Потом чудовище словно окаменело. А через миг все исчезло, как исчезла в норе и сама огромная змея.

Конечно, можно не говорить, что мальчишка бежал домой так быстро, как только мог. Можно и не упоминать, что два долгих дня после этого он не выходил даже из двора, радуя матушку кротостью и необыкновенным, воистину волшебным послушанием. Но разумно будет заметить, что и через год после этого Хасиб шарахался от всего, что своими очертаниями могло бы напомнить вид змеиного тела или блеск ее глаз.

Время, конечно, излечило мальчика от этих страхов. Оно стерло из его памяти и страшный огонь змеиных глаз, и высоко поднявшуюся над землей приплюснутую голову, и пляшущий раздвоенный язык. Забыл Хасиб о своем страхе, но вот мир этого страха не забыл.

Ибо с того страшного вечера, пусть и почти стершегося из памяти мальчика, его стали бояться все живые существа. Его не кусали пчелы, его сторонились пауки, от него в панике спасались котята и щенки. Даже черная коза, кормилица, дарящая семье Хасиба необыкновенно вкусное молоко, старалась отодвинуться от руки мальчика как можно дальше.

Сначала Хасиб не обращал на это никакого внимания, потом стал этому удивляться, а потом испугался. Конечно, в том, что тебя кусают пчелы или осы, нет ничего хорошего, но когда только вчера родившийся щенок старается уползти как можно дальше от тебя, поневоле задумаешься. Сначала Хасиб заметил столь удивительное поведение щенка, потом увидел, как из дома уходят пауки, потом… А потом Хасиба попытался укусить тарантул.

Огромный паук появился в доме вскоре после того, как домашние пауки покинули его. Матушка Хасиба, добрая душа, порадовалась тому, что исчезла паутина и теперь не нужно тратить все свободное время (да разве бывает такое у женщины и хозяйки?) на то, чтобы смести ее с потолка и вымести из углов. Но появившийся тарантул так сильно напугал ее, что она была бы только рада стенам, затканным паутиной до самого верха.