Жить в России - Александр Заборов

Никто не хочет жить, как в Европе. Ведь жить там — это не в три горла есть. Это означает напряженно работать, постоянно находиться под угрозой увольнения в жесткой конкурентной среде. Правовое государство — это не только про обязанности государства, это про наши обязательства соблюдать все дурацкие правила и запреты, это о невозможности привычно договориться или поступить «по справедливости». Это и христианская мораль.

Skitalets: Каждый момент жизни в Швейцарии запротоколирован и попадает под какие-либо инструкции, которые надо строго соблюдать. Даже машину просто так нигде не поставишь — надо ставить либо на платную парковку, либо покупать специальный парковочный талон на год (15 000 рублей...) Который, однако, позволяет парковаться только на определенных местах в определенной зоне. Мусор — сортировать и выставлять на улицу по определенным дням. На почтовом ящике обязательно должна быть табличка с именем (швейцарцы любят посылать старомодные письма). А здравоохранение — это вообще одна большая история со своими правилами и законами.

Ситуация напоминает хорошо известный психологам треугольник «жертва — спаситель — преследователь». В такую игру играют, например, алкоголик и его жена. Он вовсе не собирается бросать пить (ведь все же пьют!), но какое-то время подыгрывает жене, рассуждая о том, как хорошо они заживут, когда он завяжет. А потом происходит «переключение», и он с наслаждением напивается и говорит ей все, что про нее думает. Также ведет себя и российское общество. Оно вовсе не хочет жить, «как в Европе» (ведь все же страны живут так же, как мы, только лицемерят!): пахать с восьми до шести, быть политкорректным, соблюдать все дурацкие законы. Но периодически заигрывает с «общественным мнением» и рассказывает себе сказки о борьбе с коррупцией и модернизации. Потом, естественно, «общественному мнению» объясняют, что оно в очередной раз все не так понимает.

Малек Яфаров: Нам нравится, когда нам врут прямо в глаза, потому что мы точно так же врем себе сами. Нам нравится возмущаться несправедливостью, потому что это позволяет нам себя уважать. Нам нравится ничему не верить, потому что мы действительно ничему не верим. Нам нравится верить во все, что угодно, потому что мы действительно верим во все, что угодно. И нам нравится, что нам нравится именно это, потому что в противном случае нам пришлось бы, наконец, начать что-то делать с ...самими собой.

Вспоминая про аналогию нашей жизни с движением на дороге, отметим, что наличие начальства, конечно, усугубляет ситуацию, но вовсе не определяет ее.

Мичуринская биология

Не всё стриги, что растет.

Большинство наших людей уверено, что можно поставить перед собой или страной любую цель и ее добиться. Эту мысль энергично внушали вожди и классики.

Чеканное. И. Сталин: Нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять.

Или более развернутое. М. Горький: Пролетариат Союза Советов доказал сам себе, что нет такого препятствия, которое он не может преодолеть, нет задачи, которую он не в силах решить, нет цели, которой он не в состоянии достичь.

Тем не менее некоторые сомнения в душу закрадываются. Опыт подсказывает, вряд ли удастся отучить кошку ловить мышей и перевести ее на вегетарианскую диету. Несмотря на все усилия, нам не удалось производить собственный персональный компьютер и сотовый телефон, не желают приживаться на нашей почве многие социальные технологии, хорошо зарекомендовавшие себя в других странах. С другой стороны, в космос полетели, по балету и хоккею первыми в мире были, автомат Калашникова очень неплохой сделали. Следовательно, есть естественные для данного живого или общественного организма вещи, а есть и противоестественные.

Для того чтобы понять, какова цена некоторых «головных» решений, сделаем небольшой экскурс в биологию. Представим себе, что наша цель — морозоустойчивая слива. Пытаться достичь этой цели можно двумя разными путями. Воспитание — сливу закаливаем, собираем плоды и продолжаем закаливать саженцы из этих плодов. Так постепенно воспитываем морозоустойчивый сорт. Отбор — из имеющихся растений отберем те, что выдерживают самые низкие температуры, из семян высеиваем новые растения, снова отбираем, и так до победного конца. Первый способ называется «мичуринская биология», он развивался Трофимом Денисовичем Лысенко. Этот способ, который очень нравился политическому руководству страны Советов, занятому воспитанием нового человека, привел к запрету генетики в СССР и физической гибели большинства российских генетиков.

Выдающийся биолог Тимофеев-Рессовский, убереженный от расправы Курчатовым, так комментировал абсурдность этого подхода: «Тысячи лет мужчины упорно лишают женщин девственности, но они все равно снова и снова рождаются с неповрежденной девственной плевой».

Второй способ называется дарвиновская теория отбора. Отбор — это реально действующий механизм, перевоспитание — химера. Если мы хотим получить заданную цель, помимо воли и желания людей, то, провозглашая воспитание, на деле производим отбор! Иначе цели не достичь. Куда деваются лишние, не прошедшие отбор люди? Уничтожаются (вытесняются) тем или иным способом. Нельзя произвольно конструировать желаемое будущее, оно должно прорастать из прошлого и настоящего.

Народ и власть

Российская власть должна держать свой народ

в состоянии постоянного изумления.

Невозможно отделаться от ощущения, что в нашей стране одновременно существуют два народа, постоянно воюющие друг с другом. И в то же время совершенно очевидно, что наше начальство — плоть от плоти, кровь от крови народной, в бане да после второй — не отличишь. Я готов предложить объяснение этого парадокса.

Как мы помним, викинги, образовавшие Киевскую Русь, были завоевателями и вели себя с местным населением соответственно. Они не осели на земле и главной своей задачей сделали извлечение дани с завоеванной территории. Постепенный естественный процесс замены варягов местными жителями вследствие заключения браков и кооптации воинов в число дружинников изменил этнический состав власти, но не привел к сближению с местным населением. Суть разделения на тех, кто собирает дань, и тех, кто ее платит, осталась неизменной. Власть монгольского хана сделала это разделение еще более явным. За тысячу лет биологические различия выветрились, но идея сохранилась: становясь начальником, ты меняешь национальность, то есть становишься по стилю общения и менталитету варягом. Российская власть — «коллективный хан».

Юрий Афанасьев: В результате на сегодня получилось нечто, с трудом укладывающееся в голове: сосуществование и противоборство двух культур в одном обществе. Эти две культуры — властная и народная — всегда были плохо связаны между собой. Они никогда толком не понимали друг друга, а долгое время — почти целых два века, XVIII и XIX, — даже говорили на разных языках.

Главный же, сакральный, смысл превращения-посвящения в начальники состоит в приобретении презрительного отношения к «людям». И никакие обязательные правильные слова о «слугах народа» не могут отменить убеждения власти в том, что «по-другому с ними нельзя». Нужно признать, что народ делает все от него зависящее, чтобы подтвердить это убеждение. По одну сторону барьера право самим, не оглядываясь, принимать решения, по другую сторону барьера — отказ от любой гражданской ответственности, глубочайшее отвращение к политическим институтам и политике вообще. Власть не имеет никаких сдержек и ограничений и поэтому дрейфует до полной потери чувства меры, безнаказанность власть имущих — неустранимый элемент системы. Работники администраций всех уровней вынуждены играть по общим правилам, либо они вытесняются из номенклатуры.

Отсутствие личных прав порождает отчуждение власти. Силе приходится подчиняться, однако в глубине души люди не признают, что кто-либо имеет право ими командовать. В таких условиях защитой от неограниченной власти становится ложь.

Юрий Самарин: Умный крестьянин в присутствии своего господина притворяется дураком, правдивый бессовестно лжет ему прямо в глаза, честный обкрадывает его, и все трое называют его своим отцом.

Главное, чего народ хочет от начальства, — как можно меньше иметь с ним дело. Он не верит в его добрые намерения.