Беспризорный князь - Анатолий Дроздов

Я не ответил.

– А можно иначе!

Поле битвы исчезло. Передо мной расстилалась степь: холмистая, поросшая кустарником и высокой травой. Поперек нее скакал всадник на низком коньке. Изображение укрупнилось, и я разглядел мальчика лет десяти. Он был в бараньем тулупе, сапогах с загнутыми носами, на голове сидела баранья же шапка. Плоское лицо мальчугана с глазами-щелочками блестело от пота. Время от времени он вытирал его рукавом, размазывая по щекам пот вместе с грязью от осевшей пыли.

– Его зовут Темучин, – пояснил тощий. – Возвращается в стойбище невесты, – тип хихикнул. – Отца его убили; а родители невесты могут укрыть. Смотри!

Я увидел, как из недалеких кустов выметнулись конники и устремились к Темучину. Малец их тоже заметил и хлестнул коня. Тот прыгнул и помчался галопом. Конники устремились следом, погоня исчезла за холмом.

– В истории, которую ты знаешь, Темучин ушел, – пояснил тощий. – Его конь посвежее, а преследователи утомились, разыскивая беглеца. Им, однако, можно помочь.

Я вновь увидел скачущего мальчика. В этот раз он мчал прямо на меня. Картинка скользнула вниз, и я разглядел среди пожухшей травы невысокую кочку. На вершине ее чернела нора. Возле нее, вытянувшись, стоял зверек в светло-бурой шерстке. Он встревоженно смотрел вдаль и внезапно юркнул в норку. Я увидел лошадиные ноги. Они подымались и ударяли в землю – медленно, как при ускоренной съемке. Ноги приблизились. Передняя угодила копытом прямо в нору. Изображение отпрыгнуло, я увидел падающего коня и ошеломленного мальчугана, летевшего на землю. Кувыркнувшись, он вскочил и метнулся к коню. Но тот лежал, согнув в колене сломанную ногу.

Погоня приблизилась. Отскочив, мальчик ощерился и выхватил нож. Преследователи остановились, передний поднял лук. Глухо хлопнула о наруч тетива, стрела, сорвавшись с нее, по пятку вошла в грудь мальчика. Тот вздрогнул и повалился лицом вниз.

– Все! – заключил тип. – Нет Темучина, не будет и грозного Чингисхана. Племена не объединятся, монголы продолжат резать друг друга; никто даже не вспомнит о Руси. Красиво, да?

– Любишь убивать детей?

– Самое время! – подтвердил тип. – Вырастут – хлопот не оберешься! Тебе жалко?

Я покачал головой.

– Согласен принять помощь?

– И подставить спину под твой зад?

– Это не обязательно, – усмехнулся он. – Просто скажи!

«Что делать? – лихорадочно размышлял я. – Сказать «да», значит, подписаться. На что? Чего ему от меня нужно? Этот дядя не добрый волшебник: пацанов режет, как курей. Рассудим логически. Не станет Чингисхана, не будет и монголо-татарского нашествия. Исчезнет причина беспокоиться, что-то затевать и шевелиться. Сиди в Галиче, ешь, пей, наслаждайся жизнью. А тем временем объявится урод, о котором ничего не известно и от которого, естественно, гадостей не ждешь. Он придет и сделает дяде больно. Да так, что нашествие татар покажется сказкой. Жизнь не терпит пустоты: стоит грохнуть одного гада, как на смену выползает другой. Что тогда? Снова просить? Этого он добивается? Похоже, что так. Он же и устроит подлянку: вон как историю кроит! Вот и станешь беспрерывно кланяться, соглашаясь на все его условия. А он их выкатит – о-го-го! Будет Иван на крючке, как уклейка, проглотившая муху…»

– Долго думаешь! – поторопили меня.

– А я не спешу.

– Дело твое, – усмехнулся тип. – Только чем дольше думаешь, тем цена выше. Скольких ты уже потерял? Мать, дядя Саша, Елица, брат Иван, Георгий, – стал перечислять он, загибая обтянутые перчаткой пальцы. – Кто следующий? Малыга, Оляна, сын? С кого начнем?

– Сволочь!

Я сжал кулаки. Он отступил и поднял руку. Из широкого рукава вылетел сноп пламени и ожег мне лицо. А-а!..

– Некрас?

Я открыл глаза. Сверху маячило встревоженное лицо. Свет масляной лампы протянул по нему длинные тени, и я не сразу его узнал. Оляна…

– Что с тобой?

– Дурной сон приснился.

– А-а… – протянула она и, поставив лампу, юркнула ко мне. – Я тоже порой вижу. Будто стою на пороге, а ты уходишь, и я понимаю, что навсегда. Хочу бежать следом, а ноги не идут. Страшно, да?

– Жуть! – подтвердил я, целуя ее в висок.

– То-то! – сказала Оляна, прижимаясь. – Обними меня крепче! Так ничего не приснится!

Совет был добрым, и я подчинился.

18

Дежурный скутат[37] скользнул в шатер и вытянулся.

– Князь русов, великий доместик![38]

Архонты, окружившие походный стол, выпрямились и загомонили. Ираклий взглядом заставил их замолчать и бросил воину:

– Зови!

Скутат исчез, и порог шатра перешагнули двое. Одного Ираклий узнал сразу: Алексий, протоспафарий логофисии дрома. Второго он видел впервые. Высокий, широкоплечий, гость был одет в холщовую рубаху и такие же штаны, заправленные в некогда красные, а теперь порыжевшие сапоги. На его поясе болталась сабля с простой рукоятью. Загорелое лицо в обрамлении короткой русой бороды, ярко-синие глаза…

«И это князь? – удивился Ираклий. – Да у меня скутаты одеты лучше».

– Хайре! – приветствовал его вошедший. – Радуйся, великий доместик!

По-гречески гость говорил не совсем правильно, но уверенно.

– И тебе радоваться! – ответил Ираклий. – Проходи!

Князь приблизился.

– Вина? – предложил доместик.

– Лучше к делу! – отказался гость.

Ираклий кивнул и повернулся к расстеленной на столе карте.

– Вот Фессалоники, – ткнул в нарисованный на пергаменте замок. – Это наш лагерь. (Палец уперся в квадрат к югу от замка.) Между нами две мили. Танкред в городе со своими франками, они взяли его неделю назад…

Ираклий помрачнел. На выручку Фессалоникам он опоздал: погода не позволила кораблям отплыть своевременно. Гарнизон города сражался отчаянно, но франков было слишком много. Они захватили Фессалоники и затворились в них. Единственное, что удалось подошедшим на помощь грекам, так сжечь десяток кораблей захватчиков – остальные успели отплыть. После чего греки соорудили укрепленный лагерь и обосновались в нем. Оба противника выжидали. Для штурма Фессалоник у Ираклия не хватало сил, а Танкред, судя всему, пировал в захваченном городе.

– Сколько их? – спросил рус, указав на замок.

– Тысяч пять. Около двух тысяч конных, остальные – кнехты.

– А у тебя?

– Полторы тысячи катафрактов и чуть больше скутатов. Остальные… – Ираклий махнул рукой, едва не выругавшись. Три тысячи тяжеловооруженных воинов, из которых половина – наемники, вот и все, что выделил Рим для войны с франками. Плохо обученных ополченцев можно не считать – латинянам они на один зуб. Лагерь греки, конечно, удержат, но в открытом бою…

– Что ж, – сказал рус, – завтра выводи войско в поле.

Ираклий побагровел.

– Ты видел атаку латной конницы? – спросил, сжав кулаки. – Знаешь, что это такое? У них крепкие доспехи, тяжелые копья и сильные кони, способные нести на спине всадника, закованного в железо. Да и сами кони одеты в броню. Как и у моих катафрактов. Но под броней у них – люди, которых готовят к этому с младенчества. Кормят мясом, гоняют с оружием, наставляют. А у меня… Теперь слушай дальше, рус! Рыцари выстраиваются в ряды и устремляются вперед железной стеной. Сначала шагом, после – рысь, и вот – галоп! Набравший скорость рыцарь врезается в войско противника, пробивает шесть-восемь рядов, после чего бросает копье и рубит мечом. Его доспехи не берут ни копье, ни меч; а коня поразить можно, лишь вспоров ему живот. Но на такое мало кто отваживается: стопчут! Противостоять атаке рыцарей невозможно. Мои катафракты выстоят против турков, смогут на равных тягаться с твоими дружинниками. При удаче, могут даже победить латинян, но не в сшибке лоб в лоб! Я не самоубийца…

– У меня нет желания видеть твою смерть, – перебил рус, – более того, хочу, чтоб ты жил долго и счастливо. Франки не доскачут к твоим воинам.

– Кто их остановит?

– Я! – сказал князь. – И не просто остановлю, а смешаю ряды и заставлю бежать. Тебе останется бить их в спины. У франков добрая пехота?

– Если побегут рыцари, пехота падет духом, – махнул рукой Ираклий. – Она привыкла идти вслед всадникам, зачищая поле битвы. Прямой удар конницы не выдержит. Мы расколем ее на части и вырубим, как капусту. Самых упорных нашпигуем стрелами… Но сначала нужно разбить кавалерию. Как ты это сделаешь?

– Так же, как до сих пор.

Ираклий недоверчиво нахмурился.

– Я слышал про битву с половцами, – сказал задумчиво, – но разве можно сравнить кочевника-варвара с рыцарем? Что у них общего?

– Кони, – сказал рус.

Доместик и его архонты удивленно посмотрели на князя. Тот кивнул.

– Кони половцев или рыцарей одинаково боятся змеев.

– Я могу на них взглянуть? – спросил Ираклий.

Князь покачал головой.

– Почему?

– Не думаю, что Танкред настолько глуп, чтобы не держать близ лагеря лазутчиков. Нас заметят, проследят и найдут место, где прячутся смоки. Танкред разгадает наш план и не выйдет за стены.