Время красивых людей - Елизавета Мусатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это значит?
Эсма пожала плечами.
– Думаю, вы сами знаете, что это значит.
– Куда забирают?
– Кто скажет. Но, думаю, что вы это тоже знаете.
Эсма внимательно посмотрела на нее, и Алиса каким-то образом поняла, что это «вы» касалось не группы, а лично ее. Она молча кивнула: да, знаю. Ответ был расклеен на листовках и плакатах, и вздернут на древках, чтобы красоваться во главе мрачных шествий под молитвенные распевы.
– Мы собрали самое необходимое. Мальчик обещал нам помочь. Я предложила заплатить, но он сказал, что деньги не в ходу. Я разрешила ему выбрать из своей шкатулки все, что понравится. Он провел до парка Ташмайдан, а дальше мы сами нашли дорогу.
– И как там, в городе? В центре?
– Заставы. Горят костры. Ходят только те, у кого есть разрешения. Большинство, кому не оформили бумаги, сидят по домам и ждут. Новые документы будут давать по спискам. Мальчик сказал, что сначала их выдадут «необходимым элементам» – тем, без кого город встанет. Потом, в порядке приоритетов, всем остальным. Кроме тех, кому не выдадут совсем.
За последние три года Алиса наслушалась об особом сербском пути и особой сербской истории, об особом положении Сербии в мировой истории и на мировой арене. Об этом ей были готовы рассказывать таксисты, случайные мужчины в очереди в маленьком супермаркете на углу и официанты, которые слышали ее акцент. Столько слов, которые она слышала и раньше от других людей в других местах. Слов, которые начали говориться за много поколений до того, как Алиса родилась. Ничего нового. Людей все так же делили на чистых и нечистых. Людей так же ужимали до строчки в списках, до пары пометок, которые должны решить их дальнейшую судьбу и отменить все, что еще можно было бы сказать об этих людях. Говорят, история повторяется дважды: один раз как трагедия, второй – как фарс. Но эта история повторялась раз за разом только в первом варианте.
– Как вы с девочками будете дальше? У вас есть план?
Эсма покачала головой.
– У нас есть еда, свет, вода. Есть книги. Есть возможность молиться. Есть возможность делать выбор. Пока есть, будем делать. Когда не останется, положимся на волю Всевышнего. А у вас?
Алиса невесело улыбнулась. Подумала, что их план не сильно отличался. Они несли один на всех рюкзак, покуда была возможность, и шли, покуда могли шагать. Когда шагать было некуда, Марко шептал молитвы и пока что статистика была в пользу того, что они, вполне вероятно, были услышаны. Неважно, кем именно.
– У нас разве что Всевышний другой. Вон тот парень за связь с ним отвечает.
– Я это заметила.
– Эсма, как попасть на тот берег? Может, вы знаете проход? Под землей? Над землей?
Эсма помолчала и неторопливо отпила из своей чашки. Покрутила стаканчик в руках.
– Над землей не получится. Все сектора изолированы друг от друга. Ближайшая к нам граница – это берег Савы. На ней стоят заставы и вас не пропустят. В другом месте тоже: на всех мостах с первого дня стоят блокпосты. Я слышала, что поначалу они пропускали своих по необходимости, а теперь не пропускают никого ни туда, ни оттуда. И слышала, что на Калемегдане разбили полевую базу и ведут наблюдение за другим берегом.
– Что там? На том берегу?
– Вы допили? Хотите, я прочитаю гущу?
Алиса всмотрелась в спокойное лицо Эсмы. Она выглядела так же, когда проверяла заряженное оружие перед тем, как отправить свою дочь в вооруженный патруль. Алиса представила, как эта женщина с таким же спокойным лицом безответно звонила коллегам пропавшего супруга, отдавала свое золото соседскому мальчишке и упаковывала вместе с консервами конфеты и кокетливые фонари. Алиса задумалась, правда ли в этой семье только муж умел общаться с оружием, потому что любил охоту. А Эсма тем временем приняла опустевший стаканчик из ее рук и опрокинула вверх дном прямо на бумажную салфетку. Покрутила в воздухе, дожидаясь, пока стечет гуща.
– Что на той стороне, Эсма?
Женщина перевернула стаканчик обратно, аккуратно свернула испачканную салфетку в плотный комок и положила рядом. Прищурилась, вглядываясь в узоры на стенке.
– Вам не надо на ту сторону, – сказала она, и Алиса не поняла, это ответ на вопрос или то, что женщина читает в кофейных разводах.
– Надо.
– Там бойня. Нет ни власти, ни правил. С первого дня у них не получилось взять Новый Белград так, как взяли центр. Бои затянулись. Я слышала, солдаты стали бунтовать. Вы знаете пристань? Ту, где рестораны и клубы?
– Бетон Халу? Знаю.
– Да, Бетон Халу. Рядом с ней есть лестница, которая ведет вверх от набережной. Там тоже рестораны, кафаны и бары. Сейчас все, разумеется, закрыто, но, говорят, один работает. Это хороший ресторан с видовой террасой. Мы с Салахом праздновали там прошлую годовщину. Сейчас он открыт для тех, кто у новой власти. Разыскали поваров, официантов, вернули их к работе. Это как раз рядом с полевым лагерем. Говорят, с террасы видно, как люди стреляют друг в друга на той стороне.
– Кто говорит? Тоже ваш мальчик рассказал?
– Да. Его старший брат состоит в личной охране главного в этом секторе и везде ходит при нем.
Алиса протянула руку и мягко накрыла пальцы Эсмы на стаканчике своими. Сжала. Эсма посмотрела на нее и улыбнулась одними глазами.
– Эсма. Нам очень нужно на ту сторону. Подземный ход, через который мы хотели идти, затоплен. У нас нет карты, чтобы найти другой путь. То есть, карта при нас, но по ней мы, возможно, будем блуждать сутками и так и не найдем выхода. Вы говорите, что мосты перекрыты. Но может быть, вы знаете что-нибудь еще, что могло бы нам помочь.
Эсма потянула на себя стаканчик, и Алиса отпустила. Мазнула взглядом по внутренним стенкам. В узорах ей почудилась башня, чайка и пенная волна.
– Ходят слухи, что есть не то паром, не то корабль. Он ходит по ночам. Фонари сейчас нигде не горят, но ночам облачно и темно. Паром – или корабль, – подбирает людей с обоих берегов и увозит на остров. Знаете остров, к которому летом строят понтонный мост? Там есть викендицы и можно поселиться. Но это только
