Орда - Дмитрий Барчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я трепещущими руками открыл хранилище ее вещей и стал с замиранием сердца перебирать ее гардероб. Я бережно раскладывал на полу ее одежду, предварительно обнюхивая каждую вещииу: платья, юбки, блузы, корсеты и даже самые интимные, самые сокровенные предметы ее туалета. И дурел от счастья.
Так я и заснул в комнате Мари в окружении ее очаровательных вещиц.
Проснулся поздно, когда солнце стояло уже высоко. В животе у меня неприятно посасывало и урчало. И тут я только вспомнил, что со вчерашнего дня у меня во рту не было и маковой росинки.
Я нащупал в кармане своего кафтана кошель с полтинниками, которые Азиза мне исправно выплачивала за уроки, и решил прошвырнуться по городу, чтобы купить себе какой-нибудь еды.
Ноги сами понесли меня в лавку Коломыльцева. Но, вспомнив вчерашнее оскопление друга и его отца, я передумал идти к ним и направился к ближнему шинку. Там я заказал себе наваристых щей и пельменей со сметаной, а еще чарку водки.
Плотно пообедав, я вышел на улицу. Светило теплое майское солнце. И жизнь мне уже не казалась такой безрадостной, как вчера. Я брел наугад, подставляя лицо под ласковые солнечные лучи, и невольно жмурился. И не заметил выехавшего из проулка всадника.
– Куда же вы направляетесь, господин Гринев? – спросил меня конник.
Я опешил от столь неожиданного обращения к своей особе. По фамилии, да еще господином меня здесь никто не называл.
Обернувшись на голос, я не смог сдержать крик восторга:
– Зурин! Какими судьбами?
Я бросился к нему. Слезы сами покатились из моих глаз. Я был готов расцеловать даже запылившиеся от дальней дороги сапожищи моего спасителя.
– Хватит разводить антимонию… – великодушно молвил Зурин. – Лучше на бильярде еще разок сыграем. Чай симбирский урок не забыл, Петр Андреевич? А сейчас показывай, где обитает семейство здешнего воеводы. Черкасского с выводком мы перехватили по дороге. Но Асташевых не дождались.
Я обрадовался, что с Зуриным смогу расплатиться без ущерба для собственного кармана, а напротив – с явной выгодой.
– Ни бильярда, ни Асташевых вы, ротмистр, в этом городе не найдете, – с важным видом произнес я. – Но и воеводу, и самого ордынского царя я могу помочь словить.
Струги мы нагнали в Нарыме. Я предвидел, что это произойдет именно здесь, ибо Елена родом была отсюда. Не заглянуть к родителям перед бегством на чужой континент набожная кержачка просто не могла.
Ротмистр оставил свой эскадрон в Томске, а на шумиловский парусник снарядил команду из архангельских карабинеров, посетовав на отсутствие гардемаринов. Поморов сметливый ротмистр выбрал не случайно. Ведь погоня за царем могла зайти и в полярные широты, где архангелогородцы оказались бы гораздо полезнее гусар.
Мы сделали одну ошибку: подплыли к Нарыму днем. С берега нас сразу заметили, и в селе начался настоящий тарарам.
Бабы бросили на мостках недостиранное белье и с диким криком «Антихристовы слуги плывут!» ринулись врассыпную, будоража народ.
Когда мы пришвартовались к пристани, на улицах села уже не было ни души. Лишь со стороны церкви слышались песнопения и молитвы. Карабинеры выстроились в цепь и двинулись вперед, заглядывая в каждую избу. Но везде было пусто.
Зурин выдал мне заряженный пистоль. И, как потом выяснилось, не зря.
Сопротивление нас ожидало на главной сельской площади, перед самой церковью. Из‑за перевернутых подвод раздались редкие выстрелы. Двое из карабинеров упали наземь. Но наш дружный залп разнес подводы в клочья, и больше из‑за них не стреляли.
Солдаты окружили церковь. Но ее железные двери были заперты изнутри.
Оттуда доносились причитания местного попа о страшном суде, о конце света и об очищении огнем. Я заглянул в щелку и увидел, что народу внутри набито битком. Мужики, бабы, старики, малые дети – все были там. Многие из них держали в руках горящие факелы и иконы. Все молились и крестились двумя перстами. Мне показалось, что я увидел сосредоточенные лица Елены и Бортэ. Но в этот миг из-под двери повалил едкий черный дым, и мне пришлось прекратить свое наблюдение.
Сомнений не было. В церкви начался пожар. Испуганно закричали и заплакали дети. Но их крики о помощи тонули в жутком гуле прощальной молитвы.
– Ломайте двери! – приказал солдатам ротмистр.
Однако кованый чугун не поддавался ружейным прикладам. Огонь тем временем разгорался в церкви не на шутку.
– Взрывайте дверь к чертям собачим, – истошно завопил Зурин.
Хотя солдаты действовали исправно и быстро, все равно огонь их опережал.
Когда взрыв сорвал двери с петель, мы увидели жуткую картину: весь пол в церкви был устелен горящей человеческой плотью, по нему с дикими воплями метались отдельные пылающие тела и только у задней стены заметно было какое-то шевеленье людей, еще не тронутых огнем.
Я бросился туда, в надежде спасти кого-нибудь. Но мне наперерез выбежал живой факел и уже вскинул вверх руки, чтобы заключить меня в свои пылающие объятия, но я вовремя выстрелил ему в голову. Он упал прямо у моих ног. Задыхаясь, я добрался до стены и увидел, как тлеющая Елена протягивает мне на вытянутых руках потерявшего сознание Димку. Я схватил мальчишку и едва успел выскочить с ним из церкви, как пылающая крыша с треском обвалилась, похоронив под собой всех ревнителей старой веры.
Мальчонка дышал, но в себя не приходил. Я понес его дальше, к пристани. Зурин и карабинеры молча последовали за мной.
Мы вышли к Оби, и я увидел на струге два силуэта. Это были Иван и его мать.
Карабинеры сразу взяли их на мушку, но ротмистр скомандовал отбой. Он подошел к сыну воеводы и пожал ему руку, как старому знакомому. Азиза кинулась ко мне, но вовсе не от счастья, что увидела меня. Она выхватила у меня из рук Димку, положила на доски и стала давить ему на грудь. А потом набрала в себя побольше воздуха и вдохнула его в рот мальчишке. Пацаненок стал розоветь и вскоре открыл глаза. Азиза расплылась в счастливой улыбке.
– Вот, насилу удержал, – сказал Иван, указывая на мать. – Тоже рвалась в церковь, ко всем. Хотя и мусульманка.
Мать презрительно посмотрела на сына и стала еще бережней ворковать над его младшим братом.
– Нам надо торопиться, – продолжил царский писарь. – Царь и воевода нас ждать не будут. Если мы не доберемся до Иртыша к их появлению, они просто проплывут мимо. Солдатам лучше пересесть в наши струги. Отец знает эти лодки, и ничего не заподозрит. Мама, пожалуйста, зайди в лодку.
Азиза не пошевелилась и только ответила, не поворачивая лица:
– Мальчика нельзя брать с собой. Он не выдержит дороги. Здесь рядом живет остяцкая семья. Они рыбаки. Давайте оставим его у них.
– Хорошо. Только быстро, – согласился Зурин. – Время не ждет.
Воеводина жена подняла сына своего мужа на руки и пошла с ним по направлению к рыбацкой избушке. Вскоре она вернулась, но ее лицо теперь было спокойным и умиротворенным. Словно она выполнила свой долг.
Ярко-красный шатер на песчаной косе, где Обь сливается с Иртышом, сразу мне бросился в глаза. Приглядевшись, я увидел и два чернеющих струга, причаленных к отмели.
– Слава Богу! Они успели, – обрадовался я.
На лице у царя впервые после нашего отплытия из Тобольска тоже проскользнуло подобие улыбки. А царица вообще вся засветилась. Она была дружна с моими женами. А с Еленой они были даже двоюродными сестрами. Ей не терпелось поскорей встретиться с кумушками да языком почесать. Уж больно много новостей предстояло обсудить.
Меня насторожило отсутствие людей на берегу, но, когда из шатра вышел Иван и приветливо помахал нам рукой, от сердца отлегло. Появление моего сына произвело приятное впечатление не только на меня. Лицо Мари, стоявшей рядом на корме, зарделось, и она, ничуть не скрывая своего восторга, радостно замахала Ивану.
Я первым сошел на берег. Мы обнялись с сыном, и я спросил его:
– А где все остальные?
Сын показался мне каким-то скованным, но он, глядя мне прямо в глаза своими чистыми, черными, как у его матери, глазами, запросто ответил:
– Они пошли в лес за ягодами и грибами. Мы уже два дня вас до?кидаемся. Все извелись от безделья.
Не успел он договорить, как к нам подбежала вся сияющая Мари. Я обернулся, услышав шелест ее длинного платья по песку. Нетерпеливая царица уже стояла на берегу и принимала на руки наследника, которого двое казаков спускали ей с ладьи.
Вдруг из шатра раздался пронзительный женский крик:
– Василий, назад! Здесь засада!
Я узнал голос Азизы. Поворачиваясь к Ивану, я быстрым движением руки выдернул из‑за пояса кинжал. И увидел обращенное на меня дуло кремневого пистоля в руке у собственного сына.