Мечты, присыпанные пеплом - Наталья Вячеславовна Андреева

Они сразу заметили, что в городе неспокойно. Обсуждали падишаха и его молодую жену.

– Повелитель совершил никях? – удивился Саид-ага. – Каких только чудес на свете не бывает! Жаль, мы с тобой не увидели эту свадьбу, – с сожалением сказал он своему помощнику.

– Вертихвостка Телли совсем вскружила голову нашему и без того слабоумному султану, – презрительно сказал хозяин кофейни, ставя перед ними дымящиеся чашки и холодную воду.

– Тихо ты! Как смеешь обсуждать самого падишаха! – одернул его Саид-ага.

– Давно же вы не были в столице. Все только и делают, что посылают проклятья нашему султану и его беспутной Телли. Он выгнал из дворца свою мать, чтобы угодить вертихвостке. А своих сестер сделал ее служанками. А гаремом теперь вон она заправляет, – презрительно кивнул турок на богато одетую молодую женщину, которая, важничая, вышла из ювелирной лавки явно с покупками.

– Кто это? – переглянулись моряки.

– Главная калфа гарема Топкапы и его казначейша. Госпожа опять послала ее к ювелиру, все никак не насытится. Хорошо, если бедняге заплатили. Даром все забирают, на что эта проклятая Телли положит глаз.

– Постой… – Саид-ага вгляделся в лицо хатум, которое та и не скрывала. Так вели себя только женщины из самого низшего сословия, да неверные. – Да это же…

– Точно! – помощник поднялся и крикнул: – Эй, как там тебя! Калфа!

Женщина недовольно обернулась. Но, похоже, узнала их, потому что направилась прямиком в кофейню. Хозяин заведения поспешно смахнул со стола крошки и залебезил:

– Прошу, хатум. Что для вас?

– Кофе принеси да сладости.

Мужчины, неторопливо потягивающие кофе за другими столами осуждающе покачали головами: видано ли, чтобы женщина так вольно себя вела! А этой все нипочем! Но Анна невозмутимо взяла чашку кофе и тут же за него заплатила. Хозяин расцвел: главная калфа султанского гарема была несказанно щедра.

– Запамятовал, как тебя зовут, девушка, – напряженно посмотрел на нее Саид-ага. – Ты ведь была самой потасканной и никчемной рабыней из тех, кого я вез из Батуми в подарок нашему султану от паши Абашидзе. Не узнать тебя сейчас. Прямо госпожа! А что стало с той, другой? Которая строила из себя принцессу? Нана, кажется. Где она?

– Она теперь законная жена нашего султана, и имя у нее другое – Хюмашах, – поджала губы Анна. – А ваши дела, как я вижу, совсем не идут? – она с усмешкой посмотрела на потрепанную одежду обоих мужчин и их исхудавшие лица.

– Ссудила бы ты деньгами по старой памяти, – униженно попросил Саид-ага. – Выходит, мы тебя доставили прямиком к твоему счастью. А твое имя теперь как, хатум? Как называть тебя велишь?

– Анна я. Мне другое имя ни к чему, не наложница я и не рабыня больше. Делаю, что хочу, хожу, куда хочу. А что корабль твой, эфенди, цел еще?

– Ты только скажи – доставим, куда пожелаешь, – подмигнул Саид-ага. – Были бы деньги у хатум.

– На-ка тебе, – Анна зыркнула по сторонам и полезла в тугой кошель. В подставленные руки удивленного Саида-аги посыпалось золото. – Я буду платить и тебе, и твоим матросам.

– А что ты хочешь взамен? – все больше удивлялся капитан галеона.

– Делай, что скажу. Придет от меня человек – слушай его. Пока отвезешь на Родос товар: ткани, утварь кое-какую, одежду богатую, ковры. Ничему не удивляйся, вопросов не задавай. Все продашь, четверть денег возьмешь себе. Жить будешь во дворце Паргалы, пока в море не выйдешь. Знаешь, где это?

– Как не знать? Да кто же меня туда пустит?

– Дворец этот теперь моей госпожи. Все равно что мой. Я там главная, и все меня слушают. Делают, что скажу. Будешь мне служить. Есть человек один, Исмаил-эфенди. Его тоже будешь слушать, как меня. Золота будет, сколько скажешь. Мне тебя Бог послал. Давно ищу человека, у которого есть свой корабль. Твое судно – мой товар. Понятно я сказала? – Анна без особого удовольствия допила кофе. И что только турки в нем находят? Повсюду эти кофейни, мужчины сидят в них часами, обсуждая новости из дворца и с войны на Крите.

– Откуда столько добра, хатум? – удивился Саид-ага.

– Сказала же – не спрашивай! – прикрикнула Анна. – Знай дело свое делай. Грузи на борт да вези подальше от Стамбула. Главное, чтобы не в убыток. Кому служишь, не говори. Торговец, мол. А что женщина я, так тебе что за дело? Нынче сам султан у женщины под башмаком.

– Вот времена наступили, – переглянулись мужчины.

Но выбирать им не приходилось. Столица захудала, денег не было даже у янычар, война с венецианцами оказалась скорее разорительной, чем богатой на добычу. А в султанском дворце, похоже, хаос. Падишах не ведает, что у него воруют. А коли он дурак, отчего не поживиться?

…Беременная Хюмашах отчаянно капризничала. Ее настроение менялось чуть ли не каждую минуту. То она просила каких-то особенных блюд, много сладкого и чтобы ее постоянно развлекали. То желала наряжаться и новых драгоценностей, говоря, что старые ей надоели. То шла без приглашения к султану и требовала ее впустить. Беспрестанно звала к себе Анну и тут же ее выгоняла, называя никчемной.

Особенное наслаждение доставляло Хюмашах мучить трех султанш, которых Ибрагим отдал ей в услужение. Хюмашах придумывала для несчастных все новые и новые унижения. Айше помогала ей одеваться, Фатьма расчесывала волосы. А Ханзаде велено было подавать жене султана розовую воду для омовения рук после трапезы.

Ибрагим лишь смеялся, когда сестры приходили к нему жаловаться. Сегодня утром пришла Ханзаде и в дверях упала на колени:

– В моих жилах течет благородная кровь отца твоего, великого султана Ахмеда! – со слезами сказала она. – А я омываю руки какой-то девчонке! Как рабыня, не как сестра султана и дочь султана! За что ты наказал меня и сестер, Ибрагим?

– Вы проявили неуважение, уехав со свадьбы. Вы не прислали богатых подарков и не поздравили мою законную жену. Вы не шли впереди нее в Топкапы из дворца Паргалы. Теперь прислуживайте ей, как подлые рабыни! Я сломлю вашу гордость! Если захочу, то завтра ты вымоешь полы в покоях Хюмашах! И будешь стирать ее белье! Потому что я султан! А она – моя жена!

– Ты безумен, – с удивлением сказала Ханзаде. – Ведь знатные турки тебе этого не простят. Кто будет управлять твоим государством, Ибрагим? Конюхи и прачки, которых ты сделаешь визирями и калфами? Хотя все гораздо хуже. Говорят, что эта Анна, которая ходит по дворцу, задрав нос, была девкой в батумском борделе. Ты сделал из своего дворца бордель. Но я честная женщина и султанша. Мне и сестрам здесь