Потерянный ребенок - Эмили Гунис

когда наконец послышался вой сирен, и она, как в тумане, бросилась к главному входу и увидела, как по подъездной дороге к особняку несутся три машины: две полицейских и скорая.

Из машин вышло больше десятка людей, которые, минуя Гарриет, бросились к дому. В считаные секунды полицейские выломали дверь на кухню, прижали Джейкоба к полу и воткнули ему в ягодицу огромную иглу. Накинув ему на плечи коричневый плед, его повели мимо нее, и Гарриет с ужасом поняла, что он почти без сознания. Когда она протянула к нему руки, он впервые за долгое время не отшатнулся от нее и со слезами на глазах попросил у нее прощения за то, что совершил.

Все это время Гарриет знала, что Джейкоб никогда не оправится от своего недуга, однако она убедила себя в том, что в последнее время его жизнь стала гораздо спокойнее – вот уже больше года он жил вдали от войны, вдали от города, и, казалось, находил умиротворение в работе по хозяйству. Помимо того эпизода в сарае, Джейкоб никогда и ни к кому не проявлял своей жестокости. Эпизод в кухне стал для Гарриет полнейшей неожиданностью.

Высокий мужчина в твидовом пиджаке и с впавшими щеками вышел из машины скорой помощи и протянул ей свою руку.

– Меня зовут Филипп Пул. Я один из соцработников в психиатрической лечебнице Гринуэйс, и я буду следить за тем, чтобы за вашим мужем хорошо присмотрели. В нашей лечебнице есть отделение для пациентов, страдающих от военного невроза, и поскольку ваш муж находится в довольно тяжелом состоянии, мы хотели бы госпитализировать его и понаблюдать за его состоянием в течение нескольких дней.

Гарриет беспомощно взглянула на мужчину, который был заметно выше нее и отбрасывал на нее тень исполинских размеров.

– Что вы с ним будете делать? Он никогда бы не навредил Бетти. Это война во всем виновата, не он.

– Пока мы не будем предпринимать никаких действий. Подозреваю, что он уже долгое время плохо спит, поэтому мы назначим ему лекарство, которое поможет справиться с его бессонницей. Затем мы подумаем о других методах лечения.

– Пожалуйста, не применяйте к нему шоковой терапии, – взмолилась она, приблизившись к врачу и понизив голос, чтобы их не услышали другие. – Ему просто нужно отдохнуть. Я не хочу, чтобы вы к ней прибегали. – Несмотря на то что Гарриет пыталась держать себя в руках, при мысли о том, что они могли сделать с ее мужем, по ее щекам потекли слезы испуга.

– Скорее всего, будет применена модифицированная инсулинотерапия. Мы позвоним вам, когда у нас будет более полное представление о том, с чем мы столкнулись. Мы ничего не станем предпринимать без вашего письменного согласия. Прошу, не беспокойтесь. Сейчас ему лучше побыть у нас.

Лежа теперь на постели, на влажных от слез простынях, Гарриет заметила свой дневник, торчащий из-под матраса. В ее мыслях промелькнул образ Сесилии, стоявшей у окна и следившей за тем, как Джейкоба уводят в смирительной рубашке. В глазах Сесилии Гарриет не видела беспокойства за Джейкоба – нет, это был взгляд женщины, охваченной невообразимым ужасом. Пытаясь выяснить, что именно послужило причиной нервного срыва ее мужа, Гарриет не могла не задуматься о том, что давно не видела Сесилию и Джейкоба вместе. Казалось, их дружба закончилась так же быстро, как началась, и произошло это примерно в тот момент, когда окончательно подорванные нервы Сесилии дали о себе знать. Гарриет, внезапно охваченная тревогой, стала перелистывать страницы, мысленно составляя картину прошедших месяцев. В поисках объяснения для этого внезапного ухудшения его состояния она начала читать.

Май 1946 года

Дорогой дневник,

Я делала все, что было в моих силах, чтобы скрыть это, но, к сожалению, ни для кого больше не секрет, что миссис Бартон стало совсем нехорошо. Ее беспокойство из-за всевозможных дел, связанных с домом, стало настолько сильным, что она больше не может принимать никаких решений. Она доводит себя до исступления из-за самых незначительных вещей, и доходит до того, что она не спит две ночи подряд, переживая из-за разговора с одной из служанок. Несмотря на свое терпение, мистер Бартон проводит все больше времени в Лондоне, развлекая своих деловых партнеров и гостей. Обыкновенно он принимал их в особняке Норткот, но сейчас это стало невозможно в связи с ухудшимся состоянием его жены. Его симпатия к жене заметно охладела за последние несколько недель.

Миссис Бартон с тоской говорит о том, как хорошо было бы вырваться из гнетущей атмосферы особняка и вернуться в то время, когда она, еще будучи ребенком, проводила лето в домике у моря, который назывался «Сивью»; то были длинные жаркие дни, коротаемые за купанием и пикниками в пещере с матерью.

Она говорит об этом так часто, что у меня самой сложилось впечатление, будто бы я знаю этот старенький дом из камня, расположенный в каких-то шестидесяти футах от бухты Уиттеринг. За домом видна ферма, и вокруг нет ничего, кроме полей ячменя и океана. От берега к домику ведет вымощенная булыжником дорожка. На окнах, выкрашенных в белый цвет, колышутся на ветру кружевные занавески. В гостиной большой и уютный камин, а со второго этажа можно выйти на балкон, откуда открывается великолепный вид на море.

Когда мистер Бартон уезжает надолго, моя хозяйка то впадает в апатию, когда она отказывается вставать с постели, не умывается и совсем перестает следить за собой, то страдает от приступов бреда, когда у нее появляется навязчивая идея устроить грандиозную маскарадную вечеринку со всеми деловыми партнерами мужа, чтобы вернуть себе его расположение. В это время она почти не спит, готовит приглашения, списки, меню и костюмы, которые никогда никому не понадобятся, и полностью изматывает и меня, и всю остальную прислугу, и саму себя. На прошлой неделе она была в таком сильном волнении, что пришлось вызвать врача, который прописал ей очень сильное успокоительное. Оно помогает ей заснуть, но только на час или два, и потом она просыпается и кричит, что ее мать тонет и что ей срочно нужно найти ее. Поскольку у меня так и не получилось убедить Джейкоба вернуться в нашу спальню, я теперь сплю на раскладной кровати в комнате моей хозяйки, чтобы я могла успокоить ее, если она проснется посреди ночи. Мистер Бартон так часто отсутствует, что эта перемена его совсем не смутила.

Вместо того чтобы помочь ей, сестры Бартон только радуются тому, как она страдает. Я часто слышу, как они довольно громко