Конец ордена - Вадим Сухачевский

Но как, как выманить его? На сей счет ничего путного в голову так и не приходило.

Только сейчас он вспомнил про раздавленный баллончик, который подобрал по выходе из чертогов короля и императора. Это был второй след, который при всей своей осторожности оставил Колобуил, кроме того, оставленного под деревом у дома Пчелки.

Этот след, как и тот, вряд ли мог что-то дать, но на всякий случай Виктор Арнольдович все-таки решил со всей тщательностью обследовать баллончик.

В комнате "Синей Бороды" Серебряков принялся осматривать его в свете мощной лампы. Как он и предполагал, баллончик был без всякой маркировки, скорее всего самодельной работы. Однако ему показалось, что какие-то пятнышки там все-таки есть.

Посмотрел сквозь сильную лупу… Да, точно – несколько отпечатков пальцев. Скорее всего – его собственные, серебряковские.

Все приспособления для дактилоскопического анализа у него имелись. Через несколько минут он уже разглядывал снятые отпечатки под микроскопом.

Свои отпечатки пальцев он знал на память, и два, как он сразу понял, совершенно точно принадлежали ему. А вот еще два, которые поменьше…

И вдруг что-то смутное шевельнулось в душе. Не нравились, ох как не нравились ему эти отпечатки!..

Срочно нужен был еще один предмет. Виктор Арнольдович не вышел, а скорее выбежал, и вернулся с тем, что ему требовалось.

Кое-как сняв и эти отпечатки с помощью специальной пленки – руки плохо слушались, сердце дрожало от внезапной страшной догадки – он положил их рядом с теми под микроскопом и прильнул глазами к обоим окулярам…

Господи, отпечатки полностью совпадали!

Объяснения всего остального приходили столь стремительно, что он не успевал соединять в уме звенья все длинной цепи, выкованной специально для него, цепи, с помощью которой его дергали, как безмозглую игрушку.

Да, все звенья той цепи были идеально пригнаны одно к одному!

Теперь он мог действовать, ибо знал наконец все. Но пока его хватало только на то, чтобы, сидя в кресле, повторять вслух: "Господи, Господи!…"

"ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА…"

Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?

Когда он наконец вошел в спальню, Наташа еще спала, но сон уже был явно на излете – ресницы у нее чуть подрагивали. После того, как Виктор Арнольдович присел рядом с ней на кровать, она открыла глаза.

— Это ты?.. — произнесла она. — Боже, я столько времени спала!

— И ничего не помнишь? — спросил Серебряков.

— Почти ничего… Помню, как ты меня нес на руках, а до этого… Нет, ничего…

— А помнишь, еще раньше я говорил тебе про комнату "Синей Бороды"?

Она улыбнулась:

— Та, с железной дверью?

— Та, — кивнул Серебряков. — И помнишь, я говорил, что лучше туда не заходить?.. А ты, девочка, зачем-то туда заходила. Отыскала запасные ключи в тайнике под креслом в гостиной – и вошла. Зачем?

— Ты догадался… — сказала она. — Я думала, ты там, как в сказке о Синей Бороде, прячешь убитых жен. Но ведь там ничего такого не прятал. И ключики я, кажется, не роняла, и пятнышка крови на них не оставила…

— Ты оставила на них другое – отпечатки пальцев, — сухо сказал Серебряков. — Удивительная оплошность.

— И за любопытство ты меня убьешь, как Синяя Борода?

Оставив ее вопрос без ответа, Виктор Арнольдович спросил:

— В сейф ты тоже заглядывала из чистого любопытства?

— Но я туда…

— Не строй такие глаза, как отличница, которую поймали со шпаргалкой, — жестко сказал Серебряков. — На сейфе твоих отпечатков нет, а вот здесь есть. — С этими словами он показал ей таблицу логарифмов. — Но я бы все равно вряд ли обо всем догадался, — продолжал он, — если бы твоих пальцев не было еще и вот на этой штуковине. — Он достал из кармана раздавленный баллончик. — Надеюсь, догадываешься, где я мог это найти.

Они встретились взглядами, и Виктор Арнольдович поразился происшедшей в ней перемене. На него смотрели уже глаза не смущенной девушки, а сожалеющего о своей досадной оплошности противника.

— Да, не думала, что ты это заметишь в темноте, — сказала она. — Я уже сама засыпала, еле успела его подальше отшвырнуть. Протереть платком – и то не было времени.

— А Головчухина зачем убила? — спросил Серебряков.

— Он выследил меня по фотографии. Тогда я ему позвонила, сказала, что мне удалось бежать, и назначила встречу у тебя в квартире. Налила ему коньяка. С устройством твоих клювиков на бутылках разобраться, как понимаешь, было несложно. Ну а дальше знаешь сам.

— А Пчелку?

— Я снимала комнату на пару с одной из ее "бабочек". Той, оказывается, тоже показали мою фотокарточку, и она уже успела этой самой Пчелке сообщить. Так что просто не было другого выхода.

— Ну а Вьюна?

— Когда к Пчелке в дом влезла, то через дырку в стене услышала, как она Вьюну звонит. Так что он тоже обо мне знал, а это, как ты сам понимаешь, не способствует продолжительности жизни.

— Что ж, — сказал Серебряков, — кое-что мне понятно. Не все, конечно, — об этом еще, надеюсь, поговорим – но кое-какие действия…

— Какие же?

— Уже выходя от Коловратова, ты откуда-то знала, кто я такой.

— Ну, — усмехнулась она, — заочно знала я о тебе намного, намного раньше. И живьем увидела тебя чуть раньше – еще у метро "Белорусская". Сразу разгадала твою цепочку, перчатки поспешила надеть, прежде, чем тот, с золотыми зубами, не успел ко мне со своими розами сунуться… Ты думал, что прикончишь Коловратова моими руками, а оказалось, что наоборот: я – твоими.

— Потом при выходе ты ловко сломала каблук, — продолжил за нее Виктор Арнольдович. — У меня дома поняла, для чего я предлагаю тебе "Чинзано"…

— И когда ты на миг отвлекся, клювик успела в нужную сторону повернуть, — подхватила она. — Потом оставалось только прикинуться спящей…

— А "сквозь сон" увидеть, как я прячу в тайник ключи от комнаты "Синей Бороды". И дальше придумать сказку про какое-то привидение, на поиски которого я потом потратил целый день.

— Да, ты иногда оказывался доверчивее, чем, зная о тебе, я предполагала.

— И глупее, — согласился Серебряков. — Но откуда ты узнала, как я восприму "Шествие троллей"?

— Боюсь, тут несколькими словами не отделаться, — сказала она. — А это что, единственное, в чем ты не можешь разобраться?

— Разумеется, нет. Хотелось бы знать – зачем вообще это все. Но не думаю, что ты ответишь.

— А если все-таки?..

— Все-таки – что? — не понял Серебряков.

— Если все-таки отвечу? — спросила Наташа.

Виктор Арнольдович посмотрел на нее с некоторым недоверием.

— Да, да, если отвечу? — подтвердила она. — Но учти, история очень долгая, придется запастись терпением.

Серебряков сказал:

— По-моему, я терпел уже достаточно долго.

— Тогда слушай, — сказала Наташа. — Только начать придется со сказочки: "Жила-была…" Правда же, не такое страшное начало, как в твоей сказке о Синей Бороде. Просто жила-была девочка…

И жила она была в такой далекой степи, что сказки с хорошим концом дотуда как-то не добирались. Все, что она слышала, видела, ощущала – это матерщина, голод, грязь. И полная, полная безнадежность!

О том, что существует какой-то еще мир, эта девочка знала только со слов своей матери. Потому что мать была политссыльной из Москвы…

— Мать звали Ритой? — догадался Серебряков.

— Да, мать звали Ритой, — кивнула Наташа. — Но не волнуйся, ты не мой отец. Потому что мать девочки в ссылке вышла замуж за нелюбимого человека – просто чтоб не умереть с голода. И отцом девочки был колхозный тракторист, мужик в общем неплохой, когда трезв, только вот беда – трезвым его по вечерам редко когда доводилось видеть. А когда бывал пьян – то есть по сути каждый вечер – тогда жену свою, мать этой девочки, смертным боем бил. И иногда, лежа, избитая, мать рассказывала девочке одну и ту же свою сказку – об огромном городе с широкими улицами, театрами, высокими домами. Ах как девочке хотелось когда-нибудь живьем очутиться в этой сказке!..

Еще мать рассказывала, что в этом сказочном городе она когда-то любила одного человека. Его звали Виктор. А он ее предал…

Знал бы ты только, как девочка ненавидела этого самого Виктора!..

А у матери ненависти к нему не было. Она говорила, что у этого Виктора было несчастное, беспризорное детство, пока его не усыновил один врач. Но потом его приемного отца убили какие-то твари. Страшно убили. Под граммофонную музыку прибили гвоздями к стене. У этого сказочного города, оказывается, были и свои страшные сказки.

Кстати, в доме был патефон, но пластинку с этой музыкой, "Шествием троллей", мать просила не ставить никогда – боялась…