Комонс (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Отстрелявшиеся старшеклассники выслушивают Жорины замечания и по одному просачиваются за дверь. Вот и хорошо, мы с альтер эго только того и ждали…

– Георгий Палыч, разрешите вопрос?

– А? – военрук оторвался от классного журнала. – Чего тебе, спрашивай…

– Можно я друга приведу, Серёжку Астахова? От тоже хочет поучиться стрелять.

Жора глянул на меня поверх очков. Вообще-то он их не носит – разве что, как сейчас, когда надо читать в полутёмном тире.

– Это, что ли тот, с которым ты на концерте рубился?

Киваю.

– Вообще-то у меня в плане стоит организация стрелковой секции для седьмых-восьмых классов – говорит он задумчиво. – Хорошо, приводи, лиха беда начало. Ты как там, закончил с оружием?

Жора торопится – ему надо в больницу, на плановый осмотр. Да, старые раны – это не фигура речи.

– Так точно, тащ майор!

– Ладно, я винтовки тогда отнесу, а ты приберись тут, подмети, мишени собери… – он кивает на мусорную корзину с бумажками, издырявленными пулями. – А ключ потом оставишь в учительской, на моей полке. Знаешь, где?

Конечно, знаю. Тир – не оружейка, ключ от него вполне можно доверить ученику. Тем более, с некоторых пор я хожу у него в доверенных помощниках.

Уже заканчивая наводить порядок, я вдруг поймал себя на мысли. Тир, стрелковая секция – я это всё затеял по необходимости, или же неосознанно подгоняю свои поступки под книжный сюжет? Там мальчишки, вычислившие Пришельцев, тоже ходили в подвальный тир к тренеру, бывшему военному…

Н-да, задачка. Надо бы обдумать на досуге. Интересно, что ещё способно подкинуть сознание комонса?..

1979 г, 23 февраля.

Москва, ул. Фестивальная, школа № 159.

Опять день сюрпризов.

У нас в школе концерт, посвящённый Дню Советской армии. Когда я заявил классной, что намерен принять участие, она посмотрела на меня с нескрываемым подозрением – и успокоилась только, узнав, что на сцене я буду один, с гитарой и в школьной форме. Но всё равно, сомнений, как мне показалось, не оставила…

Программы выступлений по классам надо сдавать в школьный комитет комсомола, который и курирует это мероприятие. Что именно я собираюсь петь, они уточнять они не стали, удовлетворились вполне политкорректным названием. Зря, между прочим, узнали бы много нового.

И не только они.

– Пап, завтра у нас концерт в школе, по случаю двадцать третьего. Придёшь? Суббота же, на работу не идёшь…

– Ну, не знаю. А надо?

– Родителей разрешили пригласить. А я там буду петь.

– Ты? Петь? – отец заинтригован. – И что именно, не секрет?

– Пока секрет. Есть одна песня, про лётчиков интернационалистов.

– Это про Испанию, что ли?

– Почти. Ты приходи, сам и услышишь.

Моё выступление – сразу после трио девчонок из девятого «Б». «Песня из «Белорусского вокзала» – что ж, вполне душевно вышло. Софья Игнатьевна, наша историчка, воевавшая на Севере, в морской пехоте, украдкой смахивает слезу.

Моя очередь. Выхожу, сажусь на стул, пристраиваю поудобнее гитару (пришлось выпрашивать у Ритули, своей нет), кладу рядом белый, полусферический, с тёмным светофильтром, пилотский шлем. Его я одолжил для выступления у Жоры – он стоит у него в кабинете, на почётном месте, на шкафу. Дал, хотя и удивился. Сказал, что не хочу портить сюрприз, сам всё поймёт.

Да-да, Георгий Палыч. Эта песня – для вас. Да, есть и директор-танкист, и Софья – но для них найдётся, кому и спеть и прочитать стихи. А для вас – нет. Не знают мои одноклассники о вашей войне, не принято у нас о ней… Так что, это будет только справедливо.

Отец здесь – стоит возле окна, прислонившись к стене. Поймал мой взгляд, помахал рукой. Спасибо, папочка…

«Он смотрит на синее небо, На крестик со снежным хвостом. Где жизнь – то ли быль, то ли небыль, Дорогой вела непростой. Где солнце светило не часто, Где часто брало на разрыв. Где было конкретное счастье – Колес от бетонки отрыв…»

Ага, уловил, понял – выпрямился, вытянулся в струнку на стуле, весь обратившись в слух. Ищу глазами отца – у него глаза на лоб лезут от удивления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

То ли ещё будет…

«Затяжкой откроется память, Как буквы на старом холсте. И «Су» засверкает над нами С арабским орлом на хвосте. Песка раскаленного ветер Опалит пустынным огнем, И прямо сквозь сорокалетье

Он вверх по стремянке шагнет…»

Теперь – припев. Жора смотрит мимо меня, только уголок рта подёргивается…

«Не волнуйтесь товарищи, это летчик мечтающий, Мастер неунывающий огневого удара. Его жизнь лучезарная – Бирюлево-товарное, Где квартира шикарная, и «Москвич», но не старый…»

Может, стоило пропустить, не расчёсывать мужику лишний раз нервы? Но – из песни слов не выкинешь.

«И будет он словом нерусским Всё ручку стараться дожать, И сквозь пелену перегрузки Появится хвост "Миража", И в линиях стекол прицела Чужой задымит силуэт. Но бой вдруг потребует цену За этот счастливый билет…»

Отец серьёзен, как никогда. Жорин кулак сжался так, что побелели костяшки. В глазах – расчерченное инверсионными следами и дымными трассами «Сайдвиндеров» небо Синая.

«И вздрогнет подстреленной птицей Пробитый осколками «Су», И небо с землей закружится, Совьётся в цветную косу. И в тряске кабины разбитой Погаснет последний экран, И ласково девушка Рита Ему объяснит, что пора…»

Да, товарищ майор, я знаю, что такое «речевой информатор РИ-65Б». Как и вы, и мой отец. Всего трое во всём актовом зале.

«Что было, то было, ребята Что сетовать зря на судьбу? Пусть ею немного помятый, Зато обогрет и обут. И как-то стреляет в коленке, А с виду мужик ничего, Поскольку хирурги в "Бурденке" Зашили на совесть его. …и синее, звонкое небо, Где вечно летит самолет… Купить два кефира и хлеба И дочка на ужин зовет…»

А председатель школьного комитета комсомола уже насторожилась, приняла охотничью стойку. Не понимаешь? Тебе и не надо. А попробуешь потом вякнуть – я на тебя Жору натравлю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вечер в кругу семьи. Отец в восторге: «Где взял такую песню? Только не говори, что сам сочинил, всё равно не поверю…»

А я и не собираюсь.

– Пел один парень, студент. На сборах. Может, его?