…Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам

— Получив счет на сорок тысяч крон, они отказались платить, — говорит он.

Меня разбирает любопытство — и к тому же тревога по поводу конкуренции со стороны норвежских коллег, но вскоре я узнаю, что готовится серия документальных фильмов о составлении психологического портрета убийцы. Один из самых выдающихся мировых экспертов, бывший сотрудник ФБР Грегг МакКрери, составил психологический портрет того или тех, кто убил Терезу Йоханнесен, Трине Йенсен и Грю Сторвик.

Греггу МакКрери не предоставили протоколы допросов или иную информацию о Томасе Квике — лишь криминально-технические протоколы, допросы родственников и тому подобные материалы. Разумеется, ему не сообщили и то, что за все три убийства осужден один и тот же человек.

Я бесстыдно решаю попользоваться результатами своих норвежских коллег и договариваюсь об интервью с Греггом МакКрери в штате Виргиния, США.

В конце сентября он принимает меня в своей грандиозной усадьбе в охраняемом коттеджном поселке за высоким каменным забором с многочисленными охранниками. Для МакКрери совершенно очевидно, что три норвежских убийства, за которые осужден Томас Квик, совершили три разных человека. Ни один из его психологических портретов злоумышленника не имеет ничего общего с Томасом Квиком, кроме того, два из трех предполагают, что преступник хорошо знает местность.

Когда я рассказываю МакКрери о моих собственных изысканиях, он говорит:

— Единственное, что мы знаем точно, — он лжец. Ранее он сознался в убийствах, теперь он берет назад свои признания. Теперь остается установить, какая версия правдива. Возможно, он совершил некоторые из этих убийств — или виновен во всех. Однако по поводу тех трех, о которых мне более всего известно, я уверен, что он их не совершал. И по поводу остальных у меня очень сильные сомнения.

Он продолжает:

— Меня много раз приглашали для проверки допросов, когда подозревали ложные признания. Первое, что я делаю, — быстро пролистываю протокол допроса, чтобы определить, кто больше говорит. Должен наблюдаться значительный перевес в пользу подозреваемого, иначе существует риск, что следователь сообщает подозреваемому информацию.

Грегг МакКрери рассказывает об одном деле, над которым он работал, где выяснилось, что имело место ложное признание, хотя подозреваемый сообщил сведения, которыми могли располагать лишь полиция или преступник. Следователи, проводившие допросы, были совершенно уверены, что не раскрывали подобных сведений, однако после тщательной проверки протоколов допросов они убедились, что именно это и случилось. Это может происходить намеками или за счет постановки вопроса.

Следователь на допросе должен задавать открытые вопросы: «Что же произошло? Расскажи!» Если же он вместо этого задает закрытые вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», допрос проводится неправильно.

Квинтэссенция знаний МакКрери отозвалась во мне эхом раннего предупреждения, сделанного скептически относящимся к делу Квика полицейским Яном Ульссоном: «Подумай вот о чем: случалось ли ему хоть раз сообщить какие-либо сведения, ранее неизвестные полиции? Мне кажется, ты должен обратить на это внимание».

Исчезновение Чарльза Зельмановица

Чарльз Зельмановиц лежал на полу, в то время как младший брат Фредерик пытался помочь ему натянуть на его стройное тело суперузкие джинсы «Вранглер».

Фреде старался изо всех сил, тянул с двух сторон за пояс, Чарльз втягивал живот — и в конце концов ему удалось загнать латунную пуговицу в петлю. Стянутый и неповоротливый, он поднялся на ноги и потрогал ладонью джинсовую ткань, сидевшую на бедрах, как змеиная кожа. Книзу джинсы расширялись, полностью закрывая стопы.

Фредерику Зельмановицу было всего двенадцать лет, но он помнит вечер 12 ноября 1976 года — перед тем, как произошло непостижимое. Я встречаюсь с ним в его ресторане в Питео и обнаруживаю, что младший брат Чарльза сильно подрос — пышная шапка волос поредела и поседела, сменилась короткой стрижкой. Он отец семейства, скоро ему исполнится сорок пять. Он рассказывает об исчезновении Чарльза, которое навсегда оставило рану в его сердце:

— Я лишился лучшего друга.

Чарльз был тем, к кому Фредерик всегда обращался, когда в семье случались ссоры, когда возникали какие-либо проблемы. Последний вечер с Чарльзом прошел совершенно обычно. Фредерик помнит, что чуть раньше в тот день он швырнул в брата собачью миску с водой. После этого он помог ему натянуть новые джинсы, и инцидент с собачьей миской был забыт.

Чарльз и Фредерик скрепили свою дружбу кровью, приложив друг к другу большие пальцы, перед тем как покинуть дом, где они выросли, в Испании и вместе с семьей переехать в Питео, на север, где царят холод и тьма. На переезде из Фуенхиролы настояла мама Инга, уверенная, что в Швеции мальчики получат лучшее образование. Ее испанский муж Александер был хирургом, однако принял предложение устроиться врачом на лесопилке в Мунксунде.

Инга Зельмановиц всегда разговаривала с сыновьями по-шведски, так что у Чарльза не возникало проблем с языком, когда он начал учиться в Питхольмской школе. Лишь иногда он неправильно употреблял некоторые слова. Остальные ученики вскоре приняли его, и он стал одним из самых популярных в классе, чему, возможно, способствовали также его блестящие темно-русые волосы до плеч, красивые карие глаза и улыбка, обнажавшая безукоризненный ряд белых зубов.

Несмотря на все свои достоинства, для некоторых он по-прежнему оставался иностранцем, изгоем. Такова была ситуация в Питео в 1976 году.

В тот вечер Чарльзу напомнили, что его место в компании сверстников не является само собой разумеющимся. Его одноклассница Анна осталась на выходные одна, так что на огромной вилле ее родителей полным ходом шло гуляние. Все были там, однако никто не подумал о том, чтобы пригласить Чарльза.

Последний оценивающий взгляд в зеркало на джинсы, затем — надеть кожаную куртку, сшитую на заказ в Испании. В кармане горела бутылка «Бакарди», о которой не знал даже его родной брат, но о которой известно потомкам благодаря усилиям полиции, тщательно составившей схему последнего в его жизни вечера.

Набравшись смелости, Чарльз подошел к телефону. Анна сняла трубку, и Чарльз услышал, что вечеринка уже началась, хотя часы показывали только половину седьмого. Само собой, он может прийти, никаких проблем.

Вскоре Чарльз позвонил в дверь. Другие парни принесли с собой пиво, вино и водку, которыми угощали девочек. Чарльз достал свою бутылку «Бакарди» и уселся на пуфик.

К половине девятого почти все перепились, кто-то вызвал такси, в результате чего вечеринка внезапно и хаотично завершилась. Чарльз и другие, кто не поместился в такси, прошли пешком три километра до Питхольмской школы, где как раз начинались танцы.

Войдя в школьную столовую, Чарльз сразу же увидел Марию. А она увидела его. Они потанцевали, немного обнимаясь и целуясь, прежде чем выйти на улицу. Прихватив с собой ром, они отправились в укромное местечко. На улице было шесть градусов тепла. Едва начавшись, половой акт тут же и закончился. Мария явно была расстроена, когда они вернулись в школу.

Но Чарльз вскоре снова вышел на улицу. Там столпились все семнадцати-восемнадцатилетние местные ребята, которых не пустили на школьные танцы. Ром почти кончился, и Чарльз был пьян. Где Мария, он понятия не имел.

— Чарльз! — окликнул его Лейф.

Чарльз считал, что Лейф на редкость хороший парень. Ему было девятнадцать, он был приятелем Марии.

— Хочешь глотнуть? — спросил Чарльз, протягивая бутылку с последними каплями.

Лейф покачал головой и произнес:

— Мария все мне рассказала. Ты ее очень огорчил. И она сердится на тебя.

Чарльз допил последний глоток, ничего не ответив. Однако Лейф не сдавался:

— Нельзя же, черт подери, трахнуть девчонку и тут же задвинуть ее! Ты должен быть рядом с ней весь вечер! А уж потом — поступай как знаешь…

Чарльз так и не придумал, что ответить, и стоял молча, с пустой бутылкой в руке. Лейф еще раз повторил ему, как плохо он поступил, и оставил его одного в темноте.

Слух разнесся быстро: «Чарльз трахнул Марию!»

Как-никак она была самой красивой девчонкой в школе. Так считали даже восемнадцатилетние. Вскоре поползли слухи о том, что «Грек» ее изнасиловал.

Ларсу-Уве было восемнадцать, и он оставался трезвым, чтобы выполнять роль водителя. Увидев Марию, он поспешил к ней и предложил прокатиться. Они поехали в центр, но все получилось совсем не так, как ожидал Ларс-Уве: Мария была расстроена и говорила только о Чарльзе.

Чарльз вернулся на танцы в Питхольмской школе. Он искал Марию, пока не остался один в зале, — затем он быстрым шагом направился домой. Пройдя пару километров по улице Ярнвегсгатан, он увидел большую компанию школьников и почти припустил бегом, чтобы догнать их. Но Марии среди них не было.