Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После колледжа Марта получила работу помощника литературного редактора в Chicago Tribune. Она также вышла замуж, «ненадолго и неудачно». В делах сердечных она отнюдь не была наивной девушкой, которой старалась казаться политически. Большинству своих новых знакомых в Берлине она не говорила, что замужем – и еще отнюдь не в разводе. «Думаю, я изрядно обманула наших дипломатов, скрывая, что я уже замужняя женщина, – писала она с явным удовольствием. – Но мне очень нравилось, что ко мне относятся как к восемнадцатилетней девушке, пока я скрываю свою темную тайну».
Недевушка Марта сумела очаровать многих, кто впервые видел её. Увидев её по приезде с родителями в Берлин 12 июля 1933 г., Белла Фромм описала дочь нового посла как «прекрасный пример умной молодой американки». Когда на следующий год в Берлин прибыл Уильям Ширер, новый начальник корреспондентского пункта Universal News Service, которому вскоре предстояло стать известным радиоведущим Си-Би-Эс, он в своем дневнике отметил, что Марта часто проводила вечера в «Die Taverne», ресторане, где почти каждый день собирались американские корреспонденты после подготовки своих репортажей. Ширер описал её как «симпатичную, энергичную, прекрасную спорщицу».
Но Марта вызывала и иные чувства, особенно среди жен сотрудников посольства. В 1935 г. Кэй Смит вновь вернулась в Берлин со своим мужем, военным атташе Трумэном Смитом – первым американским официальным лицом, общавшимся с Гитлером в 1922 г. «У Марты была собственная квартира на верхнем этаже посольства, – писала она в своих неопубликованных мемуарах. – Она была маленького роста, хрупкая, с голубыми глазами, светлокожая и розовощекая, прямо как дрезденский фарфор. Внешность очень обманчива. Марта умела обращаться с мужчинами и не стеснялась ничего. Периодически до меня доходили слухи, что она развлекалась в своей квартире с мужчинами в любое время суток».
Марта явно была склонна к романтике, в политическом и любовном смысле. Что касается политики, то сразу после приезда она решила, что Германию и её новые власти весь мир обвиняет совершенно несправедливо: «Нам понравилось в Германии, я была очарована добротой и простотой её людей… тут было так мирно, романтично, вызывало странную ностальгию, – вспоминала она. – Я чувствовала, что пресса слишком очерняет эту страну, я хотела рассказать о теплоте и дружелюбии местных, о мягких летних ночах с ароматом деревьев и цветов, о мирных улицах». Погуляв по местным ресторанам с разумными ценами, она стала сравнивать этот опыт со своим знанием Франции: «Немцы честнее и искреннее, даже те, что относятся к классу торговцев».
Вскоре после приезда Марта встретила своего соотечественника Квентина Рейнольдса, который также прибыл в Германию недавно. Рейнольдса направила в Берлин в начале 1933 г. Международная служба новостей, чтобы он заменил обычного корреспондента, не поладившего с нацистами. Для него это стало внезапным переходом от репортажей про бейсбол и суперзвезду Тая Кобба к освещению ситуации на важнейшем историческом пространстве своего времени. Как он сам признавал, немецкий у него был «на уровне пивной», а в текущих событиях он «вообще не разбирался». Но он был благодарен коллегам-корреспондентам, которые немножко ввели его в курс дела касательно местной политики. Никербокер посоветовал ему немедленно прочитать «Mein Kampf». «Все американцы, которых я знаю, пренебрегают и не читают эту книгу, – сказал он. – А между тем там есть все. Там его план завоевания Европы».
К моменту знакомства с Мартой Додд Рейнольдс уже дружил с Путци Ганфштенглем, который регулярно заходил в «Die Taverne». «Очень грустно сейчас говорить, но при первом знакомстве он показался мне очень милым человеком, – вспоминал позже Рейнольдс. – Физически он выглядел великолепно: крупные черты лица, темные глаза и грива угольно-черных волос, которые он все время откидывал назад. Он старался расположить к себе, много и интересно говорил – и в отличие от других нацистов, с которыми мне приходилось иметь дело, он изо всех сил старался дружить с американцами. Чтобы по-настоящему не любить Путци, надо было хорошо его знать».
На Марту произвело впечатление, что Рейнольд, который пробыл в стране всего несколько месяцев, уже знал таких «легендарных людей», как Ганфштенгль, и даже мог организовать ей знакомство с ним. На одной вечеринке, устроенной одним английским журналистом – «с роскошествами и избытком алкоголя», как вспоминала Марта, – появился и нацистский пропагандист, полностью оправдавший её ожидания. «Путци явился с опозданием и эффектно: он был высоким и крупным, он словно нависал над собравшимися, – отмечала она. – У него была мягкая и даже заискивающая манера общаться, прекрасный голос, которым он обдуманно и артистично пользовался. То он мягко говорил почти шепотом, то громогласно ревел на всю комнату. На фоне остальных нацистов он был настоящим артистом, неожиданным и интересным, личным шутом и музыкантом Гитлера… Удивительное объединение баварской и американской крови».
Как и другие американцы, Марта часто оказывалась в дальнейшем в компании Ганфштенгля, они вместе танцевали на вечеринках. Марта с радостью приняла его предложение представить её руководителям нацистской партии. Но Рейнольдс к тому времени уже начал относиться к Путци несколько скептически, хотя и тщательно это скрывал. Примерно через месяц после прибытия Рейнольдс столкнулся с Ганфштенглем в баре отеля «Адлон».
– Вы здесь уже месяц и до сих пор ничего не спросили у меня о нашей так называемой еврейской проблеме, да и не написали ничего скандального, чтобы меня пораздражать, – сказал ему Путци. – Квент, в чем дело?
– Дай мне только время, Путци, – ответил Рейнольдс. – Я здесь не настолько долго, чтобы во всем разобраться.
Ко времени знакомства с Мартой Рейнольдс не просто уже знал больше: он очень стремился собрать еще больше информации. В августе он предложил Марте и её брату Биллу взять их «шевроле» и отправиться вместе с ним в южную Германию и Австрию. Марте эта идея очень понравилась. Они поехали на юг, и по дороге Марта стала замечать слово «Jude» на плакатах вдоль дороги: им стало понятно, что это антисемитская пропаганда. Но, как писала Марта, «мы – или по меньшей мере я – не слишком серьезно к этому отнеслись».
На самом деле, Марта так увлеклась марширующими колоннами коричневорубашечников и видимым энтузиазмом прохожих, что сама испытала энтузиазм. Когда немцы видели особый номер на их автомобиле, с маленькими цифрами, они думали, что эти трое американцев – какие-то очень высокопоставленные чиновники, поэтому их приветствовали возгласами: «Хайль Гитлер!». «Их оживление было таким заразным, что я кричала «Хайль» так же бодро, как нацисты», – вспоминала она. Рейнольдс и брат посмеивались над её поведением, но сама она, по её словам, «чувствовала
