Страшная сила - Дия Гарина

– И не сказал мне, – с горечью выдохнул Евсеев.

– И не сказал тебе. Потому что смысла не видел. Я сам лично слышал, как Меранский приказал отменить операцию по захвату. Я долго недоумевал, отчего такая перемена, пока не выплыло, что ты обещал убить его племянника, если пострадает кто-нибудь из членов твоей семьи. А потому мне поручили продумать варианты «легального» получения образцов для успешной работы с вирусом.

– И ты продумал?

– Кое-какие идеи были. Тот факт, что у Хуана украли документы и, стало быть, на Кубу ему скоро не выбраться значительно облегчал задачу. Но по случайному совпадению твой сын наступил на больную мозоль Великого Кеши и… Случилось то, что случилось.

– Ты мог бы и не везти его в лабораторию. – Евсеев повернулся, и взглянул Леониду Всеволодовичу прямо в глаза.

– Не мог. Со мной был водитель и сопровождающий. А я не спецназовец какой-нибудь – шестой десяток размениваю. Или мне нужно было оставить и его примерзать к столбу? Я надеялся, что, получив разбуженную форму вируса, я сумею сохранить ему жизнь. Побег устроить… Вогнать в кому, и как покойника вывезти отсюда… Да мало ли что еще!

– Врешь, сукин сын! Стал бы ты так спокойно об этом говорить в прослушиваемом помещении… Да наш лейтенантик от тебя бы даже сухого места не оставил!

– А кто тебе сказал, что лаборатория прослушивается? – усмехнулся Михеев. – Только просматривается…

Оставив сбитого с толку однокурсника переваривать информацию, Леонид Всеволодович еще раз наведался к шкафчику, и вернулся на насиженное место с очередной мензуркой.

– Твое здоровье, Валера.

– Это правда, что ты все эти годы ненавидел меня?

– Правда.

– Но…

– Это сложно объяснить. Я и сам себе порой удивляюсь. Ненавидел, да. Но и… я бы сказал – «любил», но боюсь, что ты меня в неверной ориентации заподозришь. Это очень странное чувство. Как будто ты старший брат в семье, и тебе достается все: от дорогих игрушек, до родительской любви. А мне перепадают остатки. Но при этом я понимаю, что старший брат действительно чертовски талантлив, что все подарки судьбы заслужены… Что мы с ним одной крови, черт возьми! Так что, при всей моей ненависти, последние тридцать пять лет ты действительно был мне другом.

– А почему в прошедшем времени? – усмехнулся заметно расслабившийся Евсеев.

– Неужели ты действительно веришь нашему лейтенантику? Как только он получит лекарство, я не дам за твою жизнь и разбитой пробирки. По идее, тебе нужно тянуть время.

– Ты предлагаешь мне смотреть, как умирает мой сын.

– Да брось, Валера… Кому ты пудришь мозги! Мы вместе начинали работу над «РК-46», и я прекрасно знаю, что иммунитет к нему устанавливается пожизненный. Как к натуральной оспе. Если организм Хуана с помощью твоего лекарства загнал вирус в «спячку», то теперь он его загонит в спячку и без лекарств. Да, он поболеет, помучается, но выживет. А у меня будет время все хорошенько обдумать и… смыться вместе с вами. Не нравится мне идея воскрешения «РК-46» ни под каким соусом. А то, что вирус попадет в частные руки, не нравится втройне. Я помню твои кубинские рассказы. Радует только, что лекарство все-таки существует. По крайней мере, в твоей голове. А то вообще был бы полный пи-ик, – Леонид Всеволодович громко икнул, скомкав последнее слово. – В общем, решено. Сваливаю вместе с вами.

– Да уж, Леня… – покачал головой Евсеев. – Умеешь ты ошарашить. То «ненавижу, не прощу», то «сваливаю вместе с вами». А не боишься, что лейтенантик нас и на краю света достанет? Свидетели ему не нужны.

– Ты полагаешь, что я не думал об этом? – захмелевший Михеев предпринял робкую попытку подняться, но затекшие в неудобной позе ноги повиновались хозяину крайне неохотно. – Как говаривал Остап Бендер: «мне моя жизнь дорога как память». И с нею я не собираюсь расставаться даже ради тебя – моего ненавистного друга. Но ведь все мы под богом ходим! А лейтенантику уже не двадцать пять… И сердце у него совсем не пламенный мотор, и печенка шалит, и… Пока ты будешь работать над препаратом, глядишь, и еще какая-нибудь неприятность с ним случится.

– Вроде той, что ты устроил его племяннику? – невинным голосом поинтересовался Евсеев, испытывающе глядя на Леонида Всеволодовича.

– Ты всегда был догадлив, Валера. – Разбитые губы Михеева скривились в улыбке так, что вновь проступили алые капли. – Чертовски догадлив. Видишь, я теперь в твоих чистых руках. Стоит тебе только захотеть, и лейтенантик закопает меня глубже этой лаборатории. Причем, живьем. В общем, если ты мне веришь – действуем по моему плану. Если нет…

– То ты меня закопаешь, – понимающе хмыкнул Евсеев, – чтобы не болтал. Прямо сейчас.

– Да Бог с тобой, Валера. Даже если бы я и решил тебе рот заткнуть, то при натыканных тут камерах этот номер не пройдет. За твою драгоценную жизнь Меранский меня закопает на ту же самую глубину.

– Ну, не мне тебя учить, как одним уколом человека на тот свет отправить. Потом соврешь, что колол меня от сердца…

– Не все так просто, дорогой. Меранского обмануть – не литр спирта выпить. Он тут такое дознание проведет… Кстати, ему даже допрос с пристрастием не понадобится. Достаточно будет накачать меня нашим «зомби», и я тут же все ему выложу. В том числе и то, что он нем думаю. – Леонид Всеволодович снова опустился на пол, на этот раз привалившись к стене рядом с Евсеевым. – Ну, а уж после того, как он это услышит…

Михеев замолчал, уставившись в глазок телекамеры, и с сухим смешком продолжил:

– Господи, Валера, если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал, что мы будем на полном серьезе обсуждать, кто кого глубже закопать может, ты бы ему такие физиопроцедуры прописал…

– Да не собираюсь я тебя никуда закапывать, – вяло сообщил другу Евсеев. – Мне даже душить тебя расхотелось. Так, морду набил бы, и все. Ты на меня сегодня столько всего вылил… Хоть сейчас в душ – отмываться.

– За этим дело не станет. Все удобства у тебя будут.

– Бред какой-то.

Вокруг двух сидящих на полу мужчин петлей затягивалось молчание; даже тиканье часов не нарушало ватную тишину. Лишь электронное табло рисовало портрет времени светящимися алыми росчерками. Прямыми и однозначными, как выбор, перед которым каждому когда-нибудь придется встать.

– А ты, правда, Марину любил? – Тишина, поджав хвост, бежала от вопроса Евсеева.

– Почему в прошедшем времени?

– Что, до сих пор?!

– Не боись, не отобью. – Кислая мина проступила на лице Михеева. – Уж если за двадцать лет твоего отсутствия у меня ничего не получилось… И вообще, я – женатый человек. Только не хмыкай так, не хмыкай! За Маринку свою можешь не беспокоиться. Есть у меня отдушина. Но упаси тебя Бог сказать об этом Дине! Не посмотрю, что ты мне друг…

– Ненавистный?

– Ненавистный, – кивнул уже основательно осоловевший Михеев. – Кстати, отличное словосочетание: «ненавистный друг». Так вот, я тебе, ненавистный друг, уже всю свою подноготную выболтал. На три пожизненных хватит. И – на принудительную кастрацию. Ладно, кончаем лирику. Ишь, расселся! Арбайтен давай… Вари свое спасительное зелье. Только припоздай чуть-чуть. Чтобы этой олигархической сволочи помочь уже не могло. Друг ты мне, или не друг? А я к этому времени уже буду готов когти рвать. Чего смотришь на меня? Да, я пьяный, ну и что? Главное до двери дойти, и охрану позвать. Пусть отстегивают тебя, дармоеды. Только я тебя прошу, Валера, веди себя тихо. Смысла нет бучу поднимать. Пока ты не выдал на гора лекарство, с тебя пылинки сдувать будут.

– Наклонись-ка поближе, Леня, – Евсеев окинул взглядом лабораторию в поисках притаившейся телекамеры. – Я тебе кое-что на ушко шепну. Не хочу напрасно рисковать. Даже если здесь только изображение передается.

– Да, Валера, – пробормотал Леонид Всеволодович, как только быстрый шепот стих. – Ты тоже умеешь ошарашивать.

Глава десятая

Когда в дверь нашего нового жилища забарабанили тяжелые кулаки, Павел подхватился с места и, одним движением выдернув из-за пояса пистолет, ссуженный сыну подполковника Челнокова «одним из батиных сослуживцев», на цыпочках подкрался к двери.

Почти сутки мы обрывали телефоны сначала в ординаторской диагностического центра, потом, вопреки уговорам заведующего, – в собственной квартире. Но единственным результатом массированной телефонной атаки стало подтверждение самых мрачных предположений: Валерия Евсеева никто не арестовывал – его просто похитили. И теперь этот настойчивый стук мог означать только одно – за нами тоже пришли. Я мысленно поблагодарила Бога, что мама под конвоем Эли отправилась за продуктами в ближайший супермаркет и, вооружившись единственным кухонным ножом, цыкнула на заколотившееся сердце.

– Кто? – Хрипота в голосе Павла показалась мне излишней. Неужели простуду подцепил после курса оздоровительных обливаний? – Ах, это вы…