Не по чину - Евгений Красницкий

Но Мишка не был так благодушен, как дядюшка.

«Этого еще не хватало! Похоже, правду говорят, что бывших алкоголиков не бывает. Дед с Аристархом его уже один раз из запоя выводили, сколько лет он держался, а теперь опять с катушек полетел? Тяжелый случай и как не вовремя, чтоб оно все! Одно хорошо — водки тут еще нет, и прямых поставок кальвадоса от Журавля в Слуцк, тоже, надо надеяться. Значит, боярин наливается пивом и брагой. Почки бы не посадил.

А ведь он бы нам сейчас очень даже пригодился как раз в ясном уме и трезвой памяти! Дядюшку, как представителя бизнеса, к делу приставили, а опытный политик с богатым дипломатическим опытом и вхожий как раз в те сферы, что для вас, сэр, пока что по техническим причинам закрыты, то, что сейчас надо! Эх, деда бы тут застать…»

Боярин, наконец, выговорился и бессильно рухнул на лавку. Но глядел он теперь на Мишку более-менее осмысленно, хоть брага и давала еще о себе знать резкой сменой настроения: от гнева до безнадежной тоски. И монолог свой продолжил в том же ключе.

— Дурак ты, и дед твой придурок! — хлобыстнул Федор кулаком по столу. — Он же все порушил! Все! И свою, и мою жизнь… Сколько лет я из кожи лез вон — а он… В один миг… Думаешь, я спьяну невесть что несу? — он требовательно глянул на все еще стоящего перед ним навытяжку боярича. — Ну, отвечай!

— Никак нет! — браво, как рапорт по команде, отчеканил Мишка, с трудом удержавшись, чтобы не щелкнуть каблуками.

— Пьян! — неожиданно возразил Федор. — Еще как пьян! Был… Из-за тебя, засранца, почти отпустило… — он пошарил глазами по столу. — Кружка где?! Налей! Сил моих нет.

— Никак нет! — повторил Мишка все так же придурочно-бодро.

— Чего?! — взъярился Федор и еще раз саданул по столу кулачищем. — Налей, сказано!

— Подмогнуть, боярич? — сунулся в горницу Арсений: видать, на всякий случай стоял под дверью.

— Боя-ярич? — заржал вдруг Федор. — Будет вам с Корнеем боярство! Он и себя, и меня, и всех под монастырь подвел, скотина!

— Погоди, — остановил Мишка незваного помощника. — Боярин уже и не пьян. Вели нам принести квасу да еды, что ль, какой. Только брагу забери, — кивнул он на стоящую на столе братину, к которой уже тянулся Федор.

— Куда забери?! — взвыл тот, но Арсений, не слушая, уже волок посудину из горницы. Ни слова, ни вопроса — будто так и надо. Мишка в очередной раз порадовался, как быстро мужик врубается в ситуацию, ведь в других обстоятельствах и возмутиться мог: почему ратником командуешь, как пацаном? А тут даже бровью не повел — просто взял и вышел. Золото, ей-Богу!

— Так что с дедом-то? — Мишка, как ни в чем не бывало, откинув церемонии, подсел за стол к Федору. — Ты мне все говоришь, да никак не скажешь. Может, потом и выпьем, если будет за что.

— Дед? — Боярин скривился. — Воюет твой дед. Со Святополчичами связался, придурок. Так что пей — не пей, все одно теперь пропадать!

И Федор, сбиваясь на пространные нецензурные отступления, рассказал, что после освобождения Пинска, объединившись с сидевшими в осаде Святополчичами и их дружиной, ратнинская сотня, преследуя отступающих ляхов, пошла к Слуцку, где и остановилась на привал. И, как водится, никак не смогли при этом обойтись без банкета. Пир полагался по штату и входил в обязательную программу любой успешной операции, да еще и при наличии князей.

Вот и попировали. Да с размахом, да всей дружиной! И на этом самом пиру дед, то ли в приступе пьяного разгула, то ли расчувствовавшись оттого, что ныне воюет вместе со «Славкиными» братьями и сыном, дал старшему, Изяславу, грамоту на боярство — огласить, как полагается, перед ближниками. Изяслав не стал упираться и огласил — надо думать, с великой радостью.

Кстати, этот князь оказался мужиком толковым, в отличие от братца. Брячик-то поначалу попытался договариваться с находниками, а как не выгорело — и вовсе кинулся с перепугу молиться. Так из церкви и не вылезал, пока старший оборонял город. И среди обывателей уже пошли разговоры, что только княжьи молитвы и помогли — спасли Пинск от неминуемой беды.

Впрочем, и боярина, и Мишку степень влияния Брячиславовых молитв на избавление города от нежданного нападения сейчас не волновало.

— Это ж теперь как объяснять в Турове, кому Корней служит? Ну как решат, что он под чужую руку пошел? Мне же не отмыться!

«Опаньки! Приехали, сэр! Это что же тут дед учудил? И какого рожна он эту грамоту с собой потащил? Как раз для такого случая, что ли? Ну, может и не специально — само получилось, и теперь надо это как-то расхлебывать. Да опять же не вам, сэр, вам на такой уровень пока и не сунуться.

Но дед же в бытность свою в Киеве при Великом Князе покрутился, сам управленец от бога, должен он такие вопросы в любом состоянии сечь! Его же только за это на ноль помножат, вместе со всем Погорыньем!

Изяслав-то с братцем и племянником формально единственные, кроме Мономашичей, претенденты на киевский престол, и хотя ничего им не светит, но без внимания их не оставляют, вон как княгиня дернулась, когда я о родстве помянул, а тут… Мономашичам только намекнуть, что к Святополчичам пришел на помощь побратим их брата и на пиру им прилюдно в верности присягнул. Дед не присягал, само собой, но тут кто как подаст. Не просто присягнул, а привел с собой сотню латной конницы, да сотню конных стрелков, да ладейную рать с ополчением? Ага, тут и придурок Брячик с его «святой молитвой о спасении» в тему пойдет — то есть и божья помощь на стороне претендентов на престол? Красиво получается, однако.

И какой вывод из всей этой красоты может сделать нормальный средневековый управленец уровня Мономашичей? Только один: резать, не дожидаясь перитонита! Святополчичей, может, еще и подумают, а вот нас с дедом — запросто.

Так-так-так… Вот и славно, что вы со своим князем и всей компанией в самый разгар этого эпохального события не угодили, как бригада стриптизеров на девичник к бизнес-леди, а то бы и тут все в елку пошло: и князя плененного двоюродным дедушкам привезли, и княгиню, между прочим, сестру Великого князя — да конкурентам правящей династии в руки? А вы-то еще расстроились, что на банкет опоздали! Не-е-ет, в данном случае тише едем — целей будем. Причем все.

Но теперь понятно, с чего Федор запил. Значит, соображать надо быстро, а главное, заставить соображать боярина. Очухается — подскажем, что ничего еще не пропало! Гипс наденем, клиента вернем и вот тебе, дядька Федор, дело, которое сможешь сделать только ты, и никто более!

С оглашением грамоты, конечно, дед упорол серьезный косяк. Тоже от успехов крышу сорвало, что ли? Совсем как у вас, сэр, будто сговаривались. Но небольшая отмазка у нас все же имеется. Грамота подписана Святополком, когда он состоял в должности Великого князя Киевского, и огласить ее должен его потомок — так сказать, придать ей легитимность и подтвердить реквизиты, что и сделано. Изяслав довел до сведения всех присутствовавших на пиру, что сотник Корней Лисовин признан воеводой и боярином еще аж до Мономаха, то есть — очень давно, и признан не кем-нибудь, а самим тогдашним Великим Князем Киевским.

Теперь главное — успеть добраться в Туров быстрее слухов и доложить первыми и, главное, правильно доложить. Просить Вячеслава Туровского, чтобы тот сказанное подтвердил. Дескать, воевода воюет и отлучиться никак не может по причине сложной обстановки на фронтах — долг для него превыше всего, но, мол, счел необходимым испросить у сюзерена, коему всецело предан, санкцию на то, чтобы теперь это оглашение принять и величаться согласно присвоенному званию и должности. То есть, мы Святополчичам благодарны, тем более, что они нам родичи, но присягали-то мы Мономахову роду и себя без него не мыслим.

Ага, и тут же еще подарочек приложим: вот и сестрицу княжескую спасли, и князя, пропустившего врагов, пленили, а виновен он или нет — судить уже не нам. И пленил ее любимый внучек, по дедову непосредственному распоряжению, тот самый волкодав, что весной из чужих рук награду брать отказался. Молод, но уже воин — и первую добычу, как положено, хозяину притащил и к ногам положил.

И кому еще быть таким воеводским посланником, как не боярину Федору? Вы, сэр, там пока не котируетесь. Разве что перед князем, коли будете допущены, завернуть при случае очередной крендель в духе рыцарской куртуазности: пасть на одно колено, подать меч рукоятью вперед в руки его светлости и изречь нечто невыразимо изящное: хочу, мол, княже, меч из твоих рук принять и служить тебе тем мечом до последнего вздоха. Как князь, не знаю, а сестрица Агафья, коли рядом окажется, непременно умилится.

Но это посмотрим по ситуации, а для того, чтобы появился шанс этак красиво всю историю закруглить, придется боярину Федору расстараться. А пока… А пока пошел-ка он…»