Искусственный свет - Букреев Владимирович

Прячась за широкий ствол, позади дерева стояло какое-то существо. Высокое, тощее, с бледно-серой пергаментной кожей, которая кровоточила в нескольких местах, оно смотрело на стоящих Азазеля и Дерека своими огромными, чёрными как ночь, глазами, из которых, на сверкающую холодным серебряным блеском, траву, падали большие алые капли крови. Немой взгляд его словно хотел что-то выразить. Казалось оно собиралось что-то сказать, но сросшиеся и кровоточащие края губ попросту не позволяли ему это сделать.

Промычав что-то нечленораздельное, существо, отдалённо напоминающее человека, стало осторожно приближаться на четвереньках.

– Разаэль! – предупреждающе произнёс блондин. Взгляд его выражал жалость и сострадание, но упрямо выставленный вперёд подбородок, давал понять, что, если существо продолжит приближаться, он вынужден будет применить силу.

Повернув лицо к Азазэлю, неведомое чудовище, выпучив глаза, одарило его долгим безжизненным взглядом, после чего, развернувшись, оно заторопилось обратно во тьму кровавого леса, оставляя на блестящей металлом траве, алый след.

– Кто это? – тихо спросил Дерек.

– Разаэль. Когда-то он был одним из нас, ангелов. Он был ангелом тайн. Люди поверяли ему все свои самые сокровенные мечты, все свои наихудшие страхи. Всё что они держали в тайне от других было известно одному лишь Разаэлю. Не знаю какова была его вина перед Всевышним, но так или иначе он оказался здесь, в постоянно изменяющемся, мире. Все что ты видишь – это всего лишь твоё воображение, твои тайны, это всё внутри тебя. Попадая в этот мир, в мир Запределья ты попадаешь в сотканный из твоих страхов театр, театр имени Разаэля. Людям больше некому доверить свои тайны. Они сходят с ума. И их разум попадает в ловушку онемевшего, не помнящего того, кем он был раньше Безымянного.

– Он не помнит, что был ангелом? – спросил Дерек.

– Творец, отправляя его сюда, отнял у него все человеческие тайны и все его собственные воспоминания. Забрал даже его имя, оставив несчастного наедине с опустошённой душой, в которую хлынули тысячи и тысячи самых разнообразных человеческих страхов.

– Не самая весёлая жизнь – пробормотал наводчик, глянув в сторону покоящейся на руках блондина, Элли.

– Я бы мог назвать его счастливчиком если бы он не был заперт в этом проклятом мире навечно.

– Счастливчиком? – удивлённо спросил Дерек.

– Он не помнит, что когда-то был ангелом, жил когда-то на небесах и видел райские кущи. Не помнит свою огромную Тайную библиотеку, где можно было найти сокровенные желания и страхи на каждого человека. Не помнит Господнего благословения. Он ничего этого не помнит – печально произнёс Азазель, протягивая Дереку, спящую глубоким сном, Элли.

Принимая на руки разведчицу, наводчик вдруг услышал громкий, донёсшийся с востока, хор воплей.

– Что это? – спросил он, глядя в ту сторону, откуда распространился шум, и прижимая девушку к груди.

– Похоже кто-то разобрался с игрушкой Асмодея, которая шастала в супермаркете – бесстрастно произнёс Азазель.

– Там ещё кто-то кроме инкуба был? – спросил Дерек. Блондин слегка кивнул.

Наводчик, глянув в сторону горизонта, почувствовал вдруг странное, мимолётное желание остаться здесь, в этом мире навсегда. Пусть тот старый мир рушится к чертям. Зато он, Дерек, сможет выжить здесь. Он будет бродить с Элли под руку по бордовому лесу, слушать её болтовню, смеяться вместе с ней и может даже, кто знает, убить её.

– Знаешь почему люди не могут находиться долго в этом мире? – спросил Азазель, глядя куда-то вдаль, за горизонт.

– Почему? – спросил наводчик, вздрогнув. Необычное чувство, словно просыпаешься от бодрствования овладело им, и он устремил взгляд на блондина.

– Потому что они перестают быть людьми – печально улыбнувшись ответил тот.

– Тогда, думаю я уже готов уходить отсюда – сказал Дерек, ощущая как по спине ползут крупные мурашки.

– Вот и отлично – тихо отозвался Азазель, коснувшись плеча наводчика пальцем. В ту же секунду всё вокруг завертелось и закружилось в разноцветных красках, сгущаясь постепенно в одну серую, безобразную массу. Дерек, пытаясь схватить хоть капельку воздуха, почувствовал, что начинает задыхаться. Выгнувшись в диких конвульсиях, он, с разведчицей в руках, с глухим стуком упал на землю. В глазах его померкло, и он чувствовал только бешеную нехватку воздуха.

– Эй, эй, какого хрена с тобой творится? – услышал он голос, схватившего его за плечи Азазеля.

– Ды… дышать – просипел Дерек, чувствуя, что начинает терять сознание.

Блондин тут же надавил на грудь наводчика, и тот, резко вдохнув полные легкие воздуха, зашелся в приступе кашля.

– Запределье – далёкий край, и возвращаясь из него, иные даже забывают, как дышать. Моя вина -совершенно об этом забыл – усмехнувшись произнёс Азазель.

Прокашлявшись, Дерек вытер проступившие на глазах, слёзы и посмотрел на блондина. Тот уже успел подобрать оброненную в борьбе с разведчицей шоколадку, и как ни в чем ни бывало продолжал её поедать.

– Не обязательно было втягивать в это Элли – проговорил наводчик, поднимаясь на ноги.

– Конечно обязательно, иначе бы у тебя ничего не получилось. Мотивация всё же довольно серьезный компонент в этом вопросе – отозвался блондин.

Шумно выдохнув, Дерек сел на траву и уставился перед собой невидящим взором:

– Азазель? – позвал он.

– Говори – ответил с набитым ртом, демон.

– Сколько всего миров, помимо тех двух, что я видел?

– Трёх – поправил его блондин.

– Почему трёх? – равнодушно спросил Дерек.

– Внешняя тьма, сквозь которую ты прорываешься, чтобы попасть в Сопряжённую область, это ведь тоже мир. Ты его просто не видишь. Да в общем-то и не следует тебе видеть того что там происходит. Самое лучшее лекарство против проблем – это просто не искать, эти самые проблемы.

– Сказал, отвергнутый Богом ангел – улыбнувшись через силу, произнёс наводчик.

– Всего, ещё пять. Пять миров, которых ты никогда не видел, и один из них никогда и не увидишь.

– Не хочу спрашивать, почему – сказал Дерек, откидываясь назад и укладываясь прямо на мокрую листву. Слабость окончательно его одолела, и он, дёрнув головой пару раз, отправился в глубокое забытье.

– Очень кстати, потому что я совсем не горю желанием отвечать – сказал Азазель в тихий, дождливый вечер, и отбросив так и недоеденный шоколад, достал из рюкзаков Элли и Дерека спальные мешки, чтобы уложить в них спящую парочку.

Раскалённый тяжелый воздух не давал сосредоточиться и он, оторвав взгляд от книги, осмотрелся. Небольшая комнатка, подоконники которой были уставлены горшками с увядшими цветами, выглядела до невообразимости скучно и убого. Стоящий в углу низенький шкафчик, сколоченный из кусков ДСП, жёсткая деревянная кровать, примостившаяся у стены и, письменный столик с громоздким ноутбуком – вот и всё, что в ней было. С потёртыми стенами, в целом она больше походила на тюремную камеру, чем на место обитания шестнадцатилетнего подростка. Откуда-то из-за стены доносились два голоса – мужской и женский. Его родители как всегда о чём-то спорили. Постоянные споры, казалось, были единственным, что связывало их, в остальном они были совершенно не похожие друг на друга люди. Уже несколько лет Дерек всё больше и больше от них отстранялся. Он отлично помнил тот день, когда они бросили его среди пшеничного поля. А ещё он видел, что с ними что-то не так. Он чувствовал, что они ему чужие люди

Схватив лежащие на столе наушники, он надел их, и пошарив в компьютере по папкам, включил свой любимый музыкальный альбом.

Мягкие, с едва слышимыми скрипами бегающих по струнам, пальцев, аккорды, раздавшиеся в наушниках, настроили его на спокойную, неспешную музыку. Сейчас она ему была нужна как воздух. После проигрыша умиротворяющего, тёплого интро, раздался голос самого певца. Под размеренно наигрывающую на фоне электрогитару, зазвучал приятный баритон:

«Пропавшие мечты и пыльная дорога

Ждут только всех, всех нас впереди

Осталось нам немного, уже совсем немного

До дома мирно ждущего, вселенского дойти

И если ты устал, не плачь и не ломайся

А помоги тому, тому кто послабей

Узнаешь ты тогда

И узнаешь ты тогда

Что делает из нас людей

Что пыль – то сахар

Путь – путешествие

И жизнь без страха

И смерть– бессмертие»

Сквозь сон Дерек уже почти не слышал разыгрываемое после припева, неспешное, тягучее соло. Обмякнув в кресле, он погрузился в дрёму и уже ни на что не реагировал. Уносясь всё дальше в глубокий, чёрный как безлунная ночь, сон, он вдруг услышал где-то вдалеке крики. Знакомые, они доносились словно откуда-то из глубины его сознания, и он, внезапно почувствовав усталость, всё же сумел, пусть и через силу, открыть глаза.