О завтрашнем дне не беспокойтесь - Николай Симонов

— Да вы не стесняйтесь, батюшка, я хоть и журналист, но в ваш ведомственный журнал анонимку писать не буду — сказал Павлов, испытывая неловкость за свое неуместное замечание.

— И на том спасибо — сквозь зубы процедил пассажир духовного звания, явно намереваясь покинуть неудобного мирянина.

— А у меня есть вопрос, и вы не вправе отказать страждущему — остановил его Павлов.

— Хорошо, меня зовут отец Илларион, — представился разоблаченный священник и даже участливо поинтересовался:

— Какой у вас вопрос?

— Скажите, отец Илларион, как православная церковь относится к НЛО? — спросил Павлов, поражаясь собственной смелости.

— НЛО?! — поперхнувшись, переспросил священник. Потом, окинув случайного попутчика пристальным взглядом, и, очевидно, поняв, что заданный вопрос имеет для того отнюдь не праздное значение, высказался следующим образом:

— У православной церкви по поводу этого загадочного явления нет официального мнения. Однако старцы-иеромонахи, которые молятся за нас, грешных, в монастырях, убеждены, что это — бесовское наваждение. «Хотел бы я считать, что это — всего лишь наваждение», — подумал Павлов, а затем возьми, да и расскажи отцу Иллариону про странный случай, который произошел с ним сегодня на рассвете неподалеку от Патриарших прудов. Для наглядности он даже продемонстрировал красное пятно размером с пятикопеечную монету, отпечатавшееся на кожном покрове диафрагмы — мышечной перегородки между полостью груди и брюшной полостью. Увидев зримое доказательство его слов, священник спросил у Павлова его имя, благословил, наложив крестное знамение на наклоненную голову, и пообещал молиться за его телесное и душевное здоровье. Павлов поблагодарил батюшку, и они вышли из тамбура. «Пора заканчивать с вредными привычками, тогда и про НЛО не будут спрашивать», — наверное, подумал отец Илларион. «Может, все обойдется», — мысленно утешал себя Павлов. В это время доцент Новосибирского государственного университета Аркадий Моисеевич Фишман разливал в пластмассовые стаканчики изготовленную им по собственному рецепту настойку. Чтобы вместе с Мелиссой, Наденькой и новым знакомым, оказавшимся родственником уважаемой им Т.И. Добронравовой, выпить за здоровье и приезд поезда в город Новосибирск в точном соответствии с расписанием. Кроме упомянутой настойки, Павлова ожидала и обильная закуска: курица «гриль», пирожки с мясом и расстегаи с семгой, соленые белые грибы, отварные говяжьи языки и даже остродефицитная «Брауншвейгская» сырокопченая колбаса (которую, кстати, придумали вовсе не в Германии, как думают многие, а в Москве в 1934 году). И это была, только, небольшая часть съестных припасов, приготовленных в дорогу Наденькой и любившей вкусно поесть Мелиссой.

— Просим к столу. И, пожалуйста, не стесняйтесь — с гостеприимной улыбкой на лице произнесла Мелисса и пододвинулась к окну, освобождая Павлову место рядом с собой.

— И попробуйте нашей фирменной сибирской настойки! — с довольным видом сказал Фишман, передавая Павлову пластмассовый стаканчик с жидкостью янтарного цвета.

— И пирожки, и расстегайчики. Сама пекла — проявила заботу Наденька, подавая Павлову вилку и нож, завернутые в бумажную салфетку.

— Спасибо! Один момент, — спохватился Павлов, и открыл свой представительский портфель-дипломат. — У вас настойка на чем?

— На золотом корне. И спирт, между прочим, как слеза! Очищен до последней молекулы в химической лаборатории — похвастался Фишман.

— Прекрасно, — сказал, потирая руки, Павлов, — давайте попробуем заодно и французской настойки на дубах, — и, как ловкий фокусник, «материализовал» на столе бутыль Hennessey.

— Ой! Неужели настоящий французский коньяк?! — восторженно воскликнула Мелисса.

— VS. Высшее качество— подтвердил Фишман, взглянув на этикетку, и после разлития спиртного провозгласил первый тост, процитировав Светличную из «Бриллиантовой руки»:

— За наше случайное знакомство! Затем последовал традиционный тост: «За тех, кто в пути!» После этого Фишман предложил, чтобы каждый из присутствующих рассказал какой-нибудь анекдот, связанный с дорогой или путешествиями. Начал первым, подражая интонации одесситов:

«Иностранец проделал большое турне по России. В конце путешествия корреспондент берет у него интервью: — А вот Вы побывали на Байкале. Как Вам понравилось? — О-о-о! Байкал! Непревзойденная красота! Прекрасно! Великолепно! — А как Вам понравились Кижи? — О-о-о!! Кижи!! Шедевр деревянного зодчества! Такого больше нигде не увидишь! Восхитительно!

— Вы посетили Ленинград. Ну и как Вам? — О-о-о!!! Петербург!!! Зимний дворец! Гранитные набережные Невы! Адмиралтейство! Изумительно! — Ну, а каково Ваше общее впечатление от страны? — Отвратительное'».

«Диссидент он и в поезде диссидент», — подумал Павлов, но все равно не удержался и рассмеялся. Анекдот Наденьки был короткий, но очень смешной, если его слышишь впервые:

«Две старушки едут в поезде. Разговорились.

— Вы куда едете?

— В Уфу.

— А я из Уфы».

Когда очередь дошла до Павлова, то, к своему стыду, из свежих анекдотов на предложенную тему он вспомнил только один, при-чем, совершенно неприличный, и решил рискнуть.

«Едет девушка одна в купе поезда. Ложится спать, вдруг в купе входит грузин и начинает раздеваться. Девушка приоткрыла одну ножку из-под одеяла и говорит:

— Какой вы волосатый?! У меня, даже, мурашки по коже… Грузин ничего не отвечая ложиться спать. Утром девушка его спрашивает:

— А я вчера думала, что вы приставать начнете?! — Девюшка! Пятнадцат раз сифилис, восемнадцат раз гонорея. Мне еще ваших мурашек по коже не хватало».

Однако его опасения оказались напрасными. Все хохотали, и громче всех — черноокая Мелисса, которая, отсмеявшись, заявила, что постарается соединить анекдот Наденьки о склеротичных старушках с анекдотом Павлова о недогадливом грузине. Всем стало интересно.

«В вагон поезда Москва-Сухуми врываются бандиты в масках. Их главарь объявляет:

— Сэйчас будэм грабыт и насыловат!

Посмотрели бандиты, а в вагоне одни старухи — из дома престарелых.

— Будэм только грабыт!

Вдруг одна старушонка возмущенно говорит:

— Нетушки, нетушки, как договаривались!».

Попутчики посмеялись и сразу выпили по третьей: за то, чтобы желания женщин никогда не расходились с возможностями мужчин. Фишман и Павлов употребляли ядрёную настойку на золотом корне, а барышни — французский коньяк. Потом они заявили, что им «надо бы сходить в одно место». Таким образом, мужчины остались в купе одни.