Андерманир штук - Евгений Клюев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот эта-то вот пустая пачка из-под сигарет марки «Князь Серебряный», непонятно кем принесенная в окрестный ландшафт, и заставила Петю Миронова остановиться. Обернуться. Поднять «Князя Серебряного» с земли. Фабрика «Ява», Москва. Совсем они, что ли, там… на фабрике-ява-москва в уме повредились – сигареты с такими названиями выпускать? Петя Миронов вообще-то и сам курил, года три уже как, но «Князя Серебряного» никогда в табачных киосках не видел. А тут – вот, пожалуйста… Что-то было такое с дурацкой пустой пачкой этой… в жизни его совсем неуместное.
Петя Миронов огляделся вокруг и понял, что опять забрел куда-то. Такое с ним часто бывало, и в глубине души он даже немножко гордился этим, охотно вспоминая мамины рассказы о Михаиле Чехове: как тот опаздывал на репетиции, заглядевшись по пути на играющих детей или случайно заблудившись на незнакомых улицах. Откуда маме было об этом известно – это он всегда забывал спросить.
«Так-с… и где же мы теперь?» – попытался сориентироваться Петя Миронов и принялся искать табличку с названием улицы… нет, кажется, переулка.
Но увидел табачный киоск, а в нем – сигареты «Князь Серебряный».
– Это новые ведь совсем, правда? – спросил он через обычное для табачного киоска крохотное окошечко у невидимой киоскерши, подав двадцать пять копеек и попросив пачку «Князя Серебряного».
– Что значит «новые»? – ответила та мужским голосом.
– Ну… раньше, вроде, не выпускались такие сигареты, – от всего сразу растерялся Петя Миронов.
– Всегда выпускались, – сказал голос и добавил: – Еще что-нибудь?
– Да нет, спасибо…
Окошечко захлопнулось со словами: «Дует очень сильно».
Петя Миронов смотрел на выставленные за стеклом киоска пачки. Ну, понятно, «Опал», «ТУ-134», «Стюардесса», «Ява-явская», этот вот… «Князь Серебряный». А к ним – смотри-ка: «Бородинская панорама», таких я тоже не встречал, даже «Marlboro» (странно… в свободной продаже, дорогие, наверное), «ВДНХ»… и их не помню. Что-то случилось с табачной промышленностью за последнюю ночь: он насчитал пять новых сортов сигарет, о которых еще вчера и понятия не имел.
Со странным чувством нездешности Петя Миронов побрел от киоска, снова погрузившись в состояние камешка, отшлифованного водой, и внутри себя ведя вот уже два часа как начатый разговор с Антонио Феери. Улица, по которой шел Петя, была ему незнакома: это здесь-то, в районе, который он, Петя Миронов, уже наизусть знал! На одном из домов прочитал под старым фонарем идущую небольшим полукругом надпись: «6-й Неглинный пер.»… ну, понятно, запутался в Неглинных переулках, их тут, кажется, пруд пруди. Дойдя до конца переулка, свернул куда сердце велело – налево – и оказался на Голофтеевской улице. Это какая ж такая – Голофтеевская? Ох, большой город Москва, никогда в нем не освоишься!
На Голофтеевской улице был огромный универмаг с надписью «Голофтеевский пассаж». Петя Миронов решил зайти внутрь погреться. На первом этаже Голофтеевского пассажа обнаружилось маленькое пустое кафе. Все равно на репетицию он уже опоздал… а тут так замечательно пахло кофе!
– Кофе, пожалуйста, – сказал он миловидной девушке, с явным интересом читавшей книгу.
– Пожалуйста… какой? – спросила девушка, оторвавшись от чтения.
– Ну… обычный, – растерялся он и, подумав, что мог бы заказать и двойной, исправился: – Нет, двойной.
– Двойной какой?
На этот вопрос Петя Миронов приличествующего ответа не знал и поинтересовался:
– А какие у Вас… двойные – бывают?
– Да разные бывают, – рассмеялась девушка. – Есть экстра, есть люкс, есть кофе-крем, есть с карамелью, есть меланж… вот же, здесь написано. – И она с улыбкой кивнула на табличку, около которой Петя Миронов стоял.
– Кофе-крем, двойной, – сказал он, дурак дураком.
Случилось что-то за ночь и с кофейной промышленностью…
Положив книгу на стойку, девушка отошла к высокому серебристому цилиндру, а Петя Миронов посмотрел на обложку. На обложке было написано «Плановое хозяйство СССР». Подивившись прочитанному, он минуты две подождал кофе, рассчитался и, потоптавшись в нерешительности, уселся за один из десятка пустых столиков, поближе к стойке. Девушка вернулась к чтению.
Кофе-крем, в высоком прозрачном стакане, оказался с большим количеством сливок и очень сладким. Петя глядел по сторонам: куда хватает взгляда – ни единого покупателя. Похоже, что он один во всем универмаге…
– Извините, у Вас тут всегда так пусто? – спросил он девушку, обводя глазами казавшееся окаменелым пространство.
– Почему всегда… – никак не ответила на его вопрос девушка, и, допив кофе, он поднялся идти.
– К цирку мне куда лучше? – на всякий случай спросил он.
– К какому? – опять захотела уточнений девушка… да что ж это такое-то сегодня! – Если к Цветному бульвару, то сейчас прямо, через торговый зал и там – через восточный выход. А если к цирку на Петровке…
– Нет, мне к Цветному, спасибо, – машинально ответил Петя Миронов и отправился прямо, через торговый зал, запоздало размышляя о том, что ж это у нас сейчас за цирк-то такой на Петровке, где никакого цирка Петя отродясь не видал…
В пустом торговом зале, по обеим сторонам которого были расположены разные отделы, шаги Пети Миронова шелестели довольно внятно. Ему даже казалось, что шаги эти были слышны продавщицам, с интересом поглядывавшим на него из-за прилавков. Не зная зачем, он зашел в один из отделов, оказавшийся отделом писчебумажных принадлежностей. Толстая тетенька-продавщица подошла к нему от дальнего конца прилавка и остановилась.
– Мне… тетрадей школьных… в клетку… пять, – с трудом нашелся он.
– С конями или с челюскинцами?
– Все равно, – сдался Петя Миронов и вынул 10 копеек.
– Я дам Вам с конями, – сделала за него выбор толстая тетенька-продавщица, оприходовала 10 копеек в кассе и протянула ему тетради.
– Спасибо, – сказал он и, отойдя в сторонку, вгляделся в коней, скакавших по обложкам – ровно там, где, по его представлению, полагалось смирно сидеть Ленину, Пушкину или Лермонтову. Обложки были странного – оранжевого – цвета. Кони же при ближайшем рассмотрении оказались квадригой с фронтона Большого театра. Видимо, Петя Миронов, печальный клоун, сильно отстал в своих представлениях об атрибутах современной советской школы.
О том, какой из выходов восточный, думать, слава Богу, не пришлось: на той стороне торгового зала выход был единственным. «На Неглинный бульвар» – прочитал Петя, облегченно вздохнул и заторопился наружу, с улыбкой взглянув на указывающую в противоположную сторону стрелку, возле которой некий шутник явно стер две первые буквы надписи, в результате чего стрелка обещала выход на Глинную улицу.
Путь к Цветному Петя Миронов прошагал автоматически, продолжая прерванный было разговор с Антонио Феери, а возле самого цирка ждал его еще один сюрприз – из тех, на которые то утро оказалось таким богатым: исчезла афиша с кроликом. Уже на служебном входе выяснилось, что никто не знал, куда и как она исчезла, и что «Фокусы, изжившие себя» повторяться не будут.
– Почему? – спросил Петя Миронов у кого пришлось, и кто пришлось ответил, закатив глаза к потолку:
– Там запретили.
– Так я и думал. Сволочи, – неосторожно сказал Петя Миронов, и собеседника как ветром сдуло.
С того самого утра все и пошло странно в жизни Пети Миронова, да только рассказать об этих странностях было как-то некому… – вот разве только Антонио Феери, косвенным образом имевшему отношение к утру, с которого все началось. И на котором все закончилось. Потому что когда два-три дня спустя Петя по пути с репетиции решил зайти в Голофтеевский пассаж и нарочно отправился домой по Неглинной, никакого входа в пассаж он нигде не обнаружил. Не нашлось в ее окрестностях ни Неглинного бульвара, ни Голофтеевской улицы, ни даже 6-го Неглинного переулка… ничего. И сигарет «Князь Серебряный» – равно как и «Бородинская панорама» или «ВДНХ» – не нашлось тоже: ни там, ни в каком-либо другом табачном киоске, продавцы которых смотрели на Петю Миронова как на сумасшедшего и отказывались сознаваться в том, что все эти марки находятся у них под прилавком. К сожалению, пачки от «Князя Серебряного» у Пети Миронова не осталось. Странно, кстати, куда она могла деться: он точно помнил, что пачку пустую не выбрасывал. Хоть и не берег: думал, что «Князь Серебряный» теперь везде есть! В общем, прижать продавцов табачных киосков к стенке ему было нечем.
Оранжевые тетради с квадригой тоже не произвели ни на кого особого впечатления: за кулисами, вынув одну из них из сумки, когда рядом было особенно много народа, Петя, в общем-то, привлек было к ней внимание, но известная врушка Лика Антонова тут же сказала, что видела такие и что якобы тетради эти производятся «на экспорт».
Тут-то Петя Миронов и начал сомневаться в собственной вменяемости. Могло ли все, что приходило ему на память из того утра, быть каким-нибудь сном наяву, бредом, наваждением – или все-таки соответствующие события действительно имели место?