Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Тут Симэнь извлек что-то из рукава и передал Цзиньлянь.

– Это ее свекор из императорского дворца привез. Мы зажигаем свет, смотрим и дело делаем.

Цзиньлянь развернула и стала рассматривать.

Вот романс, поясняющий, что это такое:

Работы мастеров придворных:чехол атласный, пестроцветный;Вот стержень из слоновой кости,парчовый шнур, весьма приметный;Отменной белизны бумага,по ней искусное тисненье,Зеленая кайма вдоль свиткаи золотое обрамленье.Две дюжины игривых сценок…и в каждой молодая параНашла пленительную позув пылу любовного угара.Волшебницу Горы шаманов[247]красой затмили чаровницы;Мужчины все подстать Сун Юю…[248]Как тут страстям не распалиться!

Цзиньлянь просмотрела свиток с начала до конца и, не желая с ним расстаться, передала Чуньмэй:

– Спрячь ко мне в сундук, – наказала она. – Будем вести игру по этим картинкам.

– Подержи их пока у себя, а потом вернем хозяйке, – сказал Симэнь. – Она ими очень дорожит. Я принес только тебе показать.

– Зачем же чужие вещи ко мне приносить? Я у нее ничего не просила, но если мне принесли, я возвращать не намерена.

– Ты не просила, но я взял показать тебе, – объяснял Симэнь. – И хватит шутить, притворщица.

Симэнь хотел вырвать у нее свиток.

– Попробуй отними. Сейчас в клочья разорву. Тогда никому не достанется.

– Ну что с тобой поделаешь! Посмотри как следует, а потом ей вернем. Тогда она еще диковинку пришлет. Попрошу у нее.

– И кто это тебя, дитя мое, так хитрить научил? Вот принесешь, тогда и свиток получишь.

Они еще какое-то время упрашивали друг друга, а вечером Цзиньлянь умастила ложе благовониями, накрыла одеялом с мандариновой уточкой, поставила серебряный светильник, приоделась и свершила омовение. Потом они с Симэнем развернули свиток и резвились, как птицы.

Послушай, дорогой читатель! Испокон веков слышим мы о колдунах и демонах. Вот и Цзиньлянь. Вскоре после заклинаний слепца Лю ее ждали большие перемены: Симэнь сменил гнев на милость, неприязнь на любовь и больше ни в чем ей не перечил.

Да,

Пускай хитрее и коварней бесов многих,Ты вылакаешь то, чем я омою ноги.О том же говорят и стихи:Припоминаю первое свидание:Был наш приют случайный слишком светел,Но нас влекло взаимное желанье.Почти никто проказ и не заметил.Припомню все – и голова кружится,Лечу к тебе на радостях, как птица,Счастливая божественной судьбою –Навеки неразлучной быть с тобою.

Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

РАЗГНЕВАННЫЙ ХУА ЦЗЫСЮЙ УМИРАЕТ

ЛИ ПИНЪЭР, ПРОВОДИВ ЛЮБОВНИКА, НАВЕЩАЕТ СОСЕДОК

Любовь ее остыла? – Непохоже.

Ей не унять нетерпеливой дрожи,

Не расцвести улыбкою весенней –

Бледна, печальна, под глазами тени.

А в спальне холод. Был бы рядом милый!..

…Так в древности с Вэньцзюнь, наверно, было:

Она Сянжу[249] вот так же поджидала

И с ним бежала…

Так вот, прихворнула однажды У Юэнян, и ее навестила невестка, жена ее брата У Кая. Юэнян оставила ее погостить. Они сидели в спальне, когда туда неожиданно явился Дайань со свернутым ковром в руках.

– Хозяин идет, – объявил он.

Гостья поспешила к Цзяоэр. Вошел Симэнь и, сняв одежду, опустился в кресло. Сяоюй подала чай, но он отказался.

– Так рано кончился пир? – спросила Юэнян чем-то удрученного мужа.

– Сегодня очередь Чан Шицзе, а у него и собраться негде. Пригласил за город поехать, в Улиюань, в монастырь Вечного блаженства, а тут брат Хуа, оказывается, зазвал Ин Боцзюэ к певице Чжэн Айсян. Ну, мы впятером к ней и отправились. Пир шел горой. Вдруг входят служащие из управы и, ни слова не говоря, забирают Хуа Цзысюя. Мы так перепугались! Я к Гуйцзе ушел. Там и отсиживался. А когда послал узнать, в чем дело, оказалось – братья Цзысюя возбудили дело о разделе наследства. Вот из столичного управления в Кайфэне и выдали ордер на арест Цзысюя. Тут только мы пришли в себя и отбыли восвояси.

– Этого и следовало ожидать! – заметила Юэнян. – Ты же дом бросил, целыми днями слоняешься с бездельниками как неприкаянный, вот и нарвался на неприятность. А не опомнишься, мало – изобьют, как барана на убой погонят. Тебе певица слово скажет, ты и уши развесил. Сойди с опасной дорожки, послушай добрый совет законной жены. Да, слово близкого ты мимо ушей пропускаешь, а постороннего – как священному канону внимаешь.

– Да меня никакой храбрец тронуть не посмеет, – засмеялся Симэнь, – Будь он хоть семи пядей во лбу.

– Ты только дома герой, а беда постучится, и язык отнимется.

Появился Дайань.

– Госпожа Хуа слугу прислала, – объявил он. – Просит хозяина зайти.

Ни слова не говоря, Симэнь со всех ног бросился к соседке.

– Смотри, сплетни бы не пошли, – предупредила Юэнян.

– Да мы ж соседи! Надо узнать, в чем дело.

Симэнь вошел в дом Цзысюя. Пинъэр велела Тяньфу проводить гостя к себе в задние покои.

Из спальни вышла Пинъэр, в помятом шелковом платье, без украшений. Со страху лицо ее пожелтело, как воск.

– Что мне делать, сударь? – опустившись перед Симэнем на колени, вопрошала она. – Взор обращаю не на монаха, взираю на лик самого Будды. Говорят, обрушатся беды, призывай соседей. Муж пренебрегал советами, слушал посторонних и совсем забросил хозяйство, домой не показывался. Вот под него и подкопались. Он через слугу передал, чтобы я помогла ему, но я – жена его – беспомощна, как безногий краб. Где мне искать заступника?! Зло берет, как вспомнишь – ведь не хотел меня слушать. Следовало бы его в столицу отправить да всыпать как полагается. Только имя покойного родственника[250] позорить не хочется. Будучи в полной растерянности, я и пригласила вас, сударь. Сжальтесь надо мной, не допустите, чтобы его отправили в столицу. Найдите, пожалуйста, кого можно было бы одарить. Избавьте его от преследования.

– Встань, прошу тебя, – сказал Симэнь стоявшей на коленях Пинъэр. – Я так пока и не знаю, в чем же все-таки дело. Мы пировали у Чжэн. Вдруг явились служащие управы и забрали брата. А теперь уж и в столицу отправляют?

– Сразу всего не расскажешь, – начала Пинъэр. – Дело в том, что у старого вельможи[251] четыре племянника, и все кровные братья. Старший – Хуа Цзыю, второй – мой муж, третий – Хуа Цзыгуан и четвертый – Хуа Цзыхуа. Старик оставил состояние. Видя, что из моего мужа толку не выйдет, он по приезде сюда и передал все свое состояние мне. Братья остались недовольны, но завести разговор не решались. Свекор в прошлом году умер, и имущество разделили. Оставалось неделенным серебро. Сколько раз ему говорила: отдай, сколько полагается, а он только и знал гулять, в дела не вникал, а где тонко, там и рвется.

Пинъэр громко разрыдалась.

– Успокойся, – уговаривал ее Симэнь. – Я-то думал – что-нибудь серьезное, а раздел наследства – это пустяки. Только скажи, чего вы хотите, и я к делу брата отнесусь, как к своему собственному. Приказывай. Я в твоем распоряжении.

– Как я рада, что вы не отказываетесь мне пособить. Скажите, сколько потребуется на подарки? Я хотела бы припасти на всякий случай.

– Не так много, – ответил Симэнь. – Насколько я знаю, правителем Кайфэнского управления ныне поставлен Ян Ши – из подопечных государева наставника Цая, а тот пользуется расположением Сына Неба, как и родственник моего свата – командующий придворной гвардией Ян. Если одарить обоих, они поговорят с правителем Ян Ши, и тот не посмеет им перечить и замнет любое дело, каким бы серьезным оно ни было. Прежде всего надо задобрить наставника Цая. Командующий Ян – мне сродни, и вряд ли примет подношения.

Пинъэр пошла в спальню, вынула из сундука шестьдесят крупных слитков серебра общим весом в три тысячи лянов и передала их Симэню на подкуп властей.

– Зачем же так много? – сказал он. – И половины будет достаточно.

– Что останется, возьмите себе. У меня за кроватью четыре расписанных золотом сундука полны парадных придворных одежд, расшитых змеями и драконами. Там нефритовые пояса и роскошные шапки со шнурами, кольца и подвески, запястья, драгоценные камни и безделушки. Их я тоже отдам вам на хранение. Поставьте их у себя, а когда мне понадобятся, вернете. Я ведь и о своем будущем подумать должна. За ним пойдешь, горя не оберешься. Из трех кулаков четырех рук никак не выкроить. А то дождешься – и эти вещи отберут. По миру муж пустит, и голову негде будет преклонить.

– Ну, а если брат Хуа вернется? – спросил Симэнь. – Спросит про имущество, что ему скажешь?

– Это мне покойный свекор собственными руками передал. Муж ничего не знает. Перенесите их себе на хранение, прошу вас.

– Тогда я пойду, слуг позову.

Симэнь побежал домой и стал держать совет с Юэнян.

– Серебро пусть слуги в коробках перенесут, – посоветовала Юэнян. – Сундуки и корзины через улицу таскать нельзя. Соседи увидят. Надо, по-моему, вот что сделать: подождать, пока стемнеет, и через стену передать. Так безопаснее будет.