Перстень Харома - Саша Суздаль

То, что видели жители потревоженных кварталов, и что приводило их в ужас, имело имя, которое звучало как Дульжинея. Напрасно Леметрия, Чери и Манароис орали у неё на плече, останавливая жителей и призывая их не бояться каменной горы, двигающейся по улицам города.

Наоборот, их крики ещё больше пугали жителей, так как каждый думал, что каменный гигант похищает людей, чтобы их съесть, и, поэтому, удирали со всей возможной скоростью, создавая панику, которая опережала их движение.

Первые добежавшие до Леи договаривались с лодочниками, чтобы их перевезли на другую сторону реки, и, вскоре, ни одной лодки невозможно было найти, поэтому многие бросились переплывать реку вплавь. А молва делала своё дело и весть о людоеде-гиганте достигла всех уголков города.

Хенка и Фогги в городе не было, и все дела вела Эстата, огромной силы женщина, которая ничего не боялась. Первым сообщениям Эстата не поверила, но когда вышла на улицу, то сама увидела огромный силуэт, который двигался к ним. Не испугавшись, она тут же дала команду фреям и маргам приготовить луки и копить силы, чтобы, применив волшебство или стрелы, остановить движение гиганта.

Такая рассудительность добавила духу остальным маргам и фреям, которые тут же принялись выполнять распоряжение Эстаты, занимая позиции за домами. Заместитель Эстаты, фрея Рома, получила указание собрать всех детей и отправить подальше от города. Байли, появившаяся при первых криках, распорядиться лучше Эстаты не могла, поэтому только поддерживала её команды своим статусом.

Вокруг неё носились Марэлай, Марго и Дуклэон, которые ничуть не боялись, а взирали на всё, как на приключение. Марэлай держала в руках Банди, а Туманный Кот невесомо сидел на руках у Марго, которая считала его самым близким ей, так как он, как две капли воды, был похож на её Хамми.

Подошедшая Дульжинея, совсем обезумевшая от страха потерять своего Бандрандоса, остановилась на главной площади и грозно спросила:

— Где мой Бандрандосик?

Площадь ощенилась луками, но никто не стрелял – боялись попасть в Леметрию, Чери или Манароис.

— Еще шаг и мы будем стрелять, — громко предупредила Эстата. Дульжинея, оглянувшись, увидела Марэлай, державшую Банди и жалобно попросила:

— Девочка, отдай Бандрандосика.

— А вы отдайте наших тёть, — решительно потребовала Марэлай, прячась за Байли.

— На, — сказала Дульжинея, схватила в горсть завизжавших у неё на плече тёть, и высыпала их из ладошки на землю.

— Дуля, ты дура … — сообщил ей Банди, когда Дульжинея умудрилась взять его с ладони Марэлай.

— Бандрандосик... — Дульжинея попыталась погладить Банди, своей ладошкой размером с крышу дома, на что Банди ответил:

— Дуля, ты дура... — и попытался пригнуться, чтобы его не раздавила ладошка Дульжинеи. Чтобы не испытывать судьбу, Банди открыл глифомы и его Дульжинея погрузилась туда целиком. Что она испытывала, оставалось неизвестным, но выглядела она, как застывшая каменная гора.

— Дуля, ты живая? — растерянно спросил Банди, вспоминая, как сам воспринял внутренний мир человека. «Дуля» зашевелилась, и каменная гора превратилась в огромную угловатую мышь, держащую в одной лапке Банди. Туманный Кот, соскочивший с рук Марго, подошёл к каменной мышке, и та схватила его второй лапкой и прижала к себе: — Друг!

«Друг», приплюснутый к камню, потёк формой и огненно-рыжей каплей капнул на ноги Дули, где снова превратился в Туманного Кота.

— Я, что, должна быть меньше? — удивилась Дули, перебирая свои глифомы.

— Да, — убедительно сказал Банди. Дули уменьшилась, но была чуть-чуть больше Банди. Чтобы исправить пропорцию, Банди немного подрос, но Дуля захотела быть больше и тоже подросла. Вскоре вся площадь наблюдала соревнование, пока Банди и Дули не выросли выше крыш.

— Дуля, ты должна быть меньше меня, — напомнил ей Банди.

— Я не смогу носить тебя на руках, — захныкала Дули и немного сдулась. Банди, вслед за ней, уменьшился в размерах, а зрители с удовольствием наблюдали обратный росту процесс. Вскоре они оказались у ног Туманного Кота, который подставил им голову, на которую Банди и Дули успешно забрались.

— А здесь уютно, — сказала Дули, размещаясь между ушей Туманного Кота.

Бонасис стояла под кольцом репликации, ощущая себя словно в сказке: только что они стояли под такой же штукой у неё дома, на планете Контрольная и через какое-то мгновение оказались здесь, окруженные зарослями деревьев, а перед лицом тянулась к воде дорожка выложенная камнями.

— Садись, — сказал товарищ Тёмный, и она, немного привыкшая к общению со странной лошадью, вероятно, желающей ей добра, вставила ногу в стремя, появившееся ниоткуда, и вскочила на коня. Тот сразу же взлетел в воздух, и Бонасис разглядела пейзаж, мелькнувший между крыльями лошади.

Станция репликация находилась на острове, а озеро, его окружающее, обрамляла корона из острых, неприступных скал. Сзади остались высокие пики, идущие до самого горизонта, а впереди, между поредевшими низкими горами виднелось второе озеро, намного больше того, откуда они взлетели, в которое вливалась река. В устье реки тоже имелся остров, дико заросший деревьями, а дальше виднелась степь с перелесками и тёмные пятна лесов.

Бонасис нравилось лететь, и она совсем не боялась высоты, возможно потому, что доверяла коню, а может оттого, что уже ничего не боялась. Её тешила надежда встретить свою дочь, на что намекал конь, но в этом она ему не верила, считая, что её, вероятно, для чего-то используют. Она была не против с одной только надеждой хоть одним глазком взглянуть на дочь, а там пусть с ней делают, что хотят.

Они миновали озеро и летели вдоль речки, в него впадающей. Впереди, по левую сторону, как хвостик, в неё впадала еще одна речка, а между ними находилось здание или дворец, с круглым куполом посредине и башенками по углам. Товарищ Тёмный летел по направлению к зданию и Бонасис, без явной причины, забеспокоилась. Застучало сердце, и она чуть не потеряла сознание, но конь, она это сразу поняла, что-то сделал, отчего ей стало хорошо, как будто она возвращалась в свой дом.

Из здания вышел юноша, который поднял вверх лицо, прикрывая его от солнца ладошкой, а в левой руке держал лук. Бонасис его не узнала, вероятно, он был ей незнаком, а тем временем конь мягко приземлился и убрал крылья.

— Товарищ Тёмный? — удивился юноша, узнав коня: — Вы знаете что-то о Марго?

— С Марго всё в порядке, — встряхнул головой конь, и юноша обратил внимание на Бонасис: — Вам помочь?

Бонасис, с помощью юноши, слезла с коня, чувствуя себя, как после путешествия в лодке: её слегка покачивало.

— Меня зовут Сергей, — представился юноша, и она назвала ему своё имя: — Бонасис.

— Вы – мама Альмавер?! — радостно воскликнул Сергей и повернулся к товарищу Тёмному: — Что же ты молчал? — но ответа коня Бонасис не услышала – она грохнулась в обморок, как только прозвучало имя дочери, и никакой товарищ Тёмный не успел ей помочь.

Очнулась Бонасис от того, что кто-то настойчиво повторял: «Мама, мама!» Она открыла глаза и увидела свою дочь, склонившуюся над ней, и в её взгляде она увидела такую любовь, что с её души тут же свалился огромный камень, а глаза покрылись влагой.

За Альмавер Бонасис увидела лысую голову Анаписа, который с тревожным выражением лица вглядывался в неё, и, увидев, что она на него смотрит, он так радостно ей улыбнулся, что не осталось никаких сомнений в его искренности. Волна нежности к дочери и её избраннику захлестнула Бонасис и она подумала, что теперь, прямо сейчас может умереть счастливой, ничуть не жалея, что прожила жизнь.

Расталкивая Анаписа и Альмавер, к кровати, на которой она лежала, подошла чернявая девочка и спросила:

— Ты моя бабушка?

Бонасис сразу поняла, что ей совершенно расхотелось умирать и, вздохнув неповторимый запах детства, она обняла девочку и сказала:

— Я твоя подружка!

Девочка водила ручкой по её волосам, расправляя их, и Бонасис её спросила: — Как тебя зовут?

— Бони, — ответила её внучка и Бонасис, улыбаясь ей и дочери, безмолвно ревела, а Бони удивлённо спросила у Альмавер:

— Мама, почему бабушка смеётся и плачет?

— От счастья, доченька, — сказал Анапис, и Бонасис впервые была согласна с зятем.

Какая-то девушка ругала Сергея, обзывая его толстокожим, и Бонасис поняла, что юноша страдает из-за неё.

— Не ругайте его, — сказала она, — он не виноват.

— Меня зовут Элайни, — представилась девушка, потом подошли поздороваться ещё какие-то люди, но Бонасис, опьянённая счастьем, никого не запомнила, кроме сгорбленной женщины, Алиды, которая принесла какой-то отвар и требовательно сказала:

— Ну-ка, попей, голубушка, — и Бонасис, опираясь на подушку, послушно пила с ложечки, окидывая счастливым взглядом окружающих, ставшими самыми близкими ей людьми.