Я сделаю это для тебя (СИ) - Салма Кальк

Я встревожилась, но Максимилиан успокоил меня — мол, все выдающиеся маги приговорены, и уже давно, просто его высочества не было здесь, вот о нём и позабыли. А так — он сам давно приговорён, герцог Вьевилль приговорён, маркиз де Риньи приговорён, и вообще все чего-то стоящие люди в этом списке. Просто этих выдающихся людей нужно ещё найти и победить, так? А это непросто.

К слову, через два дня притащили новую газету, где извещалось, что я тоже в том списке. Бывшая маркиза дю Трамбле, ныне именующая себя гражданкой Роган. Я пофыркала — да-да, гражданка Роган. Слышали, знаем.

Правда, я-то не некромант и не крутой боевой маг. И если встречусь лицом к лицу с представителями новой власти — не отобьюсь. Значит, что — сидеть и не высовываться, да? А как же внук Женевьев и её же деньги, которые добыть бы из столичного дома? Ладно, подумаем.

Пока же мы главным образом поддерживали боевой дух в прочих обитателях Лимея, и делали вид, что не происходит никакого хаоса, всё, как всегда, и мы будем читать, вышивать, молиться и что там ещё можно делать.

Исторические чтения я затеяла, чтобы убить двух зайцев — во-первых, напомнить всем, кто собирался к нам, о великом прошлом, а во-вторых, просветиться самой. Мне определённо нужно лучше разбираться во всём происходящем, а для того — знать, кто есть кто, и кто чем знаменит, и за кем сила. Была ранее, потому что сейчас несомненная сила — в столице, а с другой стороны к нам ежедневно притекают самые разные люди — как искренне готовые служить идее монархии и реставрации Роганов, так и просто пострадавшие от новой власти.

В моём распоряжении оказалась приличнейшая библиотека — Анри, будучи спрошен, с гордостью сказал, что книги собирали много поколений его предков. Годные исторические сочинения порекомендовала нам герцогиня Вьевилль перед своим отбытием домой, и первым номером в списке шла «История воцарения Анри Четвёртого». Ну-ну, что там у нас за Анри Четвёртый, думала я, в моей реальности таковой тоже был. Правда, здесь всё оказалось наоборот, здешний Анри не был протестантом, а как раз — приверженцем господствующей религии, супругой его была не королева Марго, а некая графиня де Безье по имени Антуанетта, а протестантов он вполне бил. И Варфоломеевская ночь у них была не Варфоломеевская, а святого Бонифация, и вообще наоборот, протестанты попытались бить всех прочих, но не вышло. В хронике мелькали имена Саважей, Вьевиллей, де ла Моттов — то есть, примерно то же самое, что и сейчас.

…Мы завершили очередной сеанс, я поблагодарила чтицу — ею оказалась Амандина де Сен-Вер. И пригласила всех присоединяться к нам завтра, в это же время. Тут же к моему креслу потянулся народ — раскланиваться, говорить комплименты, о боже, моей неземной красоте никогда в жизни не говорили столько комплиментов, даже когда было, за что. Некоторые ещё пытались решать какие-то свои вопросы — а нельзя ли ещё одну комнату, а не знаю ли я, почему никого не пускают за пределы замка на охоту, а будет ли бал и что-то ещё, столь же важное.

Ну, отделять важное от не важного я умела всегда. И мне совершенно не стыдно отказывать. Нет, ещё одну комнату нельзя, Лимей переполнен. Нет, на охоту тоже нельзя, если вам не дозволил его высочество Максимилиан — он у нас за безопасность и выдаёт все разрешения, обратитесь к нему. Ах, он уже отказал? Сказал, нет возможности сопровождать? Значит, её и нет, и нужно подождать. Представления не имею, сколько подождать. Наверное, до того светлого момента, когда вся наша жизнь изменится к лучшему. Бала пока тоже не будет и ровно по той же причине. А когда наша жизнь получшеет, я, увы, не скажу. Это одному богу известно, наверное.

Присловье про одному богу известно работало отлично. Новая власть отменила религию — то есть, сначала отделила церковь от государства, а после и вовсе за проведение и посещение служб приговаривали к казни. Надо ли говорить, что какое-то количество священнослужителей, более и менее высокопоставленных, тоже нашли приют в Лимее?

Посетители разошлись, можно встать, осторожно размять затёкшие во время чтения ноги и пойти к себе, до обеда полчаса. Дверь из гостиной, в которой мы заседали, была приоткрыта, и я услышала весьма эмоциональные слова:

— Почему она, всё она? Я моложе и красивее, почему все комплименты ей? Почему всё внимание ей? Всю жизнь — ей! Даже молодёжь и то — слушает её! У неё тоже одно платье, как у всех нас, но почему она всегда в центре внимания? Да кто она такая вообще? Она же… она старая, вот! Ей же под пятьдесят, я узнавала!

Эти замечательные слова выговорила с изрядным пылом наша сегодняшняя чтица — Амандина. Я уже было хотела выйти и посмотреть юному созданию в глаза, и спросить, что ей не так, но услышала ответ.

— Не смей так говорить о госпоже Женевьев, ясно тебе? Она столь добра, что заботится обо всех, и о нас, и о прочих, и она всегда была такой! Что же ты осталась тут и не вернулась домой, если тебе здесь так не нравится? — с ехидцей поинтересовалась Меланья, делавшая изрядные успехи в освоении местного языка.

Я подозревала, что там дело в каких-то магических процессах, и запускает их наш господин Асканио. После каждого индивидуального занятия с ним Меланья говорила всё лучше и всё смелее, а словарный запас пополняла, завязывая знакомства в замке. Некоторый акцент, на мой взгляд, только добавлял девице общего очарования.

— Да пусть себе будет доброй, но зачем ей мужское внимание? Она же отхватила себе его высочество!

— Или его высочество решил, что так будет лучше, — произнесла я, выходя. — Амандина, ещё раз услышу сплетни — отправитесь домой. Мы здесь живём слишком тесно, чтобы ещё и сплетничать друг о друге.

— Простите меня, ваше высочество, — прошептала она.

Если я что-то понимала — девице было стыдно.

А ещё я вспомнила чудесный стих из дома — в точности на этот сюжет. И сказала, проходя мимо, скуксившейся Амандине:

— Мне светит будущего луч, я рассуждаю просто — скорей бы мне под пятьдесят, чтоб ей под девяносто, — и подмигнула ей.

Потому что хорошо бы сплетни были самой серьёзной нашей бедой! К сожалению, это не так.

25. Шаг вперед, два шага назад

Анри давно уже не испытывал такого паршивого ощущения, когда не знаешь, что делать, и не представляешь, как правильно.

С юности, наверное, с далёкой юности. Когда он был весьма мал и безбожно зелен, и задирал нос от того, что принц, и не понимал, что его задранный нос не подкреплён практически ничем — кроме имени Роганов.

Теперь же он ощущал, что снова кроме того имени, у него ничего более и нет. Имя и призрак прошлого, колеблющийся за плечами — так он всё это ощущал.

На него по-прежнему смотрели восторженно и считали, что он сейчас взмахнёт рукой и всё станет, как было, но — уже далеко не все. Взятие Руанвилля стоило недёшево, и его уже не раз спросили — оправданы ли потери. Правда, спрашивали всё больше те, кто сам в операции не участвовал. Но спрашивали же, собаки!

И сразу же после взятия города начались диверсии, покушение на Эжени во время шествия оказалось только одной из них. Убивали верных Роганам солдат, мучили местных жителей, дававших приют и поставлявших продовольствие. Врагов находили и наказывали, но они всё равно не переводились. И взять ещё один город, ну хоть какой, пока не удавалось.

Более того, разведка доносила, что войска мятежников встрепенулись и готовятся в поход на Лимей. Мол, стереть с лица земли гнездо проклятых Роганов, чтобы даже памяти о них не осталось. Анри никак не мог этого допустить.

Конечно, один раз уже попытались, но — меньшим количеством. Максимилиан справился, по его словам — без особых затруднений, главным образом магией, без применения артиллерии и без рукопашной. Но, к сожалению, с тех пор на сторону новой власти подались некоторые вполне приличные военные — например, генерал Лазар. Не дворянин и не маг, но разумный и очень опытный командир, ныне — маршал мятежников. Анри бы даже взялся поговорить и спросить — какого дьявола, и чего Лазару не хватило, но пока не собрался. Нужно ли отправить к нему своего представителя, догоориться о встрече? Согласится ли? Вроде бы, раньше он понимал про закон и порядок, что изменилось?

Наверное, найдутся и ещё какие-нибудь знакомцы, может