Я никому ничего не должна - Маша Трауб

Я точно знала, что у него никого нет.

– Почему ты ни с кем не встречаешься? – спросила я однажды.

– Я надеюсь, что ты вернешься.

– Я не вернусь! – закричала я.

Есть такая категория людей, которые тебе не пойми кто. Вот Лена – она мне не подруга, не близкий человек, не родственница. Глеб тоже был из таких. Не муж, не любовник, не друг. И ничего не меняется, сколько ни общайся – остается дистанция, вы все равно на разных полушариях. И вроде не плохо, не хорошо, а никак. И совершенно непонятно, почему вы продолжаете общаться. И вот что странно – чем больше ты равнодушен к человеку, тем больше он к тебе привязан.

Та же Лена – сколько она от меня натерпелась. Другая бы давно бросила и забыла. А эта и плачет, и обижается, но все пытается меня завоевать, если уместно употребить такой глагол. Глеб тоже меня ждал и продолжал на что-то надеяться. Люди – идиоты. Неисправимые. Хотя нет. Мы все, седые, больные, остаемся детьми – недолюбленными, капризными, избалованными, обидчивыми. Нам всем нужна забота, похвала и поощрение. Иначе как объяснить то, как мы себя ведем и как поступаем?

Глебу повезло, как редко кому-то везет в жизни. Он встретил молодую женщину, Настю, которая его полюбила. Настя мыла тарелки так, как он привык, гладила ему носки и складывала чашечки ровными рядами. Ей нравились его традиционные цветы и походы в ресторан «по случаю». Если Глеб работал, она ходила на цыпочках. Милая, добрая, порядочная девушка. Другой бы схватился за нее обеими руками и не отпускал ни на шаг. Но Глеб… тогда я поняла, что совсем его не знала.

У Насти был ребенок, девочка, которая жила с бабушкой в Республике Марий Эл. Настя родила ее очень рано, без мужа, оставила матери и уехала покорять Москву.

Единственное, о чем она мечтала, – забрать дочку. Глеб был против. Он передавал деньги, покупал подарки, провожал Настю на вокзал, когда она ехала к дочери, встречал. Однажды даже пригласил дочку приехать в Москву на каникулы. Настя была совершенно счастлива. Она не ожидала, что Глеб полюбит девочку, что примет как родную. Она даже обещала ему, что дочка совсем не будет ему мешать – все-таки трехкомнатная квартира. На тех каникулах Глеб девочку почти и не видел. Дома она сидела тихо, как мышка, Настя старалась увести ее пораньше – музеи, парк, театр – и привести попозже. Для Глеба ничего не изменилось – Настя все так же готовила ужины, подавала. Дочку кормила отдельно. Даже Вера Анатольевна отнеслась к девочке хорошо, книжки ей читала. Настя, уже отвезя дочку, спросила:

– Можно я ее заберу?

– Нет, – ответил Глеб.

– Почему? – спросила Настя.

– Она не моя дочь.

– Давай я рожу тебе ребенка.

Настя уже давно обдумала такой вариант – родить ребенка, забрать дочку, и Глеб примет обоих детей.

– Сейчас не время. Надо спланировать, – сказал Глеб, – нам разве плохо живется?

Настя заплакала.

Тогда он позвонил мне и вдруг рассказал о Насте, о ее дочке. Никогда не откровенничал, не рассказывал о том, как живет, а тут как прорвало.

– Это нормальное желание матери – хотеть, чтобы ребенок был рядом. От тебя я такого не ожидала, – сказала я Глебу.

– Это не мой ребенок, – твердил он, – я не должен ее принимать. Я даже не знаю, кто ее отец.

– Какая разница? Ты живешь с ее матерью.

– Это разные вещи.

– У тебя какие-то комплексы и предрассудки. Даже не думала, что ты на такое способен. Это же подлость – делать больно любимой женщине.

– Я ее не люблю.

– А зачем тогда с ней живешь?

– Это разные вещи.

– Нет. Не разные.

– Мне нравится с ней жить. Я не хочу что-то менять.

– Ты эгоист, жестокий и мелочный. Странно, что я не замечала этого раньше.

– Может быть, я тебя до сих пор люблю.

– Тогда скажи мне, будь у меня ребенок, ты бы его принял? Женился бы на мне с ребенком?

Глеб запыхтел в трубку.

– Скажи честно.

– Наверное, нет, – выдавил он.

– Знаешь, мне даже слушать тебя противно. – Я положила трубку.

– Почему вы не поженитесь? – спросила сына Вера Анатольевна.

Настя в это время ползала с тряпкой и отмывала квартиру – у Веры Анатольевны скакало давление.

– Это бессмысленно. Я уже был женат, и ты знаешь, что ничего не получилось.

– Ну и что? А сейчас получится, – сказала Вера Анатольевна.

Ей нравилась Настя. Сначала она подозревала ее в корысти, желании пустить корни в Москве и не очень верила в ее чувства – да, ее сын хороший человек, но чтобы так любить… Не за что его уж так любить. Но ничего не могла с собой поделать – она тоже считала, что Глебу повезло так, как мало кому везет. Только он, дурак, этого не понимает.

Они прожили пять лет. За эти пять лет Настя еще раз привозила дочку в Москву, уже на две недели, надеясь, что две превратятся в три, а то и в месяц, но Глеб совершенно четко дал ей понять, что ребенка он не примет.

– Пожалуйста, увези дочь. – Он положил деньги на билеты.

Настя уехала с дочкой и к Глебу больше не вернулась. Она очень быстро вышла замуж – тоже за москвича. Не такого умного, как Глеб, не такого образованного, не такого представительного внешне – обычного мужчину с московской окраины. Водителя такси. Он помогал ей на вокзале с чемоданом, когда она отвозила дочь. Мужчина увидел, что идет женщина, тащит тяжелый чемодан, плачет и ведет за собой девочку, а поезд вот-вот тронется. Мужчина сграбастал чемодан в одну руку, девочку засунул под мышку, быстро донес их до вагона и стоял, улыбаясь.

– Встретить надо? Я на машине, – предложил он.

– Надо, – вдруг сказала Настя и записала номер телефона.

И позвонила, даже не особо понимая, что делает.

– А где дочка? – удивился мужчина, когда увидел, что Настя сходит с поезда одна.

– Оставила с мамой, – ответила Настя.

– Зачем?

– А куда ее?

– Да куда угодно. Тоже мне, проблема!

Настя все с тем же чемоданом, с которым уезжала от Глеба, приехала к новому знакомому, и через месяц они поженились. А еще через месяц Настя привезла дочь, которую ее новый муж принял как родную. Настя, выходя замуж, еще не успела его полюбить, так что сначала его полюбила Настина дочь, а потом и она – через дочь, через благодарность. И думать забыла о Глебе. Особенно когда родила еще одну девочку. Даже не вспоминала. Как будто его и не было. А всегда был он, мужчина с вокзала, и ее две дочки, похожие друг на друга и на папу как две капли воды. Настя не переставала этому удивляться.

А Глеб… Мне хочется думать, что он пожалел о том, что не удержал Настю.

После этой истории он пропал и из моей жизни. И мне, честно признаюсь, было все равно. Я тоже о нем не вспоминала. Ни разу.

Так что о том, как он жил дальше, я не знаю. И про Веру Анатольевну ничего не знаю, хотя она мне всегда нравилась. Они ушли из моей жизни так же незаметно, неожиданно, как и появились.

Если бы я верила в бога, то сказала бы: «Господь бы с ними», – что было бы самым разумным и естественным финалом.

Нелли Альбертовна говорила: женщина не должна жить одна, это противоестественно. И брак – даже не самый счастливый – лучше одиночества.

– Вот выйдешь замуж, сразу все изменится, наладится, – уговаривала она меня.

Я вышла, ничего не изменилось, не наладилось. Больше я замужем не была. Нелли Альбертовне я так и не призналась, что давно смирилась – быть одной. Я уже давно не скучаю, не грущу. Мне даже комфортно жить одной. Не отчитываться ни перед кем, не спрашивать разрешения, не подстраиваться. Наверное, я эгоистка. Не знаю. Мне правда никто не нужен. К одиночеству привыкаешь очень быстро, быстрее, чем хотелось бы.

И я не сумасшедшая старая дева, сдвинутая на кошках или цветочках. У меня никогда не было домашних животных. И мне совсем не нужно, чтобы дома кто-то ждал.

Вот Лена совсем сдвинулась на своем кастрированном ожиревшем коте, аж противно.

– Маричка меня лечит, – рассказывала она чуть ли не с придыханием, – ложится на грудь, и сердце не болит. Или устроится в ногах и греет, греет. Ноги перестает крутить.

Кота звали традиционным кошачьим именем Маркиз. Лена бегала в кулинарию и покупала ему печеночный паштет, который Маричка очень любил.

– Ничего другого не ест, – улыбалась она от счастья. – Такой стал привереда.

– Не корми его пару дней, он и колбасу у тебя жрать начнет, – советовала я.

– Да вы что? – округляла глаза Лена. – Какая колбаса? У него же желудок!

– Сама ешь – и ничего, – говорила я, кивая на бутерброд, который Лена жевала.

– Вот вы мне, Александра Ивановна, не верите, а я считаю, что кошки – самые умные существа на планете. Они даже землетрясение предсказывают.

– Ты проверяла?

– Ну перестаньте! Маричка всегда чувствует, когда я должна прийти, – около двери сидит.

– Конечно, если бы мне кто-нибудь паштет приносил, я бы тоже под дверью сидела. Лен, ты совсем со своим Маричком с ума сошла. Лучше бы платье почистила – вон, все в шерсти.

– Маричка линяет, – обижалась Лена.