Зодчие - Александр Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горные люди, совсем недавно по доброй воле вошедшие в состав русского государства, честно выполняли свой долг перед вновь обретенной отчизной.
Чуваши-проводники вели московскую рать, выбирая наилучшие дороги. Во время стоянок чувашские женщины приносили русским воинам молоко, мясо, хлеб и сердились, когда им предлагали плату за угощение. А чувашский хлеб был так хорош, что ратникам, долго питавшимся сухарями, он показался вкуснее московских калачей.
К передовому отряду строителей Голована выходили на помощь чувашские плотники, показывали места, где удобнее всего строить мосты и наводить переправы.
Чувашские дружины, вооруженные по преимуществу луками, приходили к воеводам и просили принять их в русское войско для борьбы с общим врагом. Воеводы соглашались с радостью.
Помощь местного населения в далеком, тяжелом походе была очень ценна для московской рати. Ведь будь чуваши врагами, они – умелые воины и искусные стрелки из лука, знавшие массу тайных убежищ в своей полудикой стране, – могли бы наносить русским значительный урон и надолго задержать их продвижение вперед.
3 августа первый отряд дошел до реки Суры. И здесь во время трапезы в царский шатер ввели гонца с радостной вестью:
– Полки Щенятева и других воевод тоже подошли к Суре и ждут царских приказаний.
Царь послал полкам второго отряда распоряжение переправляться через Суру. Встречу назначили на обширном поле за Сурой-рекой.
4 августа, когда полки первого отряда расположились на отдых после переправы, вдали показались облака пыли.
– Наши идут!
Радостные возгласы подняли на ноги лагерь. Приложив щитком руку ко лбу, люди жадно глядели вдаль, стараясь увидеть подходившее войско. Наиболее пылкие побежали навстречу, размахивая руками и крича:
– Берегись, татарин! Наши пришли!
Царю оседлали коня, и он выехал в сопровождении воевод Ромодановского, Плещеева и пышной свиты из рынд, боярских детей и нарядно одетых стрельцов личной стражи. Посреди отряда развевалось распущенное царское знамя.
Несколько гонцов понеслись во весь опор к подходившему войску – оповестить о приближении царя Ивана Васильевича.
Воевода Щенятев и другие начальники, сменив усталых коней на свежих, поспешили навстречу предводителю русского войска.
Два маленьких отряда съехались. Вновь прибывшие, приветствуя царя, спешились и отдали поклоны такие низкие, что пальцами правой руки подняли пыль с иссохшей земли.
На берегу Суры поднялись сотни палаток, запылали костры. В реке стало тесно от тысяч ратников, которые шумно плескались в воде.
11 августа к русскому войску присоединились три полка, вышедшие навстречу из Свияжска. Новое пополнение насчитывало до двадцати тысяч воинов.
Еще день похода – и ратники увидели крутую свияжскую гору и на ней новый город, блиставший на солнце стенами и сторожевыми башнями, еще не побуревшими от зимних вьюг и летнего зноя.
Веселый звон колоколов и пушечная пальба встретили русское воинство у стен русской крепости, возведенной в сердце вражеской страны.
Царь осмотрел стены, склады боевых припасов, прошелся по улицам города, поднимался на башни… Все было сделано добротно, по-хозяйски.
– Где стала русская нога, тут и стоять ей до веку, – сказал царь, возвращаясь из города в походный шатер на берегу Свияги.
В лагерь прибыли многочисленные купцы с товарами. Гости из Москвы, Ярославля, Нижнего Новгорода и других русских городов, предвидя богатую наживу, прихлынули с обозами в Свияжск. Они знали, что там произойдет сбор русских полков. А пока царь и воеводы будут совещаться, как воевать, что делать ратникам? Одно – пировать! Догадливые купцы навезли огромный запас вина и крепкого меда. На длительный отдых рассчитывали и ратники-дворяне; им слуги доставили из поместий яства и пития.
Но любителям отдыха и пиров пришлось разочароваться. Царь после недолгого совета с приближенными решил выступить под Казань. Дело клонилось к осени, а русские хорошо знали, как неустойчива погода в Среднем Поволжье.
Однако, прежде чем начинать военные действия, царь Иван Васильевич сделал последнюю попытку кончить дело миром.
– Кровь своих воинов проливать понапрасну не хочу, – сказал царь, – за нее мне перед богом ответ держать. Да и татарских людей зря губить не к чему.
В город были посланы мирные грамоты. Шиг-Алей писал новому казанскому хану:
«Славному отпрыску могучего рода Гиреев, астраханскому царевичу Едигеру-Магмету от полновластного хана Казани Шах-Али-хана привет!
Судьба каждого человека от начала мира написана в его книге, но люди, в своей лживой мудрости, склонны нарушать веления рока. Какое безумное ослепление заставляет тебя, гордый Едигер, возомнить себя равным великому московскому падишаху, владения которого не обскакать на лихом скакуне за трижды сорок лун,[152] монарху, под знамена которого собираются воины со всех четырех сторон света! Я знаю силы Казани, я знаю, что ей не отразить натиск огромной рати урусов…
Смирись, Едигер! Участь нашего царства, давно предсказанная мудрыми людьми, – стать московским уделом. Без боязни явись в царский стан: государь Иван Васильевич тебя помилует и окажет всяческое благоволение…»
Были отправлены письма к сеиду Кулшерифу, к князьям Исламу и Кебяку и ко многим другим казанским вельможам. Их уверяли, что московский царь желает не гибели их, а раскаяния. И если они изъявят покорность, то им сохранят и жизнь и имущество.
16 августа Волга под Свияжском ожила, покрылась сотнями плотов, лодок – реюшек, бударок, косных. Московское войско переправлялось на луговой берег реки.
Глава IX
Первые дни
Русское войско закончило переправу через Волгу 19 августа. Путь по левому берегу реки до Казани был не длинен, но труден. Татары сожгли мосты через реки, разрушили гати на болотистых местах – дороги приходилось строить снова.
Точно с намерением помешать русским, полили дожди – и продолжались несколько дней подряд. Дороги раскисли, покрылись невылазной грязью, и теперь не отдельные их участки, а все сплошь приходилось мостить бревнами. Русских эта задача не испугала: при множестве рабочих рук, помогавших отряду строителей, ее выполнили быстро.
20 августа Иван Васильевич наконец получил ответ Едигера на предложение сдаться; этот ответ исключал надежду на мирный исход дела.
«У нас все готово! Ждем вас на ратный пир!» – писали казанцы.
Русское войско раскинуло лагерь на широком лугу от Волги до Казани и Булака.
Основатели Казани выбрали хорошее место для города: его поставили на горе, между двух топких, илистых рек – Казанки и Булака. Сливаясь под городской стеной, к западу от Казани, эти две реки да возведенные за ними стены трехсаженной толщины надежно защищали город с трех сторон. Только с четвертой стороны, восточной, с Арского поля, был открытый доступ к городу. Зато здесь стояли семь стен из толстых дубовых бревен, отступя одна от другой на сажень. Промежутки заполнял песок и щебень. Получилась одна стена огромной толщины и прочности. А у ее подножия проходил глубокий ров.
При взгляде на могучие укрепления Казани становилось ясно, что здесь лихим наскоком не возьмешь, что потребуется продолжительная осада.
– Дело предстоит трудное, бояре! – сказал царь Иван воеводам.
Вечером того же дня у стен Казани поднялся сильный шум, слышны были выстрелы. Крики сражающихся разносились далеко в вечернем воздухе. Из свалки вырвалось несколько верховых; дико настегивая коней, они скакали к нашим передовым постам.
– Али на нас скачут татары? – спросил Василий Дубас, обращаясь к старшему в дозоре Луке Сердитому, и на всякий случай приготовил дубину.
– Не трожь! – унял парня Лука. – Разве не видишь – перебежчики!
Подскакав к русским, передний татарин, низенький, с морщинистым лицом, на котором горели живые черные глаза, закричал по-русски:
– Эй, казак, не стреляй! Мы к вашему царю бежим!
Главарем перебежчиков оказался Камай-мурза.
Его отвели в царский шатер. Распластавшись на полу, татарин повел рассказ. Он хотел вывести из Казани сотни две сторонников. Камаю удалось пробиться за стену, но тут пришлось выдержать схватку с отрядом, охранявшим ворота снаружи.
– Вот и прибежал к тебе сам-восьмой, государь! – закончил Камай-мурза, снял тюбетейку и вытер с бритой головы крупные капли пота.
– Повезло тебе, нехристь! – проворчал князь Воротынский, не любивший татар, даже сторонников Москвы.
– За послугу я тебя, Камай, не оставлю, – молвил царь, и перебежчик радостно встрепенулся. – Рассказывай, как у вас, в Казани?
– В Казани черному народу неохота воевать, да сказать о том страшно. Кто слово молвит супротив войны, тому кинжал в бок! Вот и притворяются люди, что злы на Русь. Русь за стенами, а гиреевцы рядом… Ну, и муллы тоже – райские сады сулят, кто за веру сгинет…
