Предсказанное. Том 2 - Василий Головачёв

Купава смотрела ей вслед затуманенными глазами, и лицо ее сделалось печальным и несчастным, уголки губ опустились.

— Отцова дочка… — прошептала она. Подумала: почему она так уверена, что Клим жив? Потому что чувствует его? Клим говорил, что он слышал ее зов даже тогда, когда мы находились внутри хроника… «Боже мой, Клим, куда ты запропастился? Почему не сказал, не посоветовался? Рассчитывал вернуться? Что же случилось, что ты не вернулся? Где ты? Где ты, где ты, муж мой, небом данный?..»

Из груди вырвалось рыдание.

Купава зажала рот ладошкой, загнала боль и тоску глубоко в сердце, постаралась успокоиться. Потом вызвала Ромашина и попросила его приехать. Информация дочери была достаточно важной, чтобы о ней узнали руководители Сопротивления.

Аристарху Железовскому исполнилось сорок семь лет, но выглядел он по-прежнему молодо, любил стильно одеваться, пользовался модным одеколоном «Фрейм», носил модные прически, но с возрастом пришла мудрость, юношеская порывистость уступила место непробиваемому спокойствию, а мощная глыбистая фигура и уверенно-независимый взгляд многих заставлял оглядываться и провожать математика статистического управления Всемирного Координационного Совета восхищенно-уважительными глазами.

Двигался он скупо и вынужденно, обходясь минимумом жестов и мимики, поэтому его собеседников всегда заставали врасплох его смех или неожиданная шутка. Удивилась и Купава, когда Аристарх принес ей цветы и после комплимента добавил:

— Судя по дочери, ты настоящая женщина.

— Это почему? — озадачилась Купава.

— Что должен сделать за свою жизнь настоящий мужчина?

— Жениться, — заявила Дарья, появившаяся вслед за Джумой Ханом.

Игнат Ромашин, уже сидевший в кресле, засмеялся.

Железовский остался невозмутим.

— Настоящий мужчина должен вырастить дерево, построить дом и воспитать сына. Это древняя формула. Ну, а настоящая женщина в таком случае должна спилить дерево, разрушить дом и вырастить дочь.

Теперь засмеялись все. Потом Купава сделала строго-возмущенное лицо:

— Хорошо же ты обо мне думаешь! Спасибо, дорогой друг!

По губам Аристарха скользнула легкая, как тень, улыбка.

— Я завидую, что Клим познакомился с тобой первым. Иначе Дашка была бы моей дочерью, а не его.

— Тогда это была бы не я, — сказала Дарья. — Кстати, я познакомилась с твоим прапраправнуком, дядя Аристарх, так что скоро у тебя должен родиться сын.

В гостиной стало тихо.

Мужчины перестали улыбаться, подтянулись.

— Рассказывай, — кивнул Ромашин; бывшему безопаснику и эксперту УАСС исполнилось шестьдесят лет, но выглядел он чуть ли не моложе Аристарха, хотя и не был интрасенсом. Только морщин прибавилось, взгляд стал усталым и в пышной шевелюре появились серебряные пряди.

— Я пока сварю кофе, — поднялась Купава.

— Мне черный, по-ирански, — предупредил Джума.

— Мне зеленый чай, — попросил Железовский.

— Я помню ваши вкусы.

Дарья присела у журнального столика, закинула ногу на ногу, помолчала немного, прикидывая, с чего начать, и поведала слушателям историю своего путешествия в будущее по футур-линии орилоунского метро. Когда она закончила, Купава втолкнула в гостиную плавающие подносы с напитками, фруктами и конфетами, и мужчины молча принялись пить чай, кофе и поглощать сладкое. Наконец Ромашин откинулся на спинку кресла.

— Спасибо, хозяйка. Я сегодня встал рано, однако еще не завтракал.

— Кто рано встает, тому бог подает, — сказала Купава, выталкивая подносы из гостиной.

— Кто рано встает, тому весь день хочется спать, — проворчал Железовский; в глазах человека-горы сквозь панцирь невозмутимости вдруг проклюнулся росток неуверенности. — У меня нет детей… и вдруг праправнук… ты не ошибаешься?

— Нет, — качнула головой Дарья, — там невозможно ошибиться. И отец Дара, и он сам очень похожи на тебя. Да и фамилия у них — Железвич — говорит сама за себя.

— Что касается детей, — хмыкнул Хан, — сегодня их нет, завтра будут. Думаю, эту проблему вы с Забавой решите. Но меня больше интересует не вопрос потомства, а подоплека всего происходящего. Клим ушел и не вернулся. Куда — неизвестно. А это не тот человек, который уходит, не попрощавшись. Значит, он рассчитывал вернуться. Но поскольку этого не произошло, возможен только один ответ: ему помешали. Кто?

— Клим — интрасенс и маг, — покачал головой Ромашин. — Ему очень трудно помешать. Если и существует такая сущность, способная ограничить Мальгина, сама она должна иметь почти нулевые ограничения.

— Ну, он все-таки не бог, — пожал плечами Хан. — Даниила он так и не смог вылечить, хотя и вытащил из хроника.

— Тем не менее я не знаю никого, кто смог бы остановить Клима. — Ромашин помолчал, слабо улыбнулся. — Кроме разве что жены.

Купава приподняла бровь, но отвечать не стала.

— Не о том говорим, — пробасил Железовский. — Клим оставил следы в доме отца, значит, он свободен. Надо выяснить, куда он мог направиться дальше. Ты спрашивала оператора метро, не появлялся он еще раз в Сети?

— Спрашивала, разумеется, — сухо ответила Дарья. — Он вошел в Сеть всего один раз и вышел в будущем, спустя триста лет. Потом выходил еще дважды — через тысячу и через сто тысяч лет. Дальше его след теряется. Оператор никаких сведений о его выходах не имеет. А когда я попыталась отправиться туда же, оператор меня не пустил. Тот узел закрылся. Пришлось идти наугад, а ближайший узел оказался уже на две тысячи триста лет дальше. Там я и встретила Дара.

— И дом Макара Мальгина был уже на дне болота?

— Под защитным колпаком. Очевидно, отец нашел его в те времена — триста или тысячу лет вперед, заэкранировал, спрятал в спецкомнате дома с дополнительной защитой все раритеты, подаренные маме Шаламовым, и… — Голос Дарьи сел до шепота: — И исчез!

По гостиной разлилось молчание. Купава, ни на кого не глядя, встала и вышла, но вскоре вернулась. Глаза ее сухо блестели. По-видимому, она приняла успокоительное.

— Давайте зайдем с другой стороны, — предложил Железовский. — Чем Клим занимался в последнее время?

Все посмотрели на хозяйку.

— Я в этом мало чего понимаю… — беспомощно повела плечом Купава.

— Папа работал над теорией нового инфляционного расширения Вселенной, — сказала Дарья. — Зачем — не знаю. Но его очень интересовали некоторые космические феномены как проявление деятельности чуждых нам форм разума.

Мужчины переглянулись.

— Я думал, что он продолжает заниматься теорией сингулярных кризисов цивилизаций, — пробормотал Аристарх. — Клим ведь много лет создавал свою парадигму, считая, что кризис нашей эпохи — это родовые схватки новой глобальной вселенской цивилизации.