Я тебя (не) люблю - Каролина Дэй

не бегал за ним так, не возился, когда ему было плохо, а в глазах окружающих виднелась лишь фальшь, созданная ради поддержания иллюзии. Но не в ее глазах. Не в этом кристально-чистом лазурном взгляде, которым она смотрела на него. Лера вела себя с ним холодно, но в то же время волновалась за его здоровье, сама даже взялась перевязывать его, заметив раскрывшуюся рану. В какой-то момент Мороз задался вопросом: а заслужил ли он, чтобы ему спасли жизнь? Заслужил ли ее заботу? Ее прикосновения? Ее волнение? Раньше он никогда об этом не задумывался, стараясь спускать все на поводу, дав волю случаю, однако именно сейчас, вспоминая недавние события, Егор понимал, насколько сильно оступился, как сильно оплошал и что примерно нужно сделать, чтобы искупить вину. Хотя...

Последнее ему только-только предстояло познать...

ГЛАВА 19

Большую часть своей жизни Лера испытывала стеснение, если это чувство не подавляло что-то более мощное и агрессивное, как накануне побега, когда она невольно оказалась в объятьях Мороза. Она стеснялась своей внешности, не идущей ни в какое сравнение с моделями из интернет-изданий, своих порой пошлых мыслей относительно того или иного мальчика, который ей нравился в школе. Своих воспоминаний первого и единственного оргазма в объятьях ненавистного мужчины. Хотя Лера и не признавала это, но все же порой краснела, перебирая в памяти чуткие прикосновения подушечек пальцев, жаркие дорожки поцелуев, которые горели тогда на ее коже. Но все это в какой-то степени ерунда, ибо мысли о подобном прошлом омрачались ненавистью и неверием. Болью, испытанной в тот роковой момент, когда она перестала быть прежней. Казалось, то ужасное чувство скованности и стеснения совсем перестало преследовать ее, а сама девушка обрела силу и стержень. Но это не так. В душе она осталась все такой же наивной девушкой с прилившей к лицу краской и гулко бьющимся сердце в груди. Именно эти чувства она испытала вновь, когда покинула комнату Мороза под строгим взглядом Ивана и оказалась в своей тихой гавани. В той, откуда сбежала несколько дней назад и вновь вернулась. Осознанно. По собственной воле. Но сейчас жалеть об этом бессмысленно. Лишне.

Даже оказавшись наедине с самой собой, Лера ощущала легкий жар на своих щеках и легкую дрожь в руках, а все из-за нахождения рядом с Егором. И перевязки, где ей пришлось притрагиваться к обнаженному мужскому телу, чего не приходилось делать ранее, за исключением манекена на уроках ОБЖ. Девушка никогда думала, что это так волнительно и... странно. Никогда не чувствовала тепло и бархатистость кожи, не ощущала твердые мышцы пресса, а про татуировку на груди и руке можно промолчать. Он оказался красив не только лицом, но и телом, хотя, наверное, это ни для кого не секрет. Однако девушка лишь мельком взглянула на него, а затем принялась обрабатывать рану дальше, стараясь не придавать значения этим странным ощущениям, когда она прикасалась к нему. Что она чувствовала? Неясно. А что чувствовал он? Неважно. По крайней мере, ей не важно.

Ведь в голове не укладывался его поступок...

Как он узнал о ее местонахождении и почему спас ее? «Просто он неожиданно оказался в нужном месте и в нужное время», — твердила она про себя, только его поступки, совершенные до того момента, опровергали эту теорию. Конечно, девушка искренне благодарила Егора за спасение своей шкуры, и если бы не его поведение и выкрики о том, почему она сбежала, то все оказалось бы хорошо. Хот нет. С ним никогда не станет хорошо. Он такой человек. Холодный, далекий ото всех. Грозный. Егор никому не подвластен, а в его голове существуют только команды для окружающих людей, которые заставляют их полностью подчиниться. Но не для самого себя. И только благодарность за спасение жизни заставляла Леру подниматься с кровати и навещать его комнату под конвоем охраны, которая боялась, что она сбежит.

Только они не знали, что Лера мысленно поставила на этом крест... Временный...

Она еще помнила те чувства досады и потери, когда она вернулась за Морозом и донесла его до машины, вручив охранникам. Затем обратно в логово, и она долго петляла туда-сюда по своей комнате в ожидании вердикта доктора, а завидев спокойного и мирно спящего Егора на своей кровати с перевязанным животом, старалась не отходить от него, но все тот же конвой уводил ее из хозяйской комнаты каждый день. И сейчас, вернувшись в комнату, она обдумывала их разговор, стараясь мыслить рационально, а не скомкано, как это получалось в итоге. Однако постоянные противоречия не давали ей сделать правильные выводы. Он тиран, забравший у нее счастливое будущее, человек, лишивший надежды на спокойствие, насильник, сломавший ее душу.

И спаситель, ворвавшийся в самый подходящий момент, когда она оказалась на волосок от ужасной участи.

Воображаемая чаша весов со злодеяниями мужчины заметно перевешивала, однако раньше на другой стороне ни разу не стоял ни один аргумент в пользу его доброты. Периодически Лера спрашивала саму себя, может, он спас ее ради собственной выгоды, чтобы его игрушку никто не тронул? Но зачем? У него может быть полно таких, как она. Тогда почему он не отпустил ее раньше и не нашел другую? Непонятно. Все вертелось по кругу, в конечном итоге, он просто-напросто замкнулся. И что же оставалось делать? Ничего. Наверное, в этом случае стоило лишь смириться со своей участью и плыть по течению. Мечтала ли она когда-то об этом? Нет. Только сейчас эта мысль казалась не столь ужасной, как прежде. Неприятной, конечно, но и не слишком грустной.

Выкинув ужасные мысли из головы, Лера каждое утро, встав ни свет ни заря, навещала Егора. Наблюдала за спящей массивной фигурой, смотрела, как мирно вздымалась его грудь, едва прикрытая теплым одеялом. Смотрела и смущалась. Краснела. Отгоняла мысли о том, что начинала заглядываться на него. Да, он красив до неприличия, но это не обелит его и не сделает из демона ангела во плоти. Зато в монстра он превращается на раз-два. Особенно сейчас, неожиданно проснувшись и уставившись на нее во все глаза.

— Что ты здесь делаешь? — чуть резковато спросил мужчина, приподнявшись на локтях. Как будто не привык, что она приходит к нему в комнату каждое утро. Хотя... тогда он не был еще в сознании.