Ваш номер — тринадцатый - Евгений Соломенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невозмутимый Сережа, источающий флюиды преуспевания — мистер Молодой Бизнес России, — поставил на стойку недопитый бокал, подошел к сыну и заговорщицки склонился к маленькому оттопыренному уху, торчащему над высоким воротом свитерка:
— Давай, мужичок-боровичок! Врубай компьютер, и дальше — как я тебя учил. Найдешь картинку с папиным портретом и назовешь мне самую нижнюю циферку под ней. Сделаешь это за три минуты — получишь приз. Куплю тебе нового тамагочи!
— Не хочу тамагочи! — захныкал лопоухий Темка. — Он опять помрет, а я плакать буду! Купи мне лучше живого медвежонка!
— Ты и сам — хороший медвежонок! Зачем тебе еще один? — взъерошил ему мягкие волосенки отец. — И заруби на своем конопатом носу: с напой торговаться нельзя! Все, включаю секундомер. Время пошло!
Продолжая улыбаться, он вернулся к жене:
— Доконает ноутбук — новый куплю. Зато через пару лет наш мужичок-боровичок будет шустрить по всему Интернету и мне докладывать — растут или падают папины акции.
— Не будет его боровичок шустрить по Интернету. И разбираться в папашиных акциях тоже не будет! — резко обронил Администратор, волком глядя на монитор.
— А что так? — поинтересовался Зорин. — Мозгов не хватит?
— Жизни не хватит, — пустым голосом пояснил Чичеванов. И бросил взгляд на большой настенный хронометр:
— Через пятьдесят три минуты их «Боинг» наберет крейсерскую скорость и расчетную высоту. А еще через две минуты в хвостовой части фюзеляжа произойдет взрыв средней мощности. Не спасется, ясны горы, никто.
У Зорина во рту стало сухо:
— И это непременно? А изменить как-то, предотвратить нельзя? Почему?
— Потому что такая у них судьба. Они сами выбрали ее, когда купили билет на этот рейс.
— Но отчего?! Отчего именно этот рейс? — все еще недоумевал Зорин. Его подмывало что-то предпринимать, звонить, оповещать, спасать.
Администратор пощелкал кнопками — и средний монитор принялся выхватывать лица стоящих в очереди на рубеже паспортного контроля. Наконец камера прекратила метания, крупным планом наехала на средних лет мужчину в серой тирольской шляпе с кокетливым зеленым пером. Он подошел к турникету и сквозь окошко протягивал загранпаспорт угрюмой расползшейся тетке в форме пограничника. У мужчины были бегающие глазки и хищное личико хорька.
Администратор ткнул пальцем в узкую хорьковую мордочку:
— Спрашиваете — почему? Да потому, что вот он летит этим же самолетом. И долететь никак не должен!
Зорин с острым любопытством воззрился на человека в тирольской шляпе:
— А кто он такой?
— Крыса, — исчерпывающе ответил Администратор. — И крыса эта сегодня должна быть прихлопнута.
— Да, но заодно с ним в этой крысобойке погибнут еще две сотни человек! Они-то за что?
— А это я вам, батенька мой, уже объяснял! За то, что их угораздило взять билеты на обреченный «Боинг». К вашему сведению, знаменитый «Титаник» в 1912 году напоролся на айсберг тоже по той лишь причине, что в Саутгемптоне неосмотрительно принял на борт одну юную леди.
Администратор крутанулся в своем вращающемся кресле, разворачиваясь спиной к экранам:
— Это вам, непосвященным, кажется: трагическая случайность! Там — стрелочная автоматика ненароком выдала ошибку и перевела поезд не на тот путь, тут — невзначай отказал бортовой компьютер, там — террорист какой-нибудь по случаю затесался или торнадо налетел, или буря магнитная разыгралась — разладила навигационные приборы. А на деле-то — никаких случайностей! Господин Случай — это я! Вот и взлетают в небо обреченные самолеты, отчаливают от пирса обреченные корабли, бегут по рельсам обреченные составы…
— А если завтра будет поставлена задача — уничтожить очень уж большую крысу? — спросил Зорин. — Не окажется ли обреченной вся планета?
— Что ж, — откликнулся Администратор. — Очень может быть, батенька вы мой! Только почему же — именно крысу? Завтра мы можем получить команду на уничтожение вполне симпатичного голубя с оливковой веточкой в клюве. Там, наверху, свой расклад, и нам он не ведом.
Зорин передернул плечами, как от пробежавшего холодка:
— А вам, Петр Аввакумович, не кажется, что у вашего «ткачества» другое название имеется: убийство?
Администратор посуровел:
— Уж коли я творить этакое не боюсь, то слов, ясны горы, и подавно не остерегаюсь! Только вы, батенька мой, не поняли главного. Убийцы, уголовники — это совсем иная опера. Мы же — судьбы определяем. А судьба — она и есть ниточка между рождением и смертью. Вот мы на этих ниточках, когда надо, и завязываем узел. Работа такая.
Тут Зорину припомнились разбитые тестикулы несчастного Фабиана и будущий «товарищ Пабло», которого небесный механик вытащил из Невы ради последующей перекройки караванных путей наркомафии. Ну, конечно! Вот они — те «ниточки»!
Да, кстати о небесном механике! Зорин напрягся:
— А с Фабианом нашим что приключилось? На его ниточке тоже вы узел завязали?
Хозяин покачал головой:
— Нет, батенька мой, тут не наша работа. Своей ниточкой господин Шереметев распорядился сам. И ведь не кукиш вам марципановый: крепкий был мужик, просто — бронетанковый! Ан нет, и этого Сивку укатали наши крутые горки! У нас в «Утренней звезде» — сплошные, знаете ли, нервы. Вредное производство! А нравится это или нет — нас не спрашивают.
Он утомленно потер глаза:
— Вся жизнь — долговая яма! Только и знаем, что платим долги. Особенно те, что сделаны не нами!
— Не понял, Петр Аввакумович! О чем вы? — удивился Зорин.
— Да нет, это так! Не берите в голову! — словно опомнившись, махнул рукой Администратор. — Так вот, о ниточках. Иной раз и впрямь приходится завязывать очень много узлов кряду. Но тут уж не нам решать: на то центральный офис имеется. А мы что? Мы — исполнители, один из сотен филиалов.
— А в Москве тоже есть свой филиал «Утренней звезды»?
— И в Москве, и в Лос-Анджелесе, и где-нибудь на Тринидаде-и-Тобаго — тоже! Мы, питерцы, отвечаем за свой регион. Хотя главная контора нет-нет, да и поощрит кого-то из наших загранкомандировкой. Вот Аполлинарий недавно в Амстердам слетал. С пустяковым, надо сказать, поручением (младенец бы справился!). Зато на просвещенную Европу лишний раз посмотрел. Да заодно — удачно так совпало — выступил там с блестящим докладом. В Голландии как раз международный симпозиум проходил. По гуманистическому наследию Эразма Роттердамского.
Слова «Амстердам», «международный симпозиум» и «доклад» в воспаленном воображении Зорина сами собой сложились в облик хиппующего голландского Гайаваты. А тут еще — и Эразм, любимое словечко мексиканской чертовки! Настроение тут же упало на несколько делений вниз.
Между тем хозяин поднялся из кресла:
— Ладно! Соловья, ясны горы, баснями не кормят! Идемте-ка, батенька мой, вниз, отобедаем, чем бог послал!
«После твоих басен не обедать, а вешаться впору!» — думал Зорин, спускаясь по деревянной лестнице, которая стонала и вскрикивала под могучей стопой Администратора.
* * *Войдя в просторную кухню, Зорин огляделся:
— А где же у вас плита?
— Да вон — микроволновка, — кивнул Администратор.
— А газовой что, нету? — не отставал гость.
— Нету газовой! — неожиданно сердито отозвался хозяин. — И печки нет! И спичек в моем доме вы тоже не найдете!
Зорин изумился — «чего это он?». И, кстати, припомнил: час назад, пробираясь сквозь березняк, они набрели на старое кострище — и Администратор шарахнулся от давно остывшей золы, словно от пригревшейся на солнце гадюки. А как Аввакумыч «не расслышал» относительно шашлычка, который неплохо бы затеять на березовых угольях? Зоринская память тут же потянула из своих загашников целую цепочку маленьких странностей этого человека. И то, что при нем категорически запрещается не только курить, но даже вертеть в руках зажигалку. И то, что от самого него непрерывно несет пожарищем…
«Вот те на! — стукнуло в голову Зорину. — У больных бешенством наблюдается водобоязнь, а у этого — огнебоязнь какая-то! И как это он, при таком бзике, умудрился тех чмошников из «Фаланги-М» спалить в геенне огненной?»
Но вслух он спросил другое — вежливое и вполне нейтральное:
— Петр Аввакумович, а собаку вы не держите?
— Не держу, — откликнулся хозяин. — Не имею ни собаки, ни кошки, ни близкой и дальней родни. Никого и ничего! Так спокойней: никого за собой в ад не потянешь!
— И не одиноко вам?
Тот пожал плечами:
— А человек, знаете ли, всегда одинок, даже если вокруг целая орава друзей и домочадцев! Все мы летим — каждый по своей орбите. А вокруг, заметьте, мрак и холод, и никому не суждено согреться. От этого холода и одиночества слабые спиваются. Им легче! — вздохнул он почти завистливо.