Ревизор: возвращение в СССР 3 - Серж Винтеркей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут вошёл Шанцев. Я думал, бабы разбегутся кто куда по рабочим местам. Но не тут-то было. Они обступили его и потребовали рассудить!Загалдели при этом они все сразу и все на повышенных тонах. На шум вышла и главбух. И тоже, вместо того, чтобы разогнать подчинённых по рабочим местам, она начала вникать в суть конфликта. Видать, скучно ей живется, а хорошая ссора тоже развлечение. Выслушав мнение «за», она согласилась с ним. А потом, выслушав мнение «против», она, к моему изумлению, согласилась и с этим мнением. В конце концов, все обратили своё внимание на Шанцева, что он скажет.
Шанцев велел хозяйке забрать свои сапоги, вернуть деньги Альбине и не сметь больше заниматься спекуляцией на заводе! Зашёл в кабинет главбуха, предварительно пропустив её вперёд, и закрыл за собой дверь.
Чисто мужское решение, усмехнулся я про себя, наблюдая исподтишка за женщинами. Их оно, конечно, не устроило и спор разгорелся по новой. Я сидел и обалдевал — директор сказал, что надо делать, но всем глубоко пофиг. Что-то совсем распустили на заводе сотрудников!
В какой-то момент раздосадованная Изольда почему-то обратила на меня внимание.
— Что ты лыбишься?! — вытаращилась она на меня.
Вроде, старался следить за собой…
— Я? Как можно? — ответил я, но улыбку сдержать уже не смог. Встал, решив пока что прогуляться, все равно в таком шуме считать что-то опасно. Отвлекут, ошибку сделаю, бабушку подведу.
— А ну-ка постой! — рявкнула на меня Изольда в присущей ей хамской манере. — Объясни, что здесь смешного? Тут серьёзный вопрос решается, а ему весело! Может, ты знаешь, решение?
— Да, собственно, тут и говорить не о чем. — ответил я, остановившись в дверях. — Нет договора, нет оплаты.
— Как это нет договора? — удивилась приятельница хозяйки сапог.
— Так, нет, — подтвердил я. — Разве вас кто-нибудь просил помочь с продажей?
— Нет, но я же продавала…
— Если бы вы взяли сапоги в руки и ходили с ними всем предлагая, то да, вы продавали. И хозяйка сапог, если бы позволила вам их взять, подтвердила бы этим ваш договор. А так… вы просто рекламой занимались. Притом по собственной инициативе.
— Что? Какой рекламой? — услышал я, выходя из кабинета и не желая больше участвовать в этом водевиле.
Погулял минут пятнадцать, вернулся назад. Облегченно выдохнул — сапожная толпа рассосалась, как будто ее и не было. Тишь и благодать! Ушел также и директор. Приступая к работе, обратил внимание, что Изольда ерзает на своем месте — явно ждёт от меня вопроса о том, как же решился сапожный спор. Я ее полностью проигнорировал — мне это было совсем неинтересно. Обидится, наверное — но мне от этого ни холодно, ни жарко.
* * *
Павел Сатчан, двадцати восьми лет отроду, сидел в опостылевшем кабинете комсомольского лидера на захудалом заводишке. Ещё целых полгода здесь работать! И этот никчемушный городишко!.. Терпения больше нет. Хотелось домой, в Брянск. А лучше сразу к дядьке в Москву. Но сразу нельзя. Надо видимость «рода из народа» создавать.
Ещё этот новенький! Галька с ним справиться не может. Придётся вмешаться.
Обычно она справляется со всеми поручениями, молодая, но шустрая. Её можно было бы с собой взять, когда придет пора идти на повышение, неплохой помощник из неё получился бы. Одна беда — в ней ещё столько идеализма и наивности. Вот, как ей поручить взятку у кого-то получить?
Вот и с новеньким не справилась. Придётся показать ей, как это делается.
Будь неладен этот завод! Но что не сделаешь ради карьеры?
* * *
Поработать получилось всего минут пять. Дверь в бухгалтерию отворилась и на пороге показалась Галька. Только я успел обрадоваться визиту, как она отошла в сторону, и в кабинет зашел худощавый и невысокий парень лет так двадцати пяти-тридцати с энергичной физиономией. Черный костюмчик с белой рубашкой намекал, что физическим трудом он на заводе не занимается, а по выражению лица я сразу понял, что он считает себя начальством. Необычный типаж для провинциального советского завода начала семидесятых — ухоженный, если не сказать холёный, дорогая импортная одежда, явно фирменные очки, часы тоже буквально кричали о своем импортном происхождении. Нетрудно было сразу же сообразить, что Галька, отчаявшись получить с меня рубль на чилийскую социалистическую революцию, привела подмогу в лице своего начальства. Так вот ты какой, Сатчан!
— Что же, товарищ, вы мешаете работать моей сотруднице? — строго обратился он ко мне, пока Галька за его спиной просачивалась в наш кабинет, — какие пятьдесят копеек на дело чилийского социализма? Все сдают по рублю, и вы должны сдать рубль.
— А как мне вас именовать? — спросил я.
— Сатчан Павел Игоревич, комсорг завода, — важно сказал комсомолец.
— Так вот, Павел Игоревич, вряд ли кто радеет больше, чем я, на этом заводе, за дело чилийского социализма, — со строгим выражением лица сказал ему, — я знаю, как тяжело приходилось пролетариату и крестьянам Чили под гнетом буржуазии. Приход к власти социалистов дает им шанс вздохнуть полной грудью, а национализация крупных предприятий позволит работать пролетариату на себя, а не на угнетателей.
Комсомольский функционер оторопел. Сильно сомневаюсь, что он вообще хоть что-то знал про Чили. Я бы тоже не знал, если бы в прошлой жизни еще в советские времена не писал курсовую работу по чилийской экономике. В ней было страничек тридцать, что-то в голове да и задержалось.
— Поэтому, Павел Игоревич, я горячо болею за дело Альенде. Как говорили коммунисты еще во время гражданской войны в Испании, но пасаран! Они не пройдут! Я имею в виду, конечно, чилийскую буржуазию, пытающуюся опереться на штыки кондовой военщины и деньги ЦРУ.
Комсомольский лидер, наконец, отмер.
— Так, а рубль почему не сдаете? — спросил он уже вполне дружелюбно. Небось, уже начал прикидывать, как сможет использовать в заводских комсомольских делах такого начитанного молодого комсомольца. Ну а что я — сам Славке советы даю, как правильно развиваться в условиях СССР и не буду им же следовать? Какое-то лицемерие получится!
— Поскольку я работаю на полставки и вообще в данный момент являюсь школьником, могу предложить на дело чилийского социализма ровно половину того, что платят те, кто работает
