Рыбы у себя дома - Сергей Кучеренко

Внешний вид сома всяк воспринимает по-своему: мне он, например, нравится, и в этом мнении я далеко не одинок; другим же эта рыба осознанно или беспричинно неприятна. Но объективно: массивное, неуклюжее, клиновидно-длинное, обильно покрытое слизью тело без какой-либо чешуи; большая уплощенная, тупо закругленная усатая голова с широченной пастью и выдающейся вперед нижней челюстью; смехотворно маленький спинной плавничок и очень длинный — почти в две трети тела — анальный, сливающийся с небольшим округлым хвостовым. Крошечные глазки-дробинки с поперечно овальным зрачком, трубочки четырех носовых отверстии… При взгляде сверху — как головастик, а сбоку он грозен, симпатичен, даже красив, хотя и головаст, и пузат, и соплив.

Когда постигнешь повадки сома, то он предстанет как бы «сотканным» из противоречий. В общем спокоен и ленив до неповоротливости и неуклюжести, но способен на неожиданно стремительные броски. Что медведь.

Икру откладывает заботливо: на чистом прогретом мелководье в траве устраивает круглое гнездо диаметром немного меньше своей длины, в котором и нерестится. Клейкая икра равномерно распределяется по траве гнезда… Однако попозже, когда родительский инстинкт угаснет до следующего года, он заглатывает, вместе с другими рыбками, своих же сомят.

То он скрытен и осторожен, то бесцеремонно всплывает на водную гладь, высовывает башку и даже переворачивается кверху брюхом чуть ли не рядом с лодкой. Иные — а может, одни и те же, но в разное время — берут насадку смело, с ходу, глубоко ее заглатывая. Случается же удивляться: чувствуешь, знаешь, что здоровенный «детина» у крючка, а поплавок еле вздрагивает и качается, потому что тот «детина», словно бы прекрасно понимая, что к чему, умудряется громадными подковами твердых губ стаскивать с крючка, запах и вкус которого, вероятно, чувствует, не только рыбку или лягушку, но и червяка.

Предвижу возражения: «С годами всякая рыба опыта набирается, умнеет, а сом особенно „башковит“, и потому, мол, чем крупнее он, тем осторожнее да хитрее». Согласен с этим. Но вот однажды, в 1963 году, спиннингом на блесну по Тунгуске у входа в Зеленопольскую протоку пасмурным днем за два часа я вытащил 32 сома, и оказалось среди них пять «ростом» в 90—110 сантиметров при весе от 5600 до 9200, которых были все основания считать матерыми и не лыком шитыми.

Сомы и в самом деле хитры и для рыб сообразительны. У них легко, быстро вырабатываются условные рефлексы, они учатся на собственном «горьком опыте», запоминают коварство всевозможных рыболовных снастей и различных наживок. Сколько довелось мне ловить щук с оторванными крючками в пасти, а вот сома — единственный раз. Оказавшись в неводе, он энергично ищет спасения: дыру какую в щели, ямку под нижней тетивой или прогиб между поплавками, а не то занырнет в ил перед надвигающимися грузилами головой вперед и пропустит их через себя… Старики в своих омутах живут долгими годами, не выдавая себя рыбакам.

Но тут требуются кое-какие уточнения: как утверждают некоторые знающие и заядлые рыбаки, по части «ума и сообразительности», а также способности вырабатывать условные рефлексы амурский сом намного превосходит солдатовского, который лишь к старости «умнеет», а вернее, просто становится осторожнее. Видимо, амурский вид эволюционно моложе, а потому лучше организован да еще обладает более гибкой и совершенной нервной системой.

…Есть и другие различия. Солдатовский вид более южный: распространен он по Среднему и частично Нижнему Амуру — в основном от Благовещенска до Комсомольска — и вверх по Уссури. Его «соперник» заселяет весь бассейн реки, исключая лишь холодные горные реки. Сомы — рыбы теплолюбивые, и потому не было их в Сибири. Однако в 30-х годах амурский сом сумел проникнуть в бассейн реки Селенги. Он перебрался туда через Арахлейские водораздельные озера (тут особо-то нечему удивляться: переползать по росистой траве из водоема в водоем сом большой мастер), а несколько позже внесли свою лепту в расселение этого вида и рыбоводы. Теперь там его много, особенно в озерах поймы, есть даже в Байкале, откуда он проник в Иркутское и Братское водохранилища. Одновременно он мигрировал и вверх по Селенге и теперь встречается на территории Монголии.

Но все-таки сомы — рыбы действительно теплолюбивые, и чем дальше на юг — тем их больше, а особенно много в Уссури и Ханке.

Эта приверженность к теплу определила годовой цикл жизни наших лягушатников: активны они от весеннего ледохода до осеннего. А если точнее, то уже в середине октября, когда льдами едва лишь «запахнет», лениво собираются они в глубоких, слабопроточных ямах и день ото дня смирнеют. Подо льдом спят, плотно укутавшись слизью, но стоят правильно, головой против течения, и жаберные крышки изредка приоткрываются, и парные плавники пошевеливаются. Очень экономно расходуют они свои обильные жировые запасы, составляющие 10–15, а то и все 20 процентов общего веса.

Оживают тотчас после очищения рек ото льда. Избегая противной им мутной воды, сразу ищут тихую чистую на мелководье. Несколько дней разгоняют кровь, разминаются, а потом набрасываются на еду. На рыбу в основном нажимают, ибо она для нашего типичного хищника корм номер один.

Уж что-что, а поесть сом любит, особенно после многомесячной голодовки. В майские праздники в протоке у обсохшего озера Катар выудил я как-то на крючок с червяком метрового сома с невероятно раздутым брюхом, а из пасти торчали хвосты двух карасей. Подумать только: после столь чудовищного обжорства сом позарился еще и на простого дождевого червяка!

Я не поленился «проинвентаризировать» содержимое сомовьего брюха, а выявленное записать: четыре карасика длиной от 12 до 14 сантиметров, 15-сантиметровый сазанчик и конь такой же длины, пара средних чебаков. Горчаков и чернобрюшек не считал. Однако по сравнению со щукой сом не покажется таким уж обжорой: та запросто заглатывает рыб длиной в треть своей собственной, большинство прочих хищников — в 20–25 процентов, сом же — всего в 12–15 процентов: брюхо-то у него короткое.

И все же при обильном корме сомовье обжорство удивительно. Приходилось в этом убеждаться при разных обстоятельствах, и можно бы передать впечатления от этого, но лучше будет привести яркое описание утробного шабаша сомов из комаровской «Золотой удочки». Мелкая рыба скатывалась по обмелевшему ручью, а в устье ее поджидали сомы. Хищники…

«…жрали торопливо, жадно, много. Они толкались между собой, как поросята у корыта. Их желудки вздулись и стали круглыми. Из открытых ртов торчали рыбьи хвосты вперемешку с клешнями раков. Некоторые, уже не в силах проглотить хотя бы маленькую рыбью икринку, все-таки не отходили от валежины и бесполезно тыкались полными, словно законопаченными, ртами в обессиленных чебаков… Поистине это был праздник обжорства, где все объедалось, чавкало, давилось, причмокивало».

Но больше всего меня поразил сом, в желудке которого оказались четыре… среднеразмерные косатки, причем у трех из них в «боевом» положении были верхние колючки, а у двух и боковые. У сравнительно свежих они сохраняли остроту, у той же, что успела побледнеть, размягчились… Оказывается, крепким да еще и очень эластичным стенкам сомовьего желудка и защитное оружие косаток не страшно, а ферменты и кислоты их быстро размягчают, переваривают.

С момента освобождения рек ото льда до нереста сомам далековато, и потому у них все это время одна забота: чревоугодничество. Больше всего от них страдают караси и сазаны, чернобрюшки и востробрюшки, чебак и горчак да им подобная удоболовимая рыба. Однако наш головасто-усатый обжора не боится, как видно, заглотить и косатку с ее смертоубийственными колючками да ядовитой слизью. Раки, моллюски, черви, личинки — тоже в его меню. А о лягушках он мечтает денно и нощно.

Натуралисты патриархально-уравновешенного старого уклада дружно и долго писали, что лов сомов «на квок» (когда по воде ударяют деревяшкой с чашевидным углублением на конце) потому и успешен, что рыбы этот звук воспринимают за лягушачий и спешат на добычу. А оказалось не так. Теперь говорят, что «квок» имитирует, да и то грубо, звуки захвата сомом пищи. Услышал — и туда: кто-то что-то нашел съедобное и трапезничает. Впрочем, этот вопрос не закрыт до сих пор: некоторые уверяют, что «квок» напоминает звуки, издаваемые самкой, которая привлекает самца.

Мне много раз приходилось интересоваться содержимым сомовьих желудков, и потому я кое-что из того, чем живет эта рыба, узнал. Посторонние, то есть неудобоваримые, предметы встречались редко: папковая гильза, винтовочный патрон, согнутый гвоздь, пробка, алюминиевая ложка, небольшой кусок поролона… А вот из брюха балхашских сомов, как свидетельствуют газеты, чего только не извлекали: шкалики из-под водки и пивные бутылки, галоши, куски мыла и консервные банки. Даже кирпич зачем-то заглотил один из старых балхашцев. А в последнее время рыбаки в Балхаше стали успешно ловить крупных сомов на… лоскутки полиэтиленовой пленки, насаженной на крючок… Отчего такое — не знаю. Возможно, плохо там стало с сомовьим кормом, в Амуре же его пока хватает? Вряд ли. Вероятно, и на Амуре сом пойдет на полиэтиленовых (или клеенчатых) рыбок, как уже идет верхогляд.