Память сердца - Рустам Мамин

Ну и что это?.. Не установка к манипулированию сознанием людей?

Я пишу о том, что диктует мне «память сердца», что я прожил и пережил. А тут уж, как вы сами понимаете, ничто не изменить! В память вбито все прожитое и пережитое.

«О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной!..»

Штришки к портрету

Я вспоминаю рассказы кинорежиссера Кристи Леонида Михайловича. Мудрый мужик, прямой, интеллигентный, образованный, с каким-то пристальным, проникающим в собеседника прищуром. Он рос среди детей Кремля, общался со всеми «обитателями олимпа Советской России», многих помнил. Так вот Леонид Михайлович рассказывал про Троцкого.

Дети в возрасте пяти-семи лет, среди них и маленький Ленька Кристи, играли на площади Кремля. Мимо идет Троцкий. Дети, приученные взрослыми к вежливости и почтительности, дружно поздоровались. Троцкий остановился в привычной позе «мудреца», засунув руки в карманы брюк. Кристи рассказывал, что эта поза так и отпечаталась, ну прямо фотографически отпечаталась у него в памяти, – и спросил ласковым голосом:

– Кто хочет конфетку?

Что тут поднялось:

– Я!.. Я, я!..

Время-то было голодное!

Троцкий вытащил из кармана карамельку, развернул фантик и, продемонстрировав ребятам заветное лакомство, с удовольствием отправил конфету себе в рот. На глазах – просящих, жаждущих глазах маленьких оскорбленных людей! Кристи вспоминал: «Мы были не столько удивлены или обижены, сколько ошарашены!..» Троцкий с наслаждением начал сосать карамельку и, расхохотавшись, ушел, довольный собой, напевая какую-то песенку…

Или вот такой случай. Тоже – штрих, свидетельство непосредственно из уст бывшего кремлевского фотографа, впоследствии начальника цеха обработки пленки ЦСДФ, к сожалению, не помню фамилии. Кажется – Есипов.

В кремлевском буфете очередь. Входит Ленин и становится последним. Кто-то из доброжелателей ему льстиво сообщает:

– Владимир Ильич, вам не в эту очередь!

– Почему?

– Здесь дают бутерброды с повидлом, а в той – с маслом! Для членов ВЦИК!

– Ну пусть мое масло отдадут детям, а я и с повидлом – с удовольствием!..

Да… Это, так сказать, штришки к портрету самой высокой власти. А мне вдруг вспомнился еще один эпизод – с властью другого рода, рангом пониже, но…

В начале шестидесятых годов прошлого века (о Господи, звучит-то как! Про-о-шлого!) я был выдвинут руководством Центральной студии документальных фильмов на пост директора Всесоюзных операторских семинаров, проводимых в Доме творчества Союза кинематографистов СССР, в Болшево. Статус этих семинаров был чрезвычайно высок: во-первых, потому, что они были всесоюзные, съезжались туда операторы со всей страны; во-вторых, – многодневные, с лекциями, просмотрами, обсуждениями, ознакомлением с новой операторской техникой, а в третьих – художественным руководителем был назначен сам Роман Лазаревич Кармен, великий Кармен. Помогал ему оператор Иван Горчилин – поэт экрана. Удивительно тонкий человек, большой умница, знаток литературы, музыки и, конечно, кинематографа.

Работы по организации была пропасть: нужно было достать, «выбить» любыми путями из известных кинохранилищ ленты для просмотров – шедевры мирового кино по списку; найти и пригласить (за довольно низкую оплату) переводчиков – и с японского, и со шведского, и с английского, и прочее, и прочее… Проследить за подготовкой номеров для проживания (а недовольные всегда найдутся!), и чтоб всем мест хватило в ресторане… А приехали операторы именитые! Каждый считал себя выдающимся, неповторимым, достойным особых условий, особого комфорта. А для прочтения лекций, проведения семинаров должны приехать самые известные режиссеры, драматурги, – и им тоже нужны номера, и резервные места в ресторане… Словом, все нужно было организовать, «иметь в виду», обсчитать. Да еще главное – не выйти из сметы расходов! Деньги Союза кинематографистов надо экономить! Директор объединения Михаил Самсонович Бессмертный строго предупредил:

– Там люди разные могут быть, документы у всех не попросишь, всего не учтешь. Смотри в оба! Перерасхода государственных средств быть не должно! Это грубое нарушение. Платить вынужден будешь ты как директор, допустивший этот перерасход… Ну, ни пуха ни пера! Успокойся. И будь начеку…

Словом, крутился я на этих семинарах как белка в колесе…

И вот в один из дней нежданно-негаданно приезжает в Болшево группа солидных людей – новых, незапланированных никакими мероприятиями. Человек шесть-семь! И сразу – в ресторан! Заняли подготовленный для участников семинара столик…

Я в смятении к ним:

– Простите! Сейчас в Доме творчества проводится Всесоюзный семинар, поэтому он закрыт для индивидуальных посещений. И в ресторане обслуживаются только участники семинара – по списку…

– Мы должны быть в списке Комитета РСФСР, – не назвавшись и не представившись, сухо отбрил меня один из прибывших, очевидно, самый главный.

– Идите, – в тон ему небрежно махнул рукой чернявый нацмен, – потом разберетесь в списках (позже выяснилось, это был Гваришвили, главный редактор Кинокомитета РСФСР).

Разумеется, я не стал ни возражать, ни спорить. А они спокойно принялись поглощать все то, что было приготовлено для других… Я подошел к Горчилину:

– Как быть?!

– А пошли ты их всех к едрене матери!.. А сам не ругайся. Улыбнись и отойди!.. Кто они?

– Из Комитета РСФСР… вроде…

Горчилин отошел в сторону:

– Да не волнуйся ты!..

Легко сказать, «не волнуйся»! Ведь все расходы и по проживанию этой группы, и по питанию лягут на нашу смету. А за перерасход, как предупредил Бессмертный, платить-то мне!..

Через несколько месяцев на студии появился главбух Союза кинематографистов с претензиями о перерасходе, и я не на шутку взволновался. Показал эту бумагу с начетами, с указанием о взыскании с меня суммы перерасхода Кармену. Роман Лазаревич засмеялся, похлопал меня по плечу:

– Не торопись отчаиваться! Тебе, как впрочем и мне, и Ване Горчилину, за отличное проведение Всесоюзных семинаров от Союза объявлена благодарность за подписью первого секретаря Кулиджанова! Это, брат, дорогого стоит! Вот к Кулиджанову-то мы и сходим, чтобы принять эту благодарность…

Кулиджанов встретил нас очень тепло. Улыбался, жал руки, говорил ободряющие благодарственные слова. Кармен показал ему иск бухгалтерии. Лев Александрович (вот человек, светлая ему память!) бегло просмотрел бумагу и, скомкав, бросил ее в корзину.

Инцидент вроде был исчерпан. Все прошло благополучно. Выйдя от него, Кармен пожал мне руку:

– Ну вот, а ты волновался! Ну их, этих бухгалтеров…

Вот, казалось бы, и всё… Но об одном из чиновников от кинематографии, встреченном на семинаре, рассказ хотелось бы продолжить. Я намеренно не называю его фамилии, об ушедших в мир иной плохо не говорят. Да и не в человеке дело! Дело во вседозволенности, которую получали у нас, в Стране Советов, чиновники высокого ранга – «слуги народа»! Говорят, если хочешь проверить человека, дай ему власть – вот тот архимедов рычаг, которым можно перевернуть мир.