"Золотое руно" - Марина Бонч-Осмоловская

Этот человек все больше казался Кэти загадкой. Нет, это не был бойкий нищий, его профессию не угадать. Волк-одиночка? Она подумала, что он может ездить в рваной майке на "Феррари" или "Порше" с открытым верхом, но никогда - на стандартном "Форде". Из одежды он мог бы носить смокинг или быть, как сейчас, небрежно-раздетым, но она не могла себе представить его в банальной одежде.

Не выдержав, она толкнула приятелей локтем:

- Кто это?

- Миллионер, а, может, в общаге живет, и все с молоденькими.

- Точно, он увлекается семнадцатилетними, а к старости дойдет до четырнадцатилетних! - засмеялась Лили.

- Я думаю, он любитель борделей, - буркнул Николаша и встал между Кэти и Седым.

- Страстный? - спросила Кэти почему-то с надеждой.

- Это латиноамериканцы страстные... - засопел тот. - А этот любит разврат. Семь шлюх может взять...

- Да не осилит он!

- Конечно, не осилит - но возьмет, а потом бросит.

- Бросит?.. - без выражения протянула Кэти, и они с Лили еще внимательней посмотрели на Седого.

- Они ему не нужны, - Николаша небрежно выставил ногу вперед. - Он страстен не физиологически, а в том, чтобы добиться желаемого. Такие вообще мало чем увлекаются. Ему все равно: запрещает общество или нет - у него свои законы.

Все задумались на такую исчерпывающую характеристику, а Седой улыбался раскованно, весело, и было видно, что девочки не могут не кивать ему в ответ, так ярко было в нем обаяние мужской силы, смешанной с пороком, - девочки словно стремились ей подчиниться.

В этот момент Седой наклонился к ним и что-то сказал. Все трое застыли, ошеломленные. Потом две встали и ушли, а одна осталась.

Наша компания застыла тоже, ничего не понимая. У Кэти бешено заколотилось сердце, она закусила губу и на ней выступила бусина крови.

- Не можешь догадаться? - не без коварства шепнул умный Николаша. Кэти тревожно, нетерпеливо затрясла головой. - Ставь пиво!

Прихлебнув из новой кружки, он положил ей руку на талию и, тесно прижавшись, заглянул ей в лицо:

- Он спокойно им сказал: "Пойдем, переспим?"

- Никто бы так не стал! - возмутилась Кэти и сняла его руку с талии.

- Конечно, вот две и ушли.

- Так на что же расчет?!

- Так ведь одна осталась!

В эту минуту Седой ласково потрепал девочку по щеке и, как ни в чем не бывало оставив ее, направился прямо к нашей компании.

У Кэти темно зазвенела кровь: Седой шел к ней, не отрывая от нее своих горящих глаз. Медленно подойдя, он остановился, без улыбки глядя на нее. Она перестала что-либо соображать. Он поднял руку и потрогал пальцем ее пухлые, алеющие губы. И в этот момент у нее подломились сразу оба каблука.

Седой протянул ей руку, Кэти отдала ему свою и, вообще ничего не сказав, ушла за ним.

- Таких надо на цепи держать! - неистово гаркнул Левка, нарушив оцепенение. Георгий скривился и сказал почему-то без грузинского акцента:

- Гнусность позорная! Если это журналист - то из желтой газетенки, если художник - оформитель порножурналов!

- На актера похож... - с интересом протянула Лили, забыв, кто перед ней. Все вспыхнули и загалдели разом.

- Да он бездарность!

- Функциональная машина - нет у него чувства красоты!

- Нет, он умеет, - Николаша завелся больше других, - он творчеством преобразует материальный мир в свою пользу! Творчески устранить конкурента, творчески состряпать программку, шоу. Он работает только с людьми, на них паразитирует и из них деньги извлекает!

- Дура, - поддакнул Левка ему в утешение.

Лили, пристыженная, всплеснула руками.

- А Кэти?! Она не видела, кто перед ней?!

- Она умная про других и всегда дура про себя!

Компания еще долго пробовала в баре разнообразные напитки, то впадая в меланхолию, то порываясь бежать выкрасить для интереса рельсы в черный цвет. Последнее, что слышали из их угла, было:

- Я понимаю, можно выпить немного. Ну, литра четыре, пять, но зачем же напиваться по-свински?..

Седой без проволочек снял номер в отеле "Белый единорог". Заведение было грязное, с потугой на роскошь. В углах торчали канделябры сусального золота, стены увешаны фотографиями 50-х годов под стеклом, венками выгоревших цветов с какими-то пожеланиями - убранство эклектично, дешево и помпезно. Седой остановил вышедшего ему навстречу портье жестом человека, знающего, куда он идет, и провел Кэти на второй этаж в конец коридора. В туфлях с обломанными каблуками она, прихрамывая, вошла в комнату первой. "Здесь все краденое, и даже воздух ворованный", - мелькнуло у нее в голове. Больше она ничего не успела подумать.

Все пространство сбилось в комья, как ненужные простыни, в вихре разлетевшиеся по углам. Обнаженная постель всколыхнулась, взвизгнула членами и вздыбилась, поднимая клубы пыли. От нее солнечными всполохами задрожали и яростно заструились раскаленные лучи, осветив багровым светом черную комнату. Могучий жар захватил разбросанную вокруг одежду - на ней появились обугленные пятна. Эти пятна вздулись пузырями, треснули черными корками и осыпались вниз пеплом. Горячий пар взбился в закрытой комнате, выпадая на единственное окно. Оно запотело, по стеклу побежали длинные ручьи. Они спадали на пол и мчались по трещинам в раздолбанном паркете, булькая, пузырясь. Разбросанные вещи приподнялись на волнах, кружась и волнуясь, сбиваясь в небольшие островки. Постель неистово стонала. Из нее, снизу, набирая силу, начал выделяться сок, срываясь на пол густыми полновесными каплями. Мешаясь с потом, залившем паркет, затекая под ножки кровати, влажная стихия подняла визжащую кровать, закрутила ее в водовороте, кидая на мокрые стены.

Кэти истошно выла. Она вообще ни на минуту не приходила в себя. Уже закончилась ночь, началось утро, уже забегали по коридорам и дубасили щетками в стены со всех сторон, звонил телефон. Она не слышала ничего.

Всю ее жизнь, в момент, когда она занималась любовью, перед ее взором пролетал поток рук, глаз, усов. И не то, чтобы Кэти специально фантазировала о других или изменяла своим возлюбленным, - просто социум не утихал в ней ни на час. Если у нее случались измены, то совсем не из-за страсти ее женского естества, а сугубо по социальным мотивам. У нее не было интимных отношений, у нее в постели были социальные отношения - она жаждала порвать барьер, поймать вечно ускользающую от нее близость. Поэтому, Кэти не испытывала безумного удовольствия от мужчин. Попадая в чужие постели, она была совсем не такая, как другие любительницы этого дела, - антипод женщинам легкого поведения - она была не легкий человек.

Сейчас, в этой комнате, Кэти начала плодоносить. Сметенные милосердным крылом, чужие усы в последний раз мелькнули за окном, открывая для нее необъятно расширяющийся рай...

Она беззаботно рассмеялась. Громче. Засмеялась сильно, звонко, перекрывая все упорные звонки, гудки, нетерпеливые вопросы, назойливые взгляды, вкрадчивые вопрошания, лукавые и проникновенные советы, разнузданные трактовки - весь вздорный скарб, который стоял в ней колом до самой холки.

Кровать откликнулась восторженным звоном, и Кэти впервые открыла глаза - ненормальные, горящие глаза вновь мчались на нее, как курьерский состав. Невыносимая плоть пронзила ее, наполняя ужасом. Кэти открыла рот - оба страшно закричали. Кровать задрожала, пульсируя, в ответ с надсадом вздулось и с грохотом вылетело стекло. Вслед мучительно задрожали стены. Пол напрягся в буйной пляске, искривился, и по нему огненным швом ахнул раскаленный разрыв. Кровать в облаках курящегося пара потопом провалилась на нижний этаж - в вырытое дьяволом алое море, полное кровавых дивов и змеёв.

Глава 30

Сюзи позвонила Саше и объявила, что придет и чтобы он был дома. Он расспрашивать не стал, но от ее тона на его лице еще долго оставалось нервное выражение. Подойдя к зеркалу, он стал угрюмо себя разглядывать. На него смотрело исхудавшее от нервного напряжения лицо, которое и раньше не отличалось веселым румянцем, теперь же, с ввалившимися щеками, подчеркнувшими горбинку носа, и темными бровями, оно еще меньше напоминало славянский тип его семьи. Очень красивые серо-синии глаза потемнели почти до черноты, ввалились, обведенные кругами от переутомления. Взгляд у него стал дикий. Только копна волос редкого серебристого оттенка, как у Александры, была все та же. Саша оттянул прядь волос и решил беспорядочно обкорнать себя самым гнусным образом, завершив, тем самым, заметный труд природы по искоренению его облика. В обстановке окружающего великодержавного бардака... Но, подумав, дело это отложил, потому что Сюзи наверняка решила бы, что все проделано только затем, чтобы ее позлить. Он, помедлив, положил ножницы на видное место, на потом.

Вышел в сад, посмотрел на мрачное небо и дома. К дереву - демаркационной линии между участками - подошла соседка с небольшим мешком. Она отложила его в сторону и быстро-быстро выкопала ямку, но не на своей территории, а точно посередине, под нижними ветками. Положила туда свою ношу, забросала землей и воткнула сверху пучок бессмертников. Когда Саша был в трех шагах от места захоронения, женщина заметила его и смутилась. Оказалось, что в мешочке хорошо ему известный песик Том.