Рыцари креста - Том Харпер

Граф Раймунд поднял голову.

— Ты хотел сказать, не у нас, а у тебя! Ведь теперь Антиохия принадлежит тебе и будет сохранять этот статус до прихода императора. Неужто ты забыл об этом?

— Кербога не будет разбираться с тем, кто из нас норманн, а кто провансалец!

Адемар ударил своим тяжелым посохом оземь, подняв целое облако пыли.

— Довольно! Все мы служим в Армии Бога. Кербога сражается не с норманнами и провансальцами, а с христианами.

— Но тогда почему властителем этого города стал Боэмунд?

— Потому что в противном случае все вы находились бы там, за стенами, и разделили бы судьбу Рожера Барневилля! — взорвался Боэмунд. — Тебе больше хотелось бы этого, граф Раймунд?

— Если бы мы не поддержали твоих амбициозных притязаний, ты наверняка уготовил бы нам подобную участь!

— Теперь нас могут спасти только наши амбиции!

— Нет!

Опираясь на посох, Адемар поднялся со своего места и посмотрел сначала на Боэмунда, а затем на Рай-мунда. Я содрогнулся, увидев, как изменился он за последние дни. Его кожа стала бледной и блестящей, словно глазурь горшечника, лицо заметно осунулось. Рука, сжимающая посох, сильно дрожала. Казалось, что он постарел разом на двадцать лет.

— Спасти нас может только Божья милость! Главное сейчас — оставить все былые ссоры! Любой раздор, любое противостояние между нами открывают двери для деяний Сатаны!

Епископ тяжело опустился на скамью. В его словах прозвучала такая боль, что они возымели сильное действие. На какое-то время установилась тишина.

— Мы должны определиться с тем, кто какие стены будет охранять, — нарушил молчание Боэмунд. — Герцог Готфрид может взять на себя северную сторону, прилегающую к воротам Святого Павла. Граф Гуго займется обороной северо-западных стен, граф Раймунд — южной стены, отходящей от Герцогских ворот, а герцог Фландрский будет охранять укрепленный мост. Я возьму на себя гору, ибо первый удар Кербога наверняка нанесет по крепости. Поможет же мне герцог Нормандский.

— Как странно мне это слышать…

Все повернулись к графу Раймунду, устремившему свой взор на очищенный от штукатурки лик святого Иустина Философа.

— Я смотрю, господин Боэмунд присвоил себе не только трон правителя Антиохии, но и роль главнокомандующего Божьим воинством. Этот безродный потомок норманнского пирата отличается завидным аппетитом! Уж не метит ли он на трон Небесного Владыки? Ох и далеко же ему придется падать!

Боэмунд вскочил на ноги.

— Я готов ответить на лживые обвинения графа Сен-Жиля! Пусть он правитель тринадцати графств, но в поединке я отниму их у него одно за другим!

Адемар собрался вмешаться, но Раймунд возвысил голос:

— Ты не сможешь защитить город, если его будут оборонять несколько сотен норманнов, у которых нет даже лошадей! — Он повернулся к прочим участникам совета. — В течение нескольких месяцев Боэмунд хотел стать правителем Антиохии. Он пресмыкался перед нами так, что мы испытывали смущение. Три дня назад его желание сбылось, и что же? Он почувствовал себя предводителем всего войска и начал отдавать нам приказы!

— Хватит! Или вы намерены продолжать свой спор до второго пришествия?

Все повернулись к Маленькому Петру, низкорослому упрямому человечку, все это время молча сидевшему слева от меня. Он обладал удивительной способностью оставаться совершенно незаметным, когда же он говорил, присутствующие ловили его слова с такой жадностью, словно в них был заключен смысл их жизни. Волоча босые ноги по пыльному полу, Петр Пустынник вышел на середину образованного скамьями квадрата и обвел взглядом участников совета.

— Почему ярятся и плетут сети заговора народы? Правители Земли сошлись на совет, злоумышляя против Помазанника Божьего. Однако Сидящий одесную Отца сокрушит их, словно скудельные сосуды, своим железным жезлом. Будьте мудры, о правители Земли, предупреждает Он. Начало премудрости — Страх Господень! Служите Господу со страхом, трепещите, целуя стопы Его, ибо страшен Он во гневе и может развеять вас, как прах!

Слова его подействовали на правителей как ледяной дождь, остудив страсти и прояснив мысли. Некоторые из них принялись истово креститься. Даже епископ Адемар пришел в замешательство.

— Твои упреки справедливы, Маленький Петр, — тихо произнес он. — Человек, снедаемый гордыней, забывает о Божьей воле.

— Обратите свои взоры к горнему миру, но не забывайте и о земле, которую вы попираете ногами, иначе вы растревожите змей! Когда звери меряются друг с другом силой, их страшные тени лишают света смиренных существ, коих они топчут своими копытами! Но вы не можете обмануть тех, кто чист сердцем, ибо они смотрят сквозь вас, как сквозь воду! Разве можем мы, слабые жалкие твари, сравниться с вами силой и могуществом? Но знайте, тысяча муравьев может в одно мгновение лишить плоти коня! Совершенно бездумно, движимые своими прихотями, вы обрекаете людей на бедствия, мучения и смерть. Доколе они будут терпеть вас?

Боэмунд вскочил со своего места.

— Кто эти презренные людишки, о которых ты говоришь? — гневно вскричал он, — Вот уже два дня мои рыцари охраняют стены и осаждают крепость, в то время как твои паломники прячутся в самых темных закоулках города! Если они окажутся достаточно смелыми и выползут из своих нор, чтобы идти в бой, я, возможно, стану относиться к ним иначе.

Пустынник перестал трястись и, склонив голову набок, холодно посмотрел на Боэмунда.

— Будь осторожен, норманн! Ты сидишь на погребальном костре и бросаешься словами, исполненными огня! Смотри, придет и твой час. Господь низлагает сильных и расточает гордых. Он возвышает кротких и возносит смиренных. Близко то время, когда иной огонь — огонь небесный — низойдет на землю, дабы испытать своим очистительным пламенем верных! Вас же он обратит в пепел.

24

Сторожевая башня у моста пала уже на следующий день. Турки прикатили осадные машины и с самого утра принялись бомбардировать деревянное строение камнями и огненными снарядами. Впрочем, франки оборонялись до последнего. Со своего наблюдательного пункта я видел, как небольшая горстка воинов покинула объятую пламенем башню и, сомкнув щиты, двинулась вниз по склону. Их преследовали тысячи турок — меньше десятой части воинства Кербоги. Добраться до городских ворот удалось лишь немногим, куда большее число защитников башни было убито. Турки тут же обезглавили павших и нанизали их головы на колья выстроенной возле ворот ограды. Я видел, как зашаталась и рухнула горящая башня, погребая под собой своих последних защитников. В небо взмыла целая туча горящих щепок, а дым пожарища затянул всю юго-западную часть города, затмив собою солнце. В тот же день с севера прибыл небольшой отряд провансальцев. Железный мост, наш последний оплот на берегах Оронта, перешел в руки Кербоги; воины его гарнизона были убиты, пленены и рассеяны. Провансальцы говорили, что за ними следовало еще несколько отрядов, и просили герцога Готфрида отправить им навстречу конный отряд, чтобы помочь отступающим франкам уйти от преследования. В этом провансальцам было отказано, поскольку у нас не было лишних лошадей. После этого со стороны моста к нам не пришло ни души.

Это было очень странное время. То и дело на нас обрушивались звуки и образы войны, напоминавшие о безвыходности нашего положения, а мы тем временем неподвижно сидели на стенах, пока члены наши не затекали от бездействия. Я видел, как турки постепенно заполняют равнину перед Антиохией, размещая палатки и ставя штандарты на тех же самых полях, где всего несколько дней назад находился наш лагерь, а мы не могли пустить в их сторону ни единой стрелы. Мы не могли ни сразиться с ними, ни бежать, ни даже запастись провиантом, ибо в городе не осталось ни единой крошки хлеба. Мы играли в кости, не делая ставок, дабы не возбуждать зависти, и рассказывали друг другу давно набившие оскомину анекдоты. Наши мечи и топоры были начищены до блеска, но, пока турки держали нас в кольце осады, оружие было не более чем украшением. Враги же все прибывали и прибывали.

В понедельник, то есть на пятый день после взятия города, я отправился на поиски Одарда. Мне хотелось развеяться и хотя бы отчасти избавиться от снедавшего меня все это время чувства вины, и поиски Одарда вполне отвечали моей цели. По крайней мере это я был обязан Симеону. Нужно ему это или нет и в каком уголке загробной жизни он пребывает, было неважно.

Прежде всего я решил разыскать норманнского сержанта. Сделать это оказалось куда сложнее, чем я предполагал, поскольку большая часть армии Боэмунда по-прежнему находилась у стен удерживаемой турками крепости. В конце концов мне все-таки удалось найти раненого рыцаря, руководившего охраной западных ворот. Он смотрел на меня с подозрением, а услышав имя Одарда, не смог скрыть презрительной усмешки.