Место под солнцем - Полина Дашкова

Девочке было двадцать. Худенькая, длинноногая, с темно-русыми волосами до пояса. Она оказалась менее бойкой, чем журналистка, в ее больших голубых глазах сначала стояли ужас и удивление, даже слезы, однако в этом была своя прелесть. Ведь главное – разнообразие. Потом девочка расслабилась, выпила французского коньячку. Она очень хотела поступить в университет. Очень… Ну и поступила, конечно. У Егора Николаевича были серьезные связи, он замолвил словечко.

Потом появлялись просто подружки, которым уже не требовались ни интервью, ни протекция в университет. Только деньги. Всякие были девочки – блондинки, брюнетки, рыженькие, но непременно худышки, с узкими бедрами и небольшой грудью.

Это стоило дорого. Но Баринов не привык экономить на своих удовольствиях. Пачки денег исчезали в сумочке массажистки Светы, и, как она потом расплачивалась с девочками, сколько им отстегивала, он не знал. Не интересовался.

В воскресенье не было дождя. Небо расчистилось, но голубизна казалась холодной, совсем осенней. Катя затянула пояс светлого плаща, мельком взглянула в зеркало, поправила прядку волос, выбившуюся из пучка.

– Ты уверена, что хочешь ехать одна? – спросила Жанночка.

– Да, – кивнула Катя, – не волнуйся. В любом случае это лучше, чем неизвестность.

Когда дверь за ней захлопнулась, Жанна пулей кинулась в спальню, открыла верхний ящик комода. Там лежали вороха бумаг – квитанции, корешки оплаченных счетов, старые поздравительные открытки, нужное вперемешку с ненужным. Несмотря на беспорядок, она быстро нашла то, что искала.

Маленькая записная книжка, рваная, потрепанная. Половины страниц не хватало. Оставшиеся тут же рассыпались по открытому ящику. Жанночка дрожащими руками перебирала листочки, исписанные четким Катиным почерком. Катя много лет писала старой самопиской «Ронсон», с которой не расставалась. Все телефонные номера, фамилии, адреса были записаны синими чернилами.

– Время… время… – бормотала Жанна.

Ей повезло. Нужная страница оказалась цела. Два телефонных номера и имя над ними были записаны чужой рукой, черной шариковой ручкой. Жанночка набрала тот из номеров, рядом с которым стояла маленькая буква "д", домашний.

Трубку взяли через минуту.

* * *

Без десяти час Катя остановила машину у Гоголевского бульвара, неподалеку от Дома журналистов. Надела темные очки, перебежала улицу, немного прошла по бульвару, стараясь не спешить.

На небольшой площадке перед памятником было почти пусто. На одной скамейке дремал над газетой аккуратный старичок, на другой сидела, обнявшись, юная парочка.

"Зачем мне это надо? – думала Катя, расхаживая вокруг памятника и провожая глазами каждую проходившую мимо молодую женщину. – Предположим, она не врет, и кто-то действительно надоумил ее звонить мне, говорить гадости каждый день. Ведь цель подобных развлечений в том, чтобы слышать в трубке, как противно и страшно жертве. Зачем же предоставлять это удовольствие кому-то другому? И ради чего спектакль с бомжихой и подушкой?

У Глеба был роман, довольно серьезный. Предположим, героиня романа, «солнышко» по имени Оля, искренне верит в сглаз и порчу. Однако для чего тогда бомжиха? Зачем предупреждать? Ежели она хотела меня извести таким экзотическим способом, так пусть бы и оставался в подушке заговоренный хлам.

Весь этот спектакль начался ровно за две недели до убийства Глеба. Для женщины, которая мне звонила, убийство было полной неожиданностью. Она плакала ночью в трубку совершенно искренне. Не обязательно, что по Глебу. Истерика могла быть следствием шока. Она к убийству не имеет отношения? Получается, ее подставили?

Кому-то надо, чтобы все выглядело как любовная драма. Кто-то хочет, чтобы казалось, будто дело в любви и ненависти, а не в чем-то ином… Получается, я сейчас жду человека, который знает, кто убил Глеба?"

Катя закурила и взглянула на часы. Пять минут второго. Если телефонная шептунья сказала правду, она вряд ли бы опоздала. Ей нужны деньги. Три тысячи долларов – сумма немаленькая.

И тут Катю словно током шарахнуло. Она побежала по бульвару к машине, на бегу вспомнила, что оставила дома свой радиотелефон. Да, на тумбочке в прихожей… У «Повторки» есть автомат.

В двух коммерческих киосках телефонных жетонов не оказалось. Катя выгребла содержимое карманов. Гора мелочи, ни одного жетона. Они продаются в метро, но до «Арбатской» далековато, до «Пушкинской» еще дальше. А позвонить надо срочно.

Стоя у таксофона, она перебирала монетки на ладони. И вдруг чья-то рука протянула ей маленький темно-коричневый кружок.

– Большое спасибо. – Катя вскинула глаза и побледнела:

– Ты?! Что ты здесь делаешь?

* * *

Корреспондент молодежной телевизионной программы «Чумовой стоп-кадр» Артем Сиволап сидел на поломанных детских качелях в глубине двора на Мещанской улице и неотрывно глядел на дверь подъезда. Одет он был просто и строго – темно-синие джинсы, вишневый свитер, темно-синяя замшевая куртка. Ничего яркого, вызывающего. Вместо обычного фальшивого бриллианта в ухе тускло посверкивало маленькое серебряное колечко. Волосы тщательно промыты и аккуратно зачесаны назад, стянуты черной резинкой в хвостик.

Оператор Игорь Корнеев, невысокий коренастый мужчина лет сорока, нервно расхаживал взад-вперед, сгорбившись и спрятав руки в карманы черного плаща. Они с Сиволапом опять поругались.

После вчерашнего скандала с отцом убитого казинщика Игорь долго отказывался ехать на Мещанскую, к дому убитого, и вообще участвовать «в этом дерьме». На него подействовал не столько сам скандал, сколько подробности гибели принцессы Дианы, которые в последнее время мусолили все средства массовой информации.

– А при чем здесь Диана? – недоуменно спросил Артем.

– При том, что за ней гонялись сволочи вроде нас с тобой и она погибла. Если ты не понимаешь, объяснять не собираюсь. И стеречь балерину Орлову у подъезда тоже не собираюсь. Есть, в конце концов, такая старомодная и смешная вещь, как журналистская этика.

– Ну и катись ты со своей долбаной этикой, – усмехнулся Артем, – я позвоню Смальцеву, он за такие деньги куда угодно со мной поедет и что угодно снимет.

Это была обычная хитрость. Никто из операторов канала не мог допустить, чтобы вместо него взяли на съемку Смальцева. Он был чем-то вроде «пощечины общественному вкусу». С камерой Смальцев работал безобразно, не умел выстроить ни одного кадра, умудрялся находить такие ракурсы, что даже самые фотогеничные лица получались у него в кадре уродливыми, словно в объективе застрял осколок колдовского зеркала Тролля из сказки «Снежная королева».

Прямой намек на то, что его могут запросто заменить халтурщиком Смальцевым, был для Игоря Корнеева оскорбителен. Это больно задевало профессиональное самолюбие. Получается – без разницы, как снимать? Любая бездарность может взять камеру в руки и денег за свою халтуру получит столько же, сколько талантливый профессионал.. Игорь не выдержал:

– Смальцев снимать не умеет! Он тебе сюжет запорет!

– Ну, подумаешь, обычный репортаж, – равнодушно пожал плечами Сиволап, – зато он не станет гундеть про журналистскую этику.

– Ладно, – сдался Игорь, – поедем.

В субботу вечером Артем лег спать пораньше, поставил будильник на десять. Однако хронический недосып дал себя знать. То ли будильник не прозвенел, то ли Артем его не услышал. Без пятнадцати двенадцать его разбудил телефонный звонок.

– Ну, мы едем или как? – сердито спросил Игорь.

У дома на Мещанской они оказались в час дня. Охраны в подъезде не было, только железная дверь с домофоном. Не думая о возможных последствиях, они прошмыгнули в подъезд вместе с какой-то древней бабулькой, поднялись на третий этаж. Артем позвонил.

Полгода назад он делал серию сюжетов о взрослых детях великих актеров. Снимали в том числе и Глеба Калашникова, в казино, на теннисном корте и дома, в уютной непринужденной обстановке. Сюжеты были, разумеется, платные. Большинство детей киношной элиты занялись бизнесом и нуждались в рекламе, особенно косвенной, которая стоит дороже прямой.

Сиволапу был известен домашний адрес и телефон убитого. Однако он знал, по телефону его пошлют. А если позвонить в дверь, ошарашить, взять нахрапом, есть надежда на успех. Артем не сомневался: в его грязной репортерской работе главное – нахрап и наглость.

«Глазка» в двери не было. Женский голос спросил:

«Кто там?»

– Сосед из сороковой квартиры, – ответил Сиволап.

Балерина Орлова была известна своей выдержкой и хорошим воспитанием. С лестницы она их не спустит. Вежливо попросит удалиться. А уж он постарается вытянуть из нее хоть что-то.

Щелкнул замок. На пороге стояла маленькая, кругленькая женщина лет тридцати в светлых пушистых кудряшках.

– Здравствуйте, – Артем шагнул в квартиру, – Екатерина Филипповна дома?