Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади запыхтел здоровяк со шрамом, подошел, со словом «разрешите» вырвал кожаный плащ из рук Грекова и куда-то унес. Наверняка завтра же его продадут, одну часть денег поделят и в сберкассу положат, остальные пропьют. Орлов постучал ручкой по столу и сказал:
— Попробуйте все-таки найти расписку. И много вы у Разиной вещей приобрели?
— Ну, что-то купил, по мелочи. Рубашки какие-то, обувь. Ничего такого.
— Вспомните все и составьте список. Это ваше домашнее задание. Итак, где вы общались с Разиной? На ее квартире или у вас?
— Все не упомнишь. Когда, где…
* * *
Допрос закончился глубоко за полночь, Греков поднялся наверх по истертым крутым ступеням, через какие-то темные дворы выбрался на улицу, пустую, с редкими фонарями. Окликнул женщину, бредущую куда-то, хотел спросить, в какой стороне ближняя станция метро. Но женщина, обернувшись, сначала ускорила шаг, потом побежала и пропала в темноте. Больше прохожих не попадалось, Греков шагал быстро, стараясь согреться, но это мало помогало.
Его знобило даже не от ночного холода, достающего до костей, а от этой унизительной пугающей процедуры под названием «дача показаний», от перспективы, что эта встреча с оперативниками наверняка не последняя, будут и другие, сначала его притянут как свидетеля, из свидетеля он дозреет до подозреваемого, а там уж можно будет сушить сухари и запасаться махоркой. Пейзаж не менялся, по этой стороне улицы попадались сплошь старые покосившиеся дома с темными окнами и без номеров, наверняка жильцов давно выселили, в трущобах поселились бомжи, которым надо как-то существовать. Грабить припозднившихся прохожих, например.
Он услышал за спиной дальний гул автомобиля, вышел с тротуара на мостовую и замахал руками. Притормозил частник на «москвиче», Греков назвал пожилому водителю адрес, обещал хорошо заплатить, чуть не прослезился от счастья, услышав «садись».
* * *
Вернувшись домой, он потоптался в прихожей, вошел в спальню, на ходу снимая костюм. Квартира была просторной, он выменял ее на стандартную двушку в спальном районе и щедрую доплату, а потом обставил импортной мебелью. Когда занимаешь в обществе весьма завидное место, нельзя жить на помойке, где-то на выселках, надо соответствовать, — этом правилу Греков следовал всегда и во всем, даже в мелочах. У сына не было ключей от отцовских хором, Максиму он через знакомых снимал за сто двадцать рублей небольшую однокомнатную квартиру, это устраивало и отца, и сына. Греков зажег свет, сел на край кровати и перевел дух.
Немного успокоившись, вошел в кухню и тут вспомнил, что дома хранится вторая записная книжка, от который хорошо бы избавиться прямо сейчас. Правда, в книжке не так просто разобраться, имена и телефоны зашифрованы, но береженого бог бережет. В большой комнате он долго копался в ящиках финской стенки и слышал, как в кухне свистит чайник. Не отрываясь на пустяки, заглянул в бар, в секретер, залез в верхнее отделение. И тут понял, что вещи лежат не так, как он оставил. Это открытие оглушило, словно удар табуреткой по голове.
По второму кругу он стал копаться в ящиках, уже точно зная, что записной книжки не найдет. Пока его мурыжили в отделении милиции и допрашивали в подвале без адреса, здесь, в его квартире, побывали гости, которые обыскали каждый уголок, эти люди — не воры, они гораздо хуже, вреднее и опаснее. Они взяли только записную книжку. Он вспомнил, что хранил дома четыре купюры по пятьдесят долларов. Слыша свист чайника из кухни, он снова залез на стул, взял с верхней полки томик рассказов Тургенева. Деньги на месте.
Вернувшись на кухню, он выключил чайник, который почти выкипел, положил купюры перед собой на стол, не зная, что с ними теперь делать. Разумеется, во время негласного обыска комитетчики деньги нашли. Он знал, что оперативники всегда книги просматривают, ни одной не пропускают. Сегодня они не спешили, у них было достаточно времени, чтобы найти злосчастные доллары. Будь обыск законным, только на основании этих, найденных в доме купюр, ему могли бы устроить веселую жизнь, — запросто накрутили бы лет пять, а то и десять колонии. Но, надо думать, его, человека с положением, к уголовной не привлекут, он все-таки не фарцовщик и не валютчик из подворотни.
Если здесь проведут настоящий официальный допрос с протоколами и понятыми, первым делом обязательно спросят, есть ли в доме валюта. А он ответит, что нет, к тому времени доллары будут перепрятаны. Но тогда гэбисты поймут, что он лжет… Черт, проклятье.
Лучше всего оставить их там, где прятал. Во время обыска он пояснит, что доллары остались с заграничной командировки. Но он же не был в Америке, только в европейских странах, тогда зачем же ему доллары? Друг дал на сохранение? На улице нашел и хотел сдать в КГБ, но боялся? Какие еще варианты… Покойная бабушка подарила? В денежно-вещевую лотерею выиграл? Купил билет за тридцать копеек, — и раз… Греков запутался в мыслях. Вернулся в комнату, сунул купюры в томик Тургенева, теперь трогать их в любом случае нельзя.
Он еще некоторое время сидел на кухне, смотрел в окно и думал, что завтра будет много дел. В квартире на Пятницкой улице, ключи от которой дала ему близкая женщина, лежит вполне приличная сумма в рублях. До той квартиры комитетчики наверняка не добрались и вряд ли доберутся. Но все равно, надо все забрать завтра же. Вот же морока…
Глава 23
С майором внутренних дел Феликсом Егоровичем Судаковым довелось увидеться, когда Разина два раза вызывали на Петровку для дачи показаний. Это был крупный мужчина лет сорока с небольшим, с бледной кожей и светлыми глазами, рука, которую он протягивал для пожатия, была мягкой и белой, как свежий хлеб.
В жизни он производил впечатление немного рассеянного, добродушного человека, который случайно попал в милицию, дорос до майора, потому что умел угадывать и выполнять желания начальства. На беседе в ГУВД Москвы Судаков спрашивал о знакомых Татьяны, о мелочах личной жизни, о том, не заметил ли Разин после возвращения пропажи из квартиры драгоценностей жены или приметных носильных вещей. Разин оба раза уходил разочарованным и почему-то думал, что это уголовное дело выше Судакова на две головы.
Тогда Разин
