Любовь навылет (СИ) - Володина Таня

— Что за бред? Федя что-то напутал. У Эдика не было мотивов для такого дикого поступка.

— Были!

— Какие?

— Помните, вы мне рассказывали, как Эдик влюбился в шестнадцать лет? Так вот, это была не женщина. Это был мужчина. Матвей Оленев.

— Нет, это уже чересчур…

Нина Петровна вернулась за стол и села в кресло. Скомкала командировочное удостоверение в тугой шарик и бросила в мусорное ведро.

— Мне жаль моего бедного сына, — сказала она, глядя в окно, — второй раз он влюбился в какую-то мразь. Чтобы к вечеру на моём столе лежало заявление об уходе. Ты меня поняла?

— Вы мне не верите? — сокрушённо спросила Даша.

— Я верю своему сыну. Когда ты зашла, мы разговаривали по телефону. Его смена закончилась пятнадцать минут назад, он едет на велосипеде домой.

— Хорошо, я вас поняла. Я вечером напишу заявление.

* * *

На негнущихся ногах Даша вышла из кабинета и сползла по стеночке. У неё не было сил куда-то бежать, о чём-то просить, чего-то добиваться. По щекам текли слёзы и капали на грудь, но Даше было всё равно.

Швабра толкнулась ей в ноги:

— Двинься, Лейла моет пол. Всё будет тоза кардан, чисто-чисто. Иди-иди.

— Мне некуда идти.

Лейла отложила своё средство труда и тоже присела на корточки, свесив руки в жёлтых перчатках между колен:

— Как это? Всем надо куда-то идти.

Даша вздохнула:

— Вообще-то мне надо на самолёт, рейс КА 221, но меня туда не пускают. Да и улетел он, наверное.

— Не улетел. Стоит.

— У меня нет документов, чтобы на него попасть.

— Ты хочешь в Воркуту? — поинтересовалась Лейла, выдавая свои познания в расписании.

— Нет, я хочу поговорить с Матвеем. Он пилот, ты его знаешь? Ну, тёмненький такой, он ещё уронил поднос с едой, а ты потом убирала. Рыба по-польски, кекс с изюмом…

Лейла кивнула. Даша продолжила:

— Я люблю его — Матвея в смысле. Мне нужно сказать ему что-то очень важное. Это вопрос жизни и смерти.

Лейла поднялась и протянула Даше руку:

— Пойдём. Я знаю, как пройти на самолёт без документов.

39. Второй пилот

Лейла потащила её не к стойкам регистрации и даже не к служебному входу в аэропорт, а совсем в другую сторону. Они прошагали с полкилометра и остановились у неприметного КПП на однополосной асфальтированной дороге. Проезд перекрывали два мощных шлагбаума, многочисленные предупреждающие знаки и высокие ворота. Вероятно, дорога предназначалась для выезда на лётное поле какого-нибудь служебного транспорта. Даша никогда не обращала внимания на этот КПП, хотя он располагался не так уж далеко от аэропорта.

Лейла взяла её за руку и провела внутрь здания. Навстречу им поднялся дежурный в форме. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы узнать в нём родственника Лейлы или, как минимум, её земляка: раскосые глаза, смуглая кожа, высокие азиатские скулы. Он положил руку на кобуру с таким грозным видом, словно у него был приказ стрелять на поражение без ритуальной фразы «Стой, кто идёт?». Даше захотелось поднять руки вверх, но Лейла загомонила на таджикском и грудью начала теснить дежурного с дороги. После минуты экспрессивных препирательств парень убрал руку с кобуры и отступил в угол помещения:

— Беги, — сказал он, выглядывая из-за плеча своей упрямой и решительной родственницы. — Я тебя не видел, меня Лейла отвлекла.

Даша благодарно кивнула и, не сумев найти подходящих слов, выскочила на улицу. Поддёрнула узкую юбку и припустила по рулёжной дорожке к одиноко стоящему «боингу». Её каблучки звонко стучали по бетону, швы на юбке трещали от широкого бега, волосы развевались за спиной.

* * *

На верхней ступеньке трапа её встретила Аллочка — с идеальной укладкой, безупречным макияжем и в изумительно сидящем форменном костюме. Длинную шею украшал шёлковый шарфик.

— Дарья? — удивилась она. — Так это тебя мы ждали? Я думала, шишку какую-нибудь из администрации, а тут ты. Привет, проходи!

— Наверное, меня, — призналась Даша, цепляясь за перила и переводя дух. — Но я всего на минутку, есть разговор к Матвею Ивановичу. Очень важный.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну, если важный, то тебе прямо и налево, — улыбнулась Аллочка, пропуская Дашу в самолёт. — Они ещё не заперлись.

Придерживаясь ладонями за стены, чтобы не оступиться на дрожавших от пробежки ногах, Даша заглянула в кокпит. В кабине было жарко, солнечно и намного теснее, чем ей представлялось. Слева сидел Илья Михайлович, с рыжими усами и выскобленными до блеска щеками, справа — Оленев, без форменного кителя, в белой рубашке с короткими рукавами, и в солнечных очках.

Даша поняла, что не сможет за несколько оставшихся до взлёта минут объяснить возникшую проблему и доказать Оленеву, что ему угрожает опасность. Начинать бы пришлось издалека — с событий двенадцатилетней давности. Затрагивать бы пришлось слишком болезненные темы. Обвинять бы пришлось человека, которого Оленев не считал своим врагом. И делать всё это — перед первым, самым важным полётом после долгого перерыва. И к тому же в присутствии отца Эдика.

Нереально.

Едва Даша это осознала, в её голове родился новый гениальный план. Она не будет никого ни о чём предупреждать: это долго, несвоевременно и не факт, что поможет избежать проблем. Она просто полетит с ними в Воркуту. Защитит этот рейс своим присутствием на борту — бросится, так сказать, на амбразуру. Что бы Эдик ни задумал, он пощадит её жизнь — а, значит, и жизни всех остальных людей в самолёте. Он не станет её наказывать. Он не держит на неё зла. Он её любит.

Она поправила локоны и сделала шаг вперёд.

Оба пилота обернулись. Илья Михайлович улыбнулся:

— О, какой у нас пассажир! Рад тебя видеть, Дашенька.

— Добрый день, Илья Михайлович. Я тоже рада вас видеть, — ответила Даша, с удивлением отмечая, что и правда рада видеть и Илью Михайловича, и Аллочку, и всех остальных членов экипажа. Может, бросить бухучёт и выучиться на стюардессу? — Матвей, можно я с вами в кабине полечу? Ты мне обещал.

— Когда это? — поинтересовался Оленев.

— Когда мы возвращались из командировки. Ты ещё сказал, что разрешишь мне понажимать на кнопочки.

— Точно, было такое… А зачем тебе в Воркуту? Вроде ты утром никуда не собиралась.

— Чего пристал к девочке? Может, она мечтает увидеть, как с неба падают олени? — хохотнул Илья Михайлович.

— Так можно? Мне очень надо! Возникли непредвиденные обстоятельства.

— Сегодня пилотирую я, — ответил Оленев, — но командир у нас по-прежнему Илья Михайлович. Проси разрешения у него.

Даша повернулась к командиру и состроила жалобную мину. Илья Михайлович окинул её придирчивым взглядом, как будто проводил мысленный фейс-контроль, и важно кивнул:

— Командир разрешает.

— Спасибо большое! Илья Михайлович, а можно сообщить на вышку, что Даша Комарова в самолёте? Прямо сейчас, если вам не трудно.

— Что, хочешь передать привет кому-то из диспетчеров? А кто там сегодня работает? — он задумался. — Ладно, скажу, что ты здесь. Эх, молодость.

Даша села на откидной стульчик позади КВС, пристегнулась и выдохнула. Когда Эдик узнает, что Даша летит этим рейсом, он откажется от любой дурной затеи. Он слишком сильно её любит, чтобы навредить.

Илья Михайлович надел наушники — наискосок, оставив одно ухо свободным, — и сказал:

— Старт, добрый день, КА 221, у нас тут Даша Комарова на борту, просит передать вам привет.

— КА 221, Старт, вам тоже доброго дня, какая Даша Комарова? Кому передать привет? — раздалось по радиосвязи.

Голос был мужской, но совершенно незнакомый. Это был не Эдик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кому передать? — оглянулся Илья Михайлович.

Пока Даша соображала, куда делся Эдик, — неужели он действительно уехал домой, а угроза в его словах лишь почудилась? — Оленев ответил вместо неё:

— Твоему сыну, я думаю.

— Эдику?

Видимо, диспетчер услышал его реплику, потому что сразу отозвался: