Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт

Иными словами, немыслимое количество чернил, потраченных на догадки о том, что побудило Илию противостоять поклонению Ахава Ваалу, скорее всего было потрачено зря. Вся эта история может оказаться выдуманной. Примерно в начале этой главы, прежде чем я потратил свою долю упомянутых чернил, я указывал на такую возможность и добавлял, что в каком-то смысле это неважно: у предположения, что история Илии истинна, и предположения, что это образец пропаганды, есть общие следствия.

А именно: так или иначе, сдвиг в сторону монотеизма связан с реакцией на нечто чуждое. Если история Илии — правда, тогда по меньшей мере частично Илия в своей войне против финикийского Ваала пользовался поддержкой антифиникийских элементов. Если эта история — ложь, которая обрела форму во время более поздней монолатрической кампании, скорее всего, этой формой она обязана тому, что антифиникийская, и, вероятно, ксенофобская в широком смысле слова риторика нашла восприимчивую аудиторию. То же самое относится и к вопросу о том, насколько точно можно датировать различные отрывки пророческих книг, высказывающиеся в поддержку движения «только Яхве»[507]. Если в Книге пророка Осии две тесно переплетенные темы — монолатрия и ненависть к внешним связям — были усилены и даже созданы по прошествии длительного времени после периода Осии, этот риторический симбиоз наверняка был чем-то подсказан. Так и тирады Софонии против чуждых народов и чуждых богов должны были сосуществовать по какой-то причине, независимо от времени написания этих текстов. Как бы мы ни датировали эти библейские тексты, какую бы степень достоверности им ни приписывали, невозможно отрицать, что атмосфера национализма и даже ксенофобии окружала продвижение Яхве к статусу единственного истинного бога.

ПРОДВИЖЕНИЕ ЯХВЕ К СТАТУСУ ЕДИНСТВЕННОГО ИСТИННОГО БОГА ОКРУЖАЛА АТМОСФЕРА НАЦИОНАЛИЗМА И КСЕНОФОБИИ

Другими словами, даже если ВП-сценарий ошибочен на теологическом уровне — если он безосновательно утверждает, что монолатрия черпала энергию из отрицания истинно чужеземных богов — анализ политической психологии Израиля верен. Как маленькой стране, отбивающейся от могущественных держав, Израилю часто приходилось выбирать между войной с сильным противником, и миром, который многие израильтяне считали унизительным. Получаемая в результате враждебность по отношению к чужеземным силам только усиливалась среди простолюдинов, недовольных тем, что космополитичная элита наживается, водя дружбу с угнетателями Израиля. Вот этой психологической составляющей ВП-сценария и воспользовалось движение «только Яхве» даже при наличии ВВ-сценария, и это движение было главным образом нацелено на истребление местных, израильских, богов ради консолидации власти царя. Независимо от того, насколько точно в Библии перечислены все эти «чужеземные» боги, ВП- и ВВ-сценарии вместе отражают психологические и политические движущие силы, которые привели Израиль от политеизма к монолатрии.

Так закон религиозной терпимости, — или, строго говоря, его оборотная сторона, — получает подтверждение: когда люди видят, что отношения с чужаками превращаются в игру с нулевой суммой, они в гораздо меньшей степени готовы принять и даже терпеть чужеземных богов и религиозные обычаи. И этот закон подтверждается независимо от того, являются ли «чужеземные» боги в Библии действительно чуждыми.

И все-таки было бы неплохо узнать, насколько точна Библия в описании этих богов. Действительно ли Второзаконническая история, рассказанная с позиций царя Иосии и других участников движения «только Яхве», была прямолинейной, националистической критикой в адрес всего, что приходило в Израиль из-за границ? Или это было хитроумное использование ксенофобии, стигматизация того, что в действительности возникало в пределах самого Израиля?

Несомненно, в ней есть элементы и того, и другого. С одной стороны, израильтяне должны были позаимствовать некоторые действительно чуждые религиозные компоненты в не слишком отдаленном прошлом. Шансы на то, что в маленькой стране, в ассирийской провинции VIII–VII веков до н. э., не нашлось бы ни единого святилища ассирийского бога, примерно такие же, как шансы на то, что в небольшой современной стране, расположенной в американской сфере влияния, нет ни единого «Макдональдса» или «Старбакса»[508]. (А вероятность того, что среди израильтян не было недовольных этим обстоятельством, приблизительно равна вероятности отсутствия недовольных культурным вторжением и глобальной гегемонией Америки.) С другой стороны, нет никаких сомнений в том, что второзаконнические авторы пользовались риторическими приемами, чтобы придать другим, отличным от Яхве богам, ауру чуждости. Даже Ашере, имеющей слишком богатую израильскую родословную, чтобы прямо назвать ее чужеземкой, приписали чуждый оттенок: в Библии упоминаются «пророки Ашеры, питающиеся от стола Иезавели» (в Синодальном переводе — «пророки дубравные». — Прим. пер.)[509].

С момента своего появления Второзаконническая история предельно усиливает легкость, с которой местное можно заклеймить как чуждое. Вспомним по предыдущей главе один из основополагающих мифов Израиля из второзаконнической книги Иисуса Навина: израильтяне пришли в Землю Обетованную из пустыни и сразу же покорили местных жителей. И вспомним, что археология в настоящее время опровергает эти представления. А теперь обратим внимание на ключевое следствие из этой ложной истории: практически все местное в земле ханаанской — на самом деле чуждое, остатки «чужеземной» культуры, уничтоженной (увы, не до конца)[510] с благословения Божьего[511].

В Библии это следствие зачастую оказывается недвусмысленным. Обличение упомянутых выше небесных богов, осуждение «мерзостей народов» — это на самом деле сокращение. Версия без сокращений звучит как «мерзости народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых»[512]. Эта формулировка неоднократно приводится во второзаконнических текстах с целью нейтрализации соперников Яхве. В отрывке, с помощью которого Иосия наверняка оправдывал свои реформы, сказано о том, как Моисей наставлял израильтян перед входом в Ханаан: «Не должен находиться у тебя… прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых». Почему? Потому что все это — «мерзости» «народов, которых ты изгоняешь». На самом же деле — «ибо за такие мерзости Господь Бог твой изгоняет их перед тобой». И все для того, чтобы «когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь, Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии»[513]. По-видимому, некоторые израильтяне и вправду совершили ошибку, сохранив местную религию; иначе этот текст, написанный спустя долгое время после смерти Моисея, вполне возможно — во времена Иосии, вовсе не появился бы на свет.

Отметить удивительное теологическое и политическое удобство Второзаконнической истории — не значит заявить, что она является продуктом сознательного обмана. Вероятно, у нее было много авторов, разделенных веками и опиравшихся на устную историю, которая тоже обретала форму постепенно. А любой антрополог подтвердит, что изустная история культуры, несмотря на то что зачастую она опирается на некие основополагающие истины, касающиеся прошлого, естественным образом может сместиться к определенным предвзятым мнениям, даже если никто не пытается осознанно подвигнуть ее в этом направлении. Одна из таких естественных предвзятостей называется этнической маркировкой: стремясь сохранить или, поначалу, создать целостную идентичность, этническая группа подчеркивает различия между собой и соседними народами[514]. По мере развития и внедрения в исторический миф эти различия могут привести к существенным искажениям. Но это не значит, что какой-то отдельно взятый человек сознательно создал эти искажения.

В этом смысле миф об основании Израиля — израильтяне явились из Египта и вытеснили местных жителей — является естественным продуктом основополагающей израильской истины: народ Израиля возник в пределах Ханаана, где и обрел определенную форму. Местные ханаанские традиции, согласно новой классификации — чуждые, были частью этого процесса обретения формы, в ходе которого самобытность Израиля вырисовывалась на фоне ближневосточной культуры. Как оказалось, этот естественным путем рождающийся миф действовал совместно с зарождающимися и взаимосвязанными реалиями — в том числе и политическими, подобно опасному внешнему окружению израильтян вместе с настоятельной потребностью царей в централизации власти, и теологическими, подобно монолатрии. Дальнейшее нам известно.