Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

– Что с пивом? – отвечает он.

– Да все хорошо, – говорю я ей. – Мы возьмем по одной каждого.

– Все хорошо! – отзывает она свой предыдущий клич.

Мы относим пинты за свой стол; кончив колотить, высокий парень подходит к нам, и мы болтаем. Он обворожителен, но поди пойми, что у него на уме. Они оба такие. Зовут их Коннер и Джейд.

– Эй! – окликает Коннер Джейд, выбирая самые неважные вопросы. – Как называется наша должность?

– Не знаю, – всерьез отвечает Джейд. – Мы работаем за баром.

– Ну вот! – говорит он, постукивая по столу с усмешкой. – О, и у меня есть отличное средство от похмелья. Напомни попозже тебе рассказать. – И он возвращается к бару.

– Нравится мне здесь, – вслух размышляю я, и Том не сдерживает смешок. – А что такого?

– Оглядись, – говорит он, – это же почти провинциальный канадский бар.

И он прав, елки-палки! Кто бы мог подумать, что, оказавшись по эту сторону океана, полудюжине английских пабов я предпочту канадскую придорожную пивную? Но пока что только это место кажется настоящим.

Коннер возвращается с шотами за счет заведения. Они напоминают лавовые лампы: красные и зеленые всполохи над водоворотом желтого. «Светофоры», – говорит Коннер.

Мы благодарим и спрашиваем, что в них. Он уже было отвечает, но тут поднимает палец, идет к бару и возвращается с какими-то каракулями на листе бумаги. «Немного рома, немного Archers[93], немного Warninks[94] и какая-то красная штука».

– Красная штука? – переспрашивает Том.

Коннер снова поднимает палец и возвращается к бару перепроверить. «Ага, – кричит он с места, – красная штука!»

Мы поднимаем наши светофоры и опрокидываем их.

Коннер и Джейд вроде как смотрели «Конец света», но точно не знают. Они вроде как помнят парочку ребят, которые делали то же, что и мы, и вроде бы те были из Австралии. Они не придают большого значения будущему английских пабов. И, наконец, Коннер должен надиктовать для моей книги рецепт против похмелья.

– Вот что тебе нужно делать, – говорит он таким тоном, будто это государственная тайна, – прежде чем уснуть, выпей пинту воды. Потом, с утреца, берешь две таблетки парацетамола и потом… потом… ты ешь большую классическую зажарку!

– То есть, – переспрашиваю я, прилежно все записывая, – вода, аспирин и завтрак…

– Все верно, – отвечает Коннер безо всякого выражения и возвращается к заколачиванию.

– Наш Коннер – тот еще хрен, – говорит Том.

Может, дело в том, что я канадец, или в том, что Коннер отнюдь не старый и намного младше меня, но я понятия не имею, о чем это толкует Том.

– Не то, что парни твоего возраста понимают под «хреном». Скорее… ну, скорее, это парень, которого все узнают и качают головой, – веселый, но мутный. Сложно объяснить.

– Как Гэри? – спрашиваю я.

– Кто?

– Гэри Кинг. Герой фильма… в котором мы сейчас вроде как находимся.

– А-а, да, – говорит Том, – он – тот еще хрен.

Вообще, если я все правильно понял, Гэри Кинг – образцовый хрен, парень настолько мутный, странным образом очаровательный и не признающий авторитеты, что он вступил в схватку с самим ходом времени и на долгие годы застрял в той точке, где его бунтарство еще имело смысл, как и маршрут «Золотой мили».

«Конец света», в конечном счете, фильм не только о барах и роботах. Идея о сверхсильных инопланетянах, которые остарбаксивают вселенную – переделывают Землю в унифицированную, узнаваемую, словно крупный бренд, безопасную и однородную планету, чтобы защитить нас от самих себя, – уж больно попахивает властным имперским правительством, которое относится к гражданам как к безответственным подросткам и запрещает им кутить после одиннадцати ради их же чертова блага. В таком мире самый неидеальный гражданин – последняя надежда. И единственное, что Гэри может предоставить в качестве доказательства, что он не робот, – свежие шрамы на его запястье, из-за которых его и упекли в реабилитацию. Очевидно, с Гэри все не так просто, как кажется.

Следующего поста – «Хорошей компании» – в реальности не существует, разве что в виде разоренных витрин. Но мы в этом деле положились на светофоры – те, что жидкие и на вкус не очень. Итак, осталось еще шесть пинт, а мы уже опоздали на поезд и, поторговавшись с таксистом, направились в Летчуэрт, второй садовый город, и шесть его постов.

В фильме прохождение следующих нескольких баров решено монтажным перечислением и наложенным на него кавером Джима Моррисона на песню Бертольта Брехта «Alabama Song» (Show me the way to the next whisky bar (oh, don’t ask why, oh, don’t ask why….)). Парни решают, что единственный способ избежать подозрений – вернуться к первоначальному плану: по пинте на паб, – так обыгрывается природа бездумного употребления алкоголя, которая механизирует человека, уподобляя его роботу, как в «Зомби по имени Шон» обыгрывалась зомбирующая природа похмелья.

В реальности, когда ты пьешь пять пинт и шот, а потом сумерки сменяются ночью и ты берешь английский кэб от одного города-сада в другой – неважно, двадцать тебе или сорок, пьешь ты впервые или уже полжизни, что-нибудь да происходит. Как минимум ты замечаешь, что уже неплохо погудел и, возможно, даже пьян.

Раз уж предполагалось, что поедем мы на поезде, то и встречу с генералом Дартом мы назначили на станции, которая в фильме становится «Ульем». Настоящего паба там нет, зато есть симпатичный итальянский ресторанчик, где тоже можно выпить по пинте. Владелец, обладающий шармом былых времен, выпивает одну с нами.

– Глупый фильм, – говорит он, – но парни в нем славные.

Я уже готов расспросить его о похмельном средстве, будущем итальянских ресторанов при британских железнодорожных станциях и о чем-то еще… как вдруг нас хлопает по спинам внезапно явившийся и вечно бесшумный Джонатан Дарт.

– Трое пьяных мужчин! – орет Том.

Это отсылка к одной из сцен, ближе к концу фильма, где оказавшиеся под землей Гэри и Энди отстаивают перед невидимым правителем галактической корпорации мнение, что земляне себя полностью устраивают.

– В этом и лежит корень необходимости вторжения, – говорит бестелесный голос Билла Найи. – Обязана ли галактика терпеть влияние планеты, целиком состоящей из таких, как вы?.. Вы проживаете одинаковые циклы саморазрушения снова и снова.

– Эй, это базовое право человечества – быть неудачниками! Вся наша цивилизация была основана на таких неудачниках! И знаешь что? Я горжусь нами!.. Как там говорят? Человеку свойственно…

– Человеку свойственно ошибаться[95].

– Человеку свойственно ошибаться. Так что… че-е-ел…

– Вы не можете говорить за все человечество. Вас только двое. Двое пьяных мужчин.

– Трое пьяных мужчин! – выкрикивает их последний человеческий друг на всей чертовой планете,