Малавита - 2 - Тонино Бенаквиста

Магги отказывалась верить, что прожила двадцать пять лет с человеком, способным на такой кошмар.

— Если он зайдет к тебе, ты сделаешь удивленные глаза, то же самое, если он пожалуется в полицию, вот только он не станет этого делать, он уже боится, особенно если Эрни успел назвать его детей по именам. Тем временем мы подсунем ему в пиццерию нашего человека, в таких местах все время кого-нибудь увольняют и нанимают, надо будет подобрать такого, чтоб соображал в компьютерах, так мы получим доступ к их электронной почте, переписке бухгалтерии. Наш человек там у них — это все равно что граната с выдернутой чекой. Тут мы поднимемся по иерархической лестнице на одну ступеньку и возьмемся уже за управляющего по парижскому региону. Для этого нам понадобятся информационные каналы. Помнишь скандал с сетью «Тако Уингз» в девяностых?

— Смутно…

— Бактерия в салате «Айсберг», отравлено семьдесят человек в четырех разных штатах, все ели в «Тако Уингз». Это Эрни подстроил.

— Эрни отравил людей?!

— Ну вот, сразу громкие слова! Подумаешь, небольшая температура, рвота и понос. А в результате Эрни получил возможность побеседовать с коммерческим директором «Тако Уингз» национального масштаба, и во время этой беседы тот после каждой фразы говорил ему: Дорогой господин Фоссатаро.

— Но это же гнусно!

— Зато эффективно, и мы на этом не остановимся. В другой торговой точке это будут крысы. Классика — четыре-пять крыс выпускаются на кухне, и ты звонишь в санитарную инспекцию; представишься обиженной сотрудницей. В восемь утра, к самому открытию, приходят двое, а в восемь десять все уже закрыто до особого распоряжения. С ресторанами слухи распространяются сами собой, при современных же средствах информации — это вообще детские игрушки. А если еще поджечь третий ресторан, где-нибудь в отдаленном пригороде, управляющий по парижскому региону задумается, что, возможно, в своей прежней жизни он совершил какую-нибудь глупость.

Ничего из этого чудовищного плана не будет применено в реальной жизни, и вся символическая месть Магги останется лишь на бумаге, — только это сознание позволяло ей слушать все эти ужасы дальше.

— Тут мы поднимемся еще на одну ступеньку и начнем искать возможные связи между европейским директором и частными банками, привлекавшимися в последние годы за отмывание денег. Если таковых не окажется, надо будет их выдумать. И тут мы попадаем в мою сферу деятельности. Параллельно я попрошу моего племянника Бена прислать мне полную информацию по их империи в США: как они возникли и как процветали во все времена.

И если им когда-либо приходилось — любым образом — вступать в контакт с кем-нибудь из ЛКН, пусть даже только чтобы открыть один-единственный ресторан, я буду это знать и сумею этим воспользоваться. Следующая стадия — моя любимая, на практике — просто праздник, и писать про это будет одно наслаждение: выбираются несколько ключевых фигур из генеральной дирекции и засвечиваются в скандалах на почве взяток, наркотиков, секса. Одного-двух из пяти всегда можно свалить — поэтому Эрни и любил со мной работать. А нам больше и не надо, чтобы главный босс из Денвера назвал этот год annus horribilis.[18]

Магги уже предвкушала прелестную картину: мировая корпорация жалуется властям, указывая на нее пальцем: видите ее, вон ту, из забегаловки с баклажанами? Это она нам все время устраивает гадости!

С появлением грабителей соотношение сил прояснилось. Уоррен, слишком юный, чтобы быть полицейским, вел себя с уверенностью человека, который знает, что закон на его стороне. Но он был один. Когда он показал им фотографию краденого столика, они повернулись к скупщику, однако тот умыл руки.

Если бьешь первым, бей сильно, будто издалека услышал Уоррен.

Он вынул из-под куртки свинцовую трубу и хряснул ею по черепу того, кто спросил: Tы кто такой?

Его напарник, ошарашенный столь серьезным ответом, остался стоять опустив руки, не в силах ни прийти на помощь одному, ни ответить другому. В сущности, это был единственный удар за всю встречу, и он оказался достаточно сильным, чтобы за ним не последовало прочих. Уоррен сделал так, как посоветовал ему голос, — пустил кровь первым. Это не стоило ему особых эмоций, его сердце не стало биться чаще. Он повернулся к тому, кто еще стоял на ногах.

— Видал я таких, кто плевался потом костями собственного носа.

Эта фраза напомнила ему кого-то, но кого?

Ворюги действительно украли этот столик из квартиры каких-то фраеров в Монтелимаре несколько месяцев тому назад, брать больше было нечего, даже бабла наличного не оказалось, один этот сраный столик, намаялись они с ним по самое некуда.

— Вас кто-то навел.

— Ты откуда знаешь?

Уоррен пояснил, что грабитель мало похож на того, кто способен отличить мебель эпохи Наполеона Третьего от какой-нибудь другой.

— Да не помню я, как его звали, того сопляка…

— Гийом, — простонал с земли другой. — Мне в больницу надо…

— Гййом, а дальше? — спросил Уоррен.

— Гийом и всё, дальше не знаю, это их же сынок, ему бабки были нужны…

Интуиция не подвела Уоррена: о существовании столика мог знать сосед или случайный посетитель, но только кто-то из близких мог устроить так, чтобы в нужный момент Деларю не оказалось дома.

Он не жалел, что поступил так, как поступил; обратись он в полицию, родителям Лены пришлось бы пережить гораздо более жестокую драму, чем пропажа столика: они узнали бы, что их сын вор, выбравший своими первыми жертвами их, своих родных. Уоррен записал номера удостоверений личности обоих парней, взял их телефоны и посоветовал сделать так, чтобы о них все забыли.

— Полиции вам бояться не надо. Вам надо бояться меня.

Он вернулся в машину, выехал поскорее из деревни и покатил по дороге на Гуль, огибавшей горный массив на высоте восьмисот метров. Остановившись у парапета, он вышел поразмяться и, стоя над пропастью, позвонил Лене, чтобы сказать, что страшно скучает.

Азия, Джерри и Джакомо доедали рыбу-гриль, в то время как за соседним столиком трое телохранителей вполголоса делились своими подвигами над кусками сочной говядины. Костанца собирался уже отправиться к себе в номер, чтобы закончить день чашкой травяного чая и выпуском новостей Си-эн-эн; ему оставалось лишь попрощаться, но так, чтобы остальные не посчитали себя обязанными последовать его примеру. Азия совершенно очаровала его; когда она украдкой поглядывала на него, он чувствовал себя неотразимо мужественным и совершенно забывал, что он клиент, а клиент — это царь и бог. Он искренне желал этому прелестному созданию, моложе его на тридцать лет, найти свой путь в жизни и вовремя оставить эту работу в службе эскорта, сохранив о ней лишь приятные воспоминания. Перед тем как встать из-за стола, он не смог удержаться и снова склонился к ее шее, чтобы вдохнуть напоследок запах молодой спутницы, к которому за время ужина добавилась какая-то нежная острота. Этот момент был так приятен, что Джерри продлил его на несколько секунд, которые кому-то показались лишними.

Это был первый неприличный жест, который новый американский партнер Джакомо позволил себе в его присутствии. Что он там шепнул на ухо этой девице? Любезничает? Приглашает к себе в номер? Сколько раз видел Джакомо, как его компаньоны, пококетничав с женщиной, тут же забирали ее себе, как военный трофей. Эти нравы не удивляли его, он, может, и сам действовал бы точно так же, если бы… Да, никому и в голову не могло прийти, что таинственный, загадочный Джакомо как огня боится женщин. Он, твердый и непреклонный, он, питавшийся от пороков своих ближних, до сих пор не научился отделять дела сердечные от плотских забав.

Но сегодня ему не хотелось оставаться робким Джакомо, как не хотелось, чтобы эта девушка — такая удивительная, такая не похожая на других, яркая, шаловливая, — ушла с этим старым хреном, Джерри Костанцей. Медленным, но твердым движением он положил ладонь на руку Азии и заказал официанту три лимончелло[19] в больших заиндевевших рюмках.

— Выпьем, а, Джерри? Это получше будет, чем ромашковый чай.

Удивленный Джерри сказал, что пить не станет. На что Джакомо ответил, что не настаивает. Джерри показалось, что он уловил в этих словах эвфемизм, говоривший о том, как не терпится Джакомо, чтобы он поскорее ушел.

— Они пьют ликер, — сказал агент Кол, прижимая пальцем наушник.

Том нахмурился и потребовал в деталях описать наблюдающееся отклонение от сценария. Джерри действительно решил не подниматься к себе, а остался за столом, чтобы окончательно убедиться в наглости Джакомо, который с вызывающим видом вертел в руках рюмку. И это человек, с которым он только что заключил пакт, как в старину? Которого он посчитал человеком слова? Неужели Джерри ошибся? Неужели он так состарился, что не может уже раскусить человека с первого взгляда? Джакомо переглянулся с телохранителем; тот уловил внезапное повышение напряженности за столиком босса: Костанце нужен знак уважения.