Повести и рассказы - Виктор Баныкин

Но вон как будто за тем рыжим бугром забелели крыши совхозного поселка. Да только к чему торопиться? Все равно Федю никто не ждет дома. Отец целыми днями, от зари до зари, мыкается по степи. А в их двухкомнатном домике, пропахшем сосновой смолой, пусто и скучно…

Федя вздохнул и сошел с дороги на обочину. Он сбросил с плеча рюкзак на теплую пыльную траву и с минуту наблюдал, как прыгали врассыпную трескучие кузнечики. Потом Федя и сам плюхнулся тут же, рядом с рюкзаком. На рюкзаке темнело пятно.

«От спины, наверно, пар идет!» — подумал Федя, отдирая пальцами прилипшую к лопаткам мокрую рубашку.

… Когда в начале зимы отец приехал в Самарск, чтобы забрать с собой Федю и мать и навсегда увезти их на новые земли — куда-то в далекие оренбургские степи, Федины дружки от души завидовали ему, счастливцу.

В путь-дорогу Федя собирался в радостном возбуждении.

— Папка, — то и дело окликал он отца, — а коньки мне брать?

— Бери, бери, — говорил отец, — как же, пригодятся!

— А разве там, в степи, тоже есть катки, как у нас в Самарске? — допытывался Федя.

Отец смеялся и кивал большой, стриженой, словно у борца, головой.

— Будет и каток. Подожди, обживем степь, все будет!

А немного погодя Федя снова спрашивал:

— Пап, а удочки… их тоже можно брать?

— Бери и удочки, — опять смеялся отец, помогая матери закрыть чемодан.

— А там и река есть, как Волга? — не унимался Федя, и его глаза, золотисто-карие, полосатые, будто спелые крыжовники, загорались неподдельным восторгом.

Отец вытирал с бугристого лба испарину и подзывал к себе сына.

— Волги, положим, там нет, Федор, ну, а озеро… это я тебе обещаю… будет. Наш совхоз не зря ведь назвали Озерным. — Он заглядывал Феде в его большие лучистые глаза и добавлял: — Будет озеро… Мы и рыбу в нем всякую разведем. А захочешь поплавать или там на лодке покататься — пожалуйста, твое дело!

С тихой, грустной улыбкой мать поглядывала то на отца, то на сына. Быть может, она уже тогда предчувствовала, что ей недолго придется жить на новом месте…

У Феди вдруг искривились пересохшие губы. Он сорвал попавшийся под руку стебелек полыни и поспешно сунул его в рот. Федя жевал горький, как хина, стебелек, не ощущая горечи, — наверно, только потому, что у него и на душе тоже было горько.

… Через полмесяца после приезда в Озерное с матерью случился сердечный припадок. Федя сидел за столом, готовя уроки, когда она вдруг упала на пол, запрокинув назад голову. В посиневшей руке матери были зажаты Федины носки с худыми пятками — она только что собиралась их штопать.

Мать умерла на другой день под вечер. За окнами бушевала метель, и было так сумеречно, что в комнате включили электрическую лампочку. Мертвенно-бледный свет упал прямо на кровать с никелированными шарами, и Федя отшатнулся, прикрыв ладонью рот, не в силах отвести обезумевшего взгляда от бледного, без единой кровинки лица — как будто родного и как будто незнакомого.

Сумасшедший ветер сотрясал стены крохотного, беззащитного домика, словно силился повалить его набок. Но это ему никак не удавалось. Тогда ветер, досадуя на неудачу, принимался надсадно завывать в печной трубе и плеваться в окна хлопьями сырого, тяжелого снега.

Метель гуляла по степи трое суток. И все это время мать спокойно лежала на столе в переднем углу, прикрытая холодной и белой как снег простыней. Еще недавно такая добрая и заботливая, она теперь была равнодушна ко всему, что вокруг нее делалось. Ее не трогали даже Федины слезы, горячими каплями падавшие на край страшной простыни…

С тех пор Федя и возненавидел эту бесприютную, неласковую степь без конца и края. И всем сердцем затосковал о сверкающей в лучах солнца Волге, о родном шумном городе с зелеными скверами и такой чудесной гранитной набережной.

Тут-то у Феди и стало без конца срываться с языка: «А вот у нас на Волге…»

О чем бы ни шел разговор, он все сводил на свой Самарск. Часа два назад Федя даже рассорился со своим новым другом Кузей — и всё из-за Волги.

Случилось это так.

С утра они помогали Митричу пропалывать морковь. Митрич — старик сухощавый, длинный, с головы до пят прокопченный на жарком степном солнце, — любил поговорить. Не торопясь, чуть покашливая, поведал он ребятам и в это утро много разных занятных историй из своей долгой жизни. А прожил старик всю свою жизнь вот тут, в степи.

Рассказал Митрич и о том, как в осеннюю пору двадцать девятого года он чуть не погиб в степи во время налетевшего внезапно бурана, когда пас отару овец богатея Абдильды Суламбекова.

Рано наступили сумерки. Ветер гнал по степи хлопья сырого снега, и в двух шагах не было видно ни зги. Тогда-то вот Митрич и сбился с дороги. В какой стороне кошара? Куда гнать перепуганных, ослабевших овец? И если бы Митрич случайно не наткнулся на древний Батыров курган — а от него рукой подать до Сухой балки, возле которой и стояла Суламбекова кошара, — кто знает, что бы тогда с ним было…

Услышав про Батыров курган, Кузя навострил уши.

— Деда, а какой такой Батыров курган? — спросил он, блестя глазами.

— Да есть такой… С незапамятных времен стоит он в степу. А на макушке камень… Камень весь мохом порос от старости.

Ребята переглянулись. И оба подумали: «А не спрятан ли в этом кургане клад? Находят же в разных местах, и тоже в курганах, доспехи древних воинов и всякие другие вещи?»

— А в каком месте, деда, Батыров курган? — опять спросил Кузя.

Дед свернул самокрутку, задымил.

— Там, неподалечку от Сухой балки… Я в тех местах, признаться, и не помню, когда был… Может, уж камня того на Батыровом кургане давным-давно и нет. А так курганов-то всяких разве мало по степу маячит?

— А почему он Батыровым называется? — не удержался от вопроса и Федя.

— Не знаю, — развел руками Митрич. — Люди так прозвали.

Ребята снова переглянулись.

— Разыщем? — шепнул Кузя товарищу, когда старик пошел к ручью за водой.

— Ага, — кивнул Федя. — Как вернемся домой, так и в экспедицию!

— Только, чур, чтобы полная тайна. Идет? — сказал Кузя. — Чтобы ни-ни… ни единая душа, кроме нас с тобой, не знала. А то другие мальчишки прослышат и нас с тобой с носом оставят! А в этом Батыровом кургане, может, разное оружие припрятано…

— Оружие? — Федя с опаской оглянулся: не подслушивает ли их кто? — Вот здорово! А пистолеты там есть?

Кузя пожал плечами:

— Откуда мне знать? Наверно, тогда никаких пистолетов и в помине еще не было…

— Ладно, обойдемся и без пистолетов… пусть будут разные мечи, колчаны! — Федя от волнения даже задохнулся. — Смотри только сам никому не проговорись! А хочешь, дадим друг другу клятву, а? В полночь над дохлой кошкой.

— Никаких кошек! — отрезал Кузя. — Мы же пионеры. Раз дали слово — значит, всё!

Вернулся Митрич, и ребята сразу перестали шептаться.

Как-то совсем незаметно они проработали до обеда. И тут-то и разразилась ссора — будто гром среди ясного неба.

Поглаживая одеревеневшую поясницу, Федя устало протянул:

— Эх, искупаться бы!..

— Погоди малость, — сказал Кузя, вытирая рукавом футболки малиновое, в конопатинах лицо. — Вот построят в Сухой балке плотину… и посмотришь тогда, какое озеро разольется. Уж и покупаемся досыта!

Федя недоверчиво мотнул головой и сказал (эх, дернула же нелегкая!):

— Озеро!.. Это еще когда будет, а лучше, чем у нас на Волге, тут никогда не будет!

У Кузи потемнели его подсиненные, точно весеннее бездонное небушко, глаза:

— А знаешь, Федька, ты мне… до смерти надоел со своей Волгой!

Он коротко передохнул и закончил, крепко сжимая загорелые, грязные от чернозема кулаки:

— И если ты не перестанешь трепаться, то смотри…

— Что — смотри? Ну, сказывай, пока не поздно! — вскипел и Федя, забывая и про их дружбу, и про тайный сговор о поисках древнего Батырова кургана.

Сначала Митрич не без любопытства смотрел на расходившихся ребят. В глазах его запрыгали веселые огоньки (кто знает, может, деду вдруг припомнились его далекие мальчишеские годы?). Но вот он, напуская на себя строгость, сердито сказал:

— Кыш вы, кочетки! Возьму хворостину да хворостиной вдоль спины обоих огрею!

Федя не понял шутки и со всех ног бросился к шалашу. Схватив рюкзак, он кое-как затолкал в него байковое одеяльце. К нему уже бежал Кузя, на ходу предлагая мировую. Дед Митрич тоже что-то кричал, махая войлочной шляпой. Но Федя, ничего не слыша, перемахнул через плетень и, не оглядываясь, затрусил по пыльной дороге в сторону совхоза…

Теперь Федя никогда не будет больше дружить с Кузьмой. Никогда! А на поиски Батырова кургана Федя отправится один. Посмотрим еще, кого ждет удача.