Повести и рассказы - Виктор Баныкин

Вырвавшись из рук, звездочки стали будто живыми. Жарко горя, они то кувыркались, то взмывали ввысь, то делали плавные круги и неслись все дальше и дальше, превращаясь в серебряные точки.

Федя долго смотрел вслед улетавшим звездочкам, пока они совершенно не растаяли в бездонной лазури.

Он пустил на ветер уже третью горсть веселых звездочек, когда внизу, на соседнем дворе, Аська пронзительно закричала:

— Кузя, беги скорее сюда!

В окне, между плошками с цветами, показалась белесая стриженая голова.

— Ты чего орешь, оглашенная? — строго спросил Кузя сестренку.

— А ты не бранись, а прыгай сюда! — визжала в восторге Аська, размахивая руками, точно ветряная мельница крыльями. — Серебряный снег с неба летит… Прыгай, неслух, кому говорят!

Кузя взглянул на небо и больше уже ни о чем не раздумывал. Он выпрыгнул в окно, роняя на завалинку цветы, словно изба внезапно занялась пожаром.

— Смотри, смотри, сколько их кружится! — продолжала кричать Аська. От небывалого возбуждения давно не стриженные волосы на голове у Аськи растрепались и встали дыбом.

Но едва только Кузя внимательно огляделся вокруг, как сразу заметил сидевшего на крыше Федю. Кузя уже намеревался повернуться к Феде спиной, угостить Аську увесистой затрещиной, чтобы другой раз попусту не тревожила брата, и немедля уйти в избу, но что-то заставило его замешкаться.

Посмотрев еще на летевшие у него над головой серебряные звездочки, Кузя покусал губу, досадуя: почему не он придумал это увлекательное занятие?

А Федя, следивший за Кузей исподтишка, тоже с досадой раздумывал: «Ну и болваны же мы с Кузькой! Целую неделю дуемся друг на друга… А из-за чего, спрашивается? А просто так… за здорово живешь! Уйдет сейчас он, и мы опять ни за что ни про что врагами будем».

И уж сам не помня, что он делает, Федя вдруг крикнул;

— Эй, Кузька, залазь сюда! Вместе будем пускать. У меня этих звездочек за пазухой… половина запазухи!

Когда все звездочки кончились, повеселевший Кузя сказал, барабаня голыми пятками по крыше:

— A знаешь, Федька, какая мне в голову мысль пришла?

— Какая? — заулыбался Федя. У него тоже было хорошее настроение от наступившего между ними мира.

— Отгадай! — Кузя сощурил свои хитрые, как у Аськи, подсиненные глаза.

— Вашего петуха на артемкинского горлопана натравить?

— Нет!

— Игру затеять?

— Опять не угадал.

Федя почесал затылок.

— A-а, теперь уж знаю! В погреб залезть, пока ваша бабка Степанида в лавку ходит, и сливки с крынок слизать, да?

— Насчет сливок… это тоже неплохо, да вот она, наша бабка… Тут как тут! — сказал Кузя, глядя вниз. — Немедля катись кубарем на землю, чтобы и духу нашего тут не было. А то мне за расколотую плошку с геранью знаешь как достанется!.. А про то, что я придумал, я тебе там расскажу.

Зная крутой нрав Кузиной бабки — худой старухи с длинным, утиным носом, Федя поспешно, перегоняя товарища, будто на салазках съехал с конька вниз. У зубчатого края крыши он чуть приподнялся, растопырил для равновесия руки и прыгнул на землю. За ним бухнулся и Кузя.

А на соседнем дворе бабка Степанида уже истошно кричала:

— Ах, разбойники, ах, мучители! Такая росла герань — сердце радовалось, а они — нате вам — голову ей напрочь! Да я вам… да только попадитесь под руку… всю крапиву о вас исхлестаю!

Выглядывая из-за угла дома, мальчишки видели, как бабка бегала по двору, размахивая прутом. Аська, видимо, тоже куда-то спряталась.

В это время из сарая вышла черная козочка Зойка, неслышно ступая точеными ножками в белых носочках. Идя как-то боком, в тени сарая, козочка приблизилась к сеням, все время осторожно поглядывая на бабку Степаниду, не замечавшую ее. На завалинку Зойка вспрыгнула легко и тоже неслышно. И тут недолго думая она с жадностью накинулась на герань с поломанной верхушкой.

— Ба-абушка! — где-то басом заревела Аська, все еще не вылезая из своего укрытия. — Ба-абушка, это не мы, а Зойка… Ба-абушка, она опять герань щиплет!

Бабка Степанида, искавшая внучат на огороде, прибежала во двор с невероятным для ее возраста проворством и сразу бросилась к Зойке — ни в чем не повинной козочке.

Но гибкий бабкин прут так и не успел проехаться по гладкой Зойкиной спине. Грациозно изогнувшись, Зойка спрыгнула с завалинки и помчалась вприпрыжку по двору. Где уж теперь бабке угнаться за шустрой, легкой на ноги козочкой!

— Аська! — закричала старуха, топая ногой. — Вылазь из своего прибежища!

— А ты… пороть крапивой будешь? — снова басом заревела Аська.

— Не буду, вылазь.

— А ты, бабушка, забрось на крышу прут… тогда я вылезу.

Бабка еще раз топнула ногой и бросила прут в сторону. В ту же минуту из-за бочки, стоявшей под водосточной трубой на углу, у избы, показалась косматая голова Аськи.

— А где же негодник Кузька? — спросила бабка Степанида, поднимая с завалинки плошку с общипанной геранью.

— А он, бабушка, к Федьке мачехиному удрал… У них полное замирение вышло, — говорила Аська и так же боком, как козочка Зойка, дошла до брошенного бабкой прута, подняла его и сунула в конопляник, разросшийся у плетня. — А я, бабушка, с куклами играла, а она, бабушка, коза-дереза, тут как тут… и хвать герань за макушку!..

— Хватит молоть! — отрезала бабка. — На вот целковый и беги за Кузькой. И пусть этот Кузька отведет тебя постригаться. Срам смотреть на девку! А ведь сколько раз долбила неслуху Кузьке…

Слушая бабкину нотацию, Кузя махнул рукой и вздохнул:

— Эх, не миновать теперь тащиться с Аськой в парикмахерскую… Вот тебе и «придумал».

Но скоро Кузя повеселел. У него и на этот раз нашелся выход.

— А знаешь, какую стратегию применим? — затеребил Кузя товарища за локоть. — Отведем Аську к парикмахеру, а когда он начнет подстригать ей космы, мы полегонечку и удерем… чтобы Аська за нами не увязалась. Удерем и прямо к Сухой балке подадимся.

— В такую даль? И зачем? — удивился Федя.

— Или забыл про Батыров курган? Ведь мы же с тобой разыскать его решили!

— Ничуть я не забыл… Это я только сейчас забыл, — сказал Федя.

— Сходим на разведку для начала налегке, — продолжал Кузя. — Будем искать курган, на котором камень. Понятно? А на обратном пути завернем на стройку. Посмотрим, как там плотину строят. Идет? Говорят, на днях в Сухую балку машину новую прислали… Бульдозером называется. Всем машинам машина!

«Тоже мне невидаль какая — бульдозер! Вот шагающий экскаватор — это да! А этих бульдозеров я, может, тыщи видел у нас на Гидрострое!» — чуть было не сказал Федя, но, вовремя спохватившись, прикусил язык.

— Ну, подались? — заторопился Кузя.

— Подались! — кивнул Федя: снова ссориться с Кузей ему никак не хотелось. — Подожди, я только обуться сбегаю.

— Айда босиком. Так ногам куда вольготнее.

— Не-ет… я обуюсь лучше.

— Эх вы, городские! — беззлобно протянул Кузя.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Все вышло так, как хотелось Кузе. Когда они с Федей, степенно шагая, ввели в парикмахерскую Аську, парикмахер — лысый пожилой мужчина с желтым, в прозелень, лицом — от нечего делать играл в шашки с уполномоченным из района, не в меру располневшим молодым человеком в бежевом пыльнике.

Кузя остановился у порога и кашлянул. Но парикмахер до того увлекся сражением на шашечной доске, что совсем не заметил появления клиентов.

Тогда Кузя почесал одну ногу о другую, подумал и сказал:

— Здрасте!

Ему никто не ответил. Оба игрока натужно сопели, склонившись над столом.

Федя толкнул в спину Кузю, и тот еще громче сказал:

— Дяденька Сидорыч, постригите нашу Аську!

Не глядя на ребят, парикмахер поднял отполированную, словно бильярдный шар, голову и развел руками:

— Всегда так… то целый день сижу мух считаю, а как займусь культурным делом, то на тебе — или Аська, или Дашка какая-нибудь подвернется!

— Быва-ает, быва-ает, — запел баритоном молодой человек, переставляя шашку. — А вот у нас и дамка-с!

— Проворонил! — застонал парикмахер, хватаясь руками за свою сверкающую голову. Немного погодя он с досадой добавил, по-прежнему не оборачиваясь назад: — Сажайте в кресло эту вашу… как ее… Маньку!

Кузя и Федя подхватили Аську под руки, но она вырвалась и сама подошла к старому венскому стулу, непонятно почему называемому креслом.

Стул оказался очень высоким, и Аська, пыхтя и отдуваясь, кое-как на него взгромоздилась.