Хранитель древностей - Юрий Домбровский

– Люди были! – сказал я. – Нагрянули чужие люди, сожгли город, разрушили канал. Жителей – кого убили, кого увели, а кто сам убежал. И вот вода ушла, песок пришел, и все. Дело-то нехитрое.

– Да, простое, простое дело, – покачал головой директор. – То есть такое уж простое, что дальше и некуда. Пришли. Сожгли. Ушли. Вот и вся история этих мест за тысячу лет. Весь потаенный смысл ее, так сказать. – Он посидел, подумал. – Года два тому назад был я в командировке в одном степном совхозе, по партийному делу ездил. Ну, ничего не скажешь. Тот совхоз! Благоустроенный, прибыльный… Степь, а везде сады-садочки, зелень, школа-десятилетка, клуб двухэтажный. Директор – из коренного местного населения. Он за эту землю, знаешь, зубами держится. Вот однажды, уже перед самым моим отъездом, сели мы с ним выпивать. Ну, парторг пришел, дыню с пуд весом в мешке притащил, вина бутылки три. Сидим, разговариваем. Смотрю – стоит на шкафу голубая чашечка. Под солнцем так и светит, так и горит. А в двух местах, по краям и на боку, у нее аккуратные металлические скобочки. Подошел я, взял ее в руки, а хозяин и говорит: «Осторожно! Знаете, сколько этой чашечке лет? Тысяча». Ну, я теперь к твоим тысячам попривык уж немного. Камню твоему – тыща, черепку – тыща, а белой акации так все три, а тогда чуть не упал. «То есть как это, спрашиваю, тыща? Откуда же она?» – «Да отсюда же, – отвечает. – Ребята из земли вырыли, вон видите, лопатой задели краешек? Ведь тут у нас, где пахота да арыки, – огромнейший город стоит. Один из самых больших городов в Азии. Дворцы. Бани. Сады. Короче – город Отрар. В нем Тамерлан умер. Тогда его воины и город разрушили». Просто ведь?

– Да, – ответил я, – просто. Директор подумал, вздохнул и сказал:

– Ну, ладно, ищите, ищите свою цитадель. Будем восстанавливать историю края. Мы же музей!

Раздался стук в дверь, и появился Потапов. Он был в извозчичьем брезентовом плаще и почему-то с кнутом в руке.

– Здравствуйте, – сказал он. – Можно?

– А, входи-входи, хозяин, – заулыбался директор. – Ты ж теперь наш хозяин, – продолжал он, усаживая Потапова на диван. – Ну а то как же, у тебя молодые люди землю роют, только найти ничего не могут. А может, это только так, для отвода глаз? Может, они уж целый котелок золота там накопали?

– Они накопали, – заговорил Потапов, загораясь. – Они там ничего… – Но наткнулся на мой взгляд и осекся. – Они там ничего работают, – сказал он, спадая с тона. – Похаять не могу, ничего. А меня вот, – он полез за пазуху, – на весь Союз прописали.

– Как так? – мы оба вскочили с места. Потапов торжественно вынул из кармана плаща сложенную вчетверо газету и протянул директору. Это был вчерашний номер «Казахстанской правды», который я еще не успел посмотреть.

– Ну-ка, ну-ка, – сказал директор. – Читай вслух, хранитель, а то у меня голова что-то…

Статья была напечатана на развороте и называлась «Гость из далекой Индии». Когда я прочел заглавие, директор вдруг рассмеялся.

– Ох, интересно, – сказал он и потер руки, – читай-читай, хранитель. С чувством, с толком читай…

– "Еще с прошлой осени ходила по колхозу «Горный гигант» молва об этом по меньшей мере нежеланном госте. Кто-то видел его выползающим из большого омета, какие-то ребята в ужасе шарахались по домам, заприметив его, свернувшегося огромным клубком в нескольких шагах от дороги.

А недавно позвонили по телефону.

Видели в саду… Обвился вокруг толстого дерева, выбирает и вмиг проглатывает самые крупные спелые яблоки.

Бригадир колхоза Потапов рассказал:

– Шел я двадцать второго июля. Иду – ни под ноги себе не смотрю, ни в сторону не оглянусь, вдруг как что-то зашипит около меня. Глянул – и обмер. Чуть на хвост огромной змее не наступил. Ползла она через тропинку…Из себя черная. Длиной добрые четыре метра. А толста, как ствол средней яблони".

– Врет, – прохрипел Потапов. – Ничего этого я не расписывал. Четыре, не четыре – ничего не говорил! Говорил – громаднющая.

Я продолжал:

– «Без памяти метнулся я назад, забрался в садовый балаган и целый час от испуга пошевельнуться не мог».

– Ай да герой! – крикнул директор в восторге. – Вот утешил так утешил. А говорит – при царизме полного Георгия имел.

– Да вранье, вранье, чистое вранье! – налился кровью Потапов. – Сам все из своей головы придумал.

– «Белее стенки был, – подтверждает находившийся в то время в балагане колхозник Завалюев».

– Ах ты черт!… – Директор так обрадовался, что даже с места соскочил.

– Да ведь вранье же, вранье! – опять закричал Потапов.

Директор махнул рукой.

– Ладно… Читай-читай, хранитель, что дальше-то.

– "По словам Луценко, Завалюева и других, гигантскую змею видел не так давно Василий Гутов из той же бригады.

Сопоставив все эти факты и свидетельства многих лиц с участившимися в последнее время случаями исчезновения кроликов и кур…"

– Молодец заведующий фермой, – сказал я. – Кролики – это вещь.

– Особенно под водку, – кротко согласился примолкший Потапов.

– «По мнению ученых, змей мог перезимовать в пещере, находящейся недалеко от Алма-Аты и обнаруженной в 1910 году жителем поселка Малая Станица Ганжой. Пещера эта велика и обширна – она тянется на много километров…» Ну, тут дальше про пещеру. Все.

Наступило молчание.

– Вот что, Иван Семенович, – сказал директор вдруг строго. – Тут уж всякие шутки в сторону. Ты что, действительно в него стрелял?

Бригадир изумленно промолчал.

– Да ты видел его или нет?

– Ну вот, как вас, – ответил Потапов тихо. – Как вас – вот так же и его видел. Большой, черный, ползет по траве так, что лопухи дрожат. Это правильно, правильно, верьте.

– Верю, – ответил директор. – Раз так говоришь – значит, верю. Ну, значит, и все. И не бойся тогда ничего. Раз есть, так есть. Так всем и говори! А газетчика этого поймай где-нибудь да и…

Глава четвертая

Шли дни, и что-то очень странное начало происходить в музее. Я не сразу даже уловил, что же именно. Но как-то само собой получалось так, что все, что мы считали в своей работе главным: реконструкция отделов, сбор материалов по истории гражданской войны, раскопки и даже инвентаризация – все это вдруг отодвинулось куда-то в сторону.

В «Горном гиганте» вот уже второй месяц сидел Корнилов и только каждую неделю приезжал к нам с отчетами, планами и рапортами; отчеты были неутешительны (опять те же черепки и наконечники стрел), рапорты же почти повторяли друг друга. Что же касается отдела гражданской войны, то еще весной позвонил мне составитель книги «Октябрь и гражданская война в Казахстане» и спросил, не хочу ли я написать очерк о… И тут он назвал фамилию одного из первых членов Верненского ревкома. В музее мы этого человека знали по фамилии и понаслышке. Ни в экспозицию, ни в текстовки он не вошел. Нам это попросту не порекомендовали. (А впрочем, кто, кто не порекомендовал-то? – мы даже и этого не знали, были какие-то намеки, слухи, а проще говоря, было обыкновенное умалчивание, но оно и действовало вернее всего.) А человеком-то герой этот был интересным, одной из тех личностей, которые рождаются только во время войн, мятежей и революций.

Был он казахом с почти русской фамилией и русским (кажется, начальным) образованием. Документы обрисовывают его как смелого, безудержного и волевого человека. Деятелен был чрезвычайно, инициативен – вероятно, более чем нужно. Он исчез сейчас же после установления Советской власти в Семиречье при обстоятельствах неясных и загадочных.

Я давно заинтересовался этим человеком и поэтому ответил, что написал бы о нем с удовольствием, но материал-то где мне взять? Кроме выписок из официальных документов да личного дела (листок!), у меня ничего нет. Так я и ответил составителю.

– Да вот поэтому я вам и звоню, – засмеялся он. – Мы ведь жену его обнаружили! Очень много интересного рассказывает, у нее даже и документы кое-какие сохранились. Так если желаете, я пришлю ее к вам, вы нам тогда и очерк напишете. Ну как же, как же! Крупная фигура, революционер, личный друг Куйбышева.

Я, конечно, согласился и что-то около недели просидел над этим делом: стенографировал, заказывал снимки, рылся в архивах, сверял документы, диктовал на машинку. Статья была сдана в редакцию и пролежала около полугода, а потом ее послали в типографию, и я уже читал первую корректуру, и вдруг мне позвонил тот самый составитель и спросил, что делать с материалом, который я как-то занес в редакцию, – сам ли я к ним зайду или прислать мне его с курьером.

– А что такое, – спросил я, – разве вас в нем что-то не устроило?

– Да нет, не в том дело, – ответил он очень неохотно. – Вы что? В музее этого, так сказать, деятеля представили каким-нибудь материалом? Портрет его, что ли, у вас там висит?

Я ответил, что портрет у нас его не висит, да и материала нет, но все-таки никак не пойму…