Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе

— Что ты собираешься делать вечером?

— Я собирался поехать в гости к доктору Хильшениусу, мы планируем интересный химический опыт, — ответил принц так, словно они были в Риге.

Как только стол был накрыт, русский холоп, говоривший по-немецки (русский Густав и Катарина еще не выучили) доложил:

— Прибыл купец Меллер.

— Проси!

Принц обрадовался, знал, что Меллер только что вернулся из империи Габсбургов и должен был встретиться там с Афанасием Власьевым.

Принц усадил Меллера за стол. Тот обрадовался:

— Два месяца русских блюд не ел.

С радостью он принялся за пирог с морковью. Слуга, не ожидая распоряжения, положил на тарелку купцу малосольных огурчиков и соленых боровиков, налил в литровую деревянную кружку малинового кваса. Немец огурчиками похрустел, кваском запил:

— Хорошо! Привык я к русской кухне, в Москве живя. А все эти немецкие колбасы в немецкой земле мне поднадоели.

— Что говорил Афанасий Власьев?

Сразу помрачнел Меллер. Откровенно сказал:

— Увы, не хочет император Рудольф эрцгерцога Максимилиана за нашу царевну Ксению выдавать.

Принца Густава просто поразило, как уроженец Германии назвал царевну Ксению нашей. Густав не мгновенно, а лишь через несколько секунд осознал масштаб постигшей его катастрофы. А когда понял, то подумал про себя: «Да что я на пустяки внимание обращаю». Все надежды рухнули. Сигизмунд останется на престоле, а значит… не бывать Ливонскому царству.

Вдруг в тишине раздались причитания:

— Ой, Господи, да что со мной теперь будет, как собаку на улицу выкинут! — плакала Катарина.

«Смотри-ка, научилась причитать не хуже русских баб», — подумал скандинав.

Данцигская немка ревела в голос, лицо ее мгновенно осунулось и стало видно, что не так уж и молода прекрасная Катарина, что уже появляются первые морщины на ее лице, что зубы не белоснежны. А то, как выставляла она напоказ свое горе, настолько противоречило европейским традициям, что принцу в этот момент было ее даже не очень жаль. Он просто не мог взять в толк, чего она так ревет? Да, рухнули политические планы, но ведь это же не конец света!

Все же он приласкал свою гражданскую жену, погладил по голове рукой, спросил тихонько:

— Солнце мое, да почему сразу жалуешься, что станешь бездомной?

— Почему-почему?! Так ведь регент Швеции осенью твоим послам в Выборг ехать отказал, даже письмо твое, получается, читать не хочет.

А это тут причем?

— А император Рудольф царевне Ксении в мужья эрцгерцога дать отказался. Один теперь у нее жених — ты. Ибо других не осталось. Не за своего же подданного царю Борису ее отдавать! А из тебя Ливонского царя не получается, ни Сигизмунд, ни герцог Карл, дядя твой, тебя королем Ливонии не признают. Один способ у Бориса повысить твою роль: женить тебя на Ксении и сделать князем Тверским. Ты согласишься, Ксения моложе меня, знатна и ты ведь сам, увидев ее, сказал: нет в этой стране девушки краше. А меня — на улицу, как состарившуюся собаку, которую хозяин кормить не захочет! Ой, Господи, была же замужем за почтенным данцигским бюргером, в собственном доме жила, была и сыта, и одета, и при муже. Так нет же влюбилась, дура! И что теперь?

Принц стал серьезен. Без улыбки сказал:

— Да, царевна Ксения сейчас самая красивая девушка на Москве.

Произнес это, словно Катарину кнутом ударил.

— Я это говорил и от слов своих не откажусь. Из девушек невинных — красивее нет. И только одна женщина на Москве красивее ее — жена моя Катарина. И от этих слов также отказываться я не собираюсь.

С этими словами принц, не стесняясь постороннего, поцеловал сожительницу прямо в губы. А купец Меллер поразился мгновенной перемене. Только-только плакала Катарина, сидела постаревшая, а как поцеловал ее принц. так улыбалась светло, сразу помолодела и оказалась столь хороша, что в этот момент поверил Меллер: «А быть может, и вправду нет на Руси сейчас женщины красивее, чем Катарина?».

Как только фаворитка принца успокоилась, у нее вдруг разыгрался такой аппетит, словно она боялась, что ее и впрямь выгонят из дому и с Руси, и хотела наесться впрок, как верблюд, в горб пищу запасающий. Похрустела огурчиками, слуга ей целую стопку блинов на тарелку положил, да малинового варенья придвинул вазу. А еще пирог с капустой за обе щеки уплела, да левишниками не пренебрегла.

Меллер только головой вертел от удивления: куда ей столько мучного, вдруг располнеет и принц самой красивой почитать перестанет?!

Пока Катарина ела, а купец удивлялся, принц Густав предавался размышлениям: «Да, это катастрофа. Я еще Катьку должен утешать, а впору самому от тоски удавиться. Так меня на принцессе Ксении и женили, держи карман шире! Тут думать надо, как бы меня вместе с Катариной из этого дома и из страны не вышвырнули! Ибо зачем мы теперь русскому царю? Окончен бал. Впрочем, раз терять уже нечего… Я должен быть благодарен царю Борису уже за то, что он сделал из меня политическую фигуру. Я был никем, а ныне стал бывшим претендентом на Ливонский трон. Но бывший кандидат в короли — это уже не никто, это уже политическая фигура. Шаг вперед сделан. Теперь надо попробовать сыграть свою собственную игру и получить хоть что-то. Чтобы кое-кто понял, что проще дать мне приличное поместье, чем испытывать угрозу от готового на все сына шведского короля».

— А чего ты не ешь, милый? — заботливо спросила Катарина.

Принц Густав всё так же задумчиво протянул к себе блюдо с лесными орешками и стал брать оттуда их по одной штучке.

— Да разве это еда?! Хоть пирог возьми, — тревожилась Катарина.

Принц послушно взял пирог с капустой, подумал про себя, что предпочел бы кусок вареной говядины и спросил у Меллера, словно хотел поддержать беседу:

— Что вы собираетесь делать дальше? Будете торговать в своей лавке в Москве или отправитесь в дальние края?

— Для торговли в лавке у меня продавец есть. А я отдохну пару месяцев, пережду февральские морозы и весной на ладье повезу в Ригу лен. Купца, как и волка ноги кормят, — пошутил Меллер.

И тогда принц небрежно произнес:

— Надо будет отвезти подарок Генриху Флягелю. Я передам вам его перед вашим отъездом.

— Раз надо, значит, отвезу, — спокойно ответил купец. — Я верный слуга царя Бориса и Вашего Высочества, разумеется.

Принц поспешил перевести разговор на другую тему:

— А все-таки, совсем ли Афанасий Власьев потерял надежду на возможный брак Максимилиана с Ксенией? Вдруг что-нибудь изменится?

— Афанасий упорен. Сказал, что сделает все возможное, чтобы добиться того, что задумал царь Борис. Его уже и выпроводить пытались, а он останется до лета. Может, что и получится, — ободрил купец не столько принца, сколько его невенчанную супругу. — Кстати, когда я был в Посольском приказе, докладывал о поездке, то мне намекнули, что я должен проявлять осторожность при планировании своих поездок — скоро быть войне. Царь разрешил герцогу Карлу провести в Нарву из Финляндии конницу через Ижорскую землю.