«Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля» - Александр Тюрин

Правительство уже с конца XVI в. предпринимает весьма нестандартные меры для заселения волжской окраины. В 1599 г. в Казанском уезде упоминаются «немецкие поместные деревни». При Михаиле Федоровиче в 1619 г. испомещают здесь литвинов и других иноземцев, не взятых в плен, а прибывших к нам от нужды. Некоторых иноземцев ссылают на окраину, после того как они попались на воровстве и других грешных делах в центре. Сечь голову за небольшие вины в России не принято, в отличие от Европы, — зачем, если народу и так мало?

В ходе удачной (особо на первом этапе) войны с Речью Посполитой в середине XVII в. русские войска пленили немало поляков и литвинов. На следующий год после взятия Смоленска (1654) в Закамский край водворили смоленских иноземцев (это были не коренные смольняне, а жолнеры и реестровые казаки, отправленные польской короной в пограничный город).

В Тиинский острог прислан был 141 пленный иноземец, где им отвели земли «под дворы, под огороды, под гумна». На дворовое строение выдавалось чуть менее 7 руб. Сперва хотели им было предоставить пашенные земли и сенные покосы. Но тут русская коса нашла на западный камень. Иноземцы заниматься хлебопашеством наотрез отказались. Ну, не хочешь — не надо. Пойдя навстречу интересам недавних пленников, правительство стало им выдавать «государева жалованья поденного корму по алтыну на день». Иноземцы имели в Тиинске свое знамя и своего поручика, начальствовавшего над ними.

От Тиинска Закамская черта тянулась вдоль реки Большой Черемшан, а потом, пересекая реку Малый Черемшан, шла на северо-восток к реке Шешма, притоку Камы. Здесь также поставлен острог, затем до черного леса устроен тарасный вал, через лес прорублена засека.

Открытые пространства на Закамской черте были относительно невелики, как и соответствующие им тарасные валы. А вот засека от Малого Черемшана тянулась в сплошном лесу на 60 верст! Не ленились махать крепкие мужики топорами.

Протяженность черты между Тиинским и Новошешминским острогами составила около 83 верст. Однако ее пересекала старинная «вотчинная дорога». Такой технологической нестыковкой сразу воспользовались враги. Ровно по этой дороге прошли ногаи в Закамские места, где и «погромили Саввы Аристова село Жукотино». После этого происшествия были поставлены в шести местах поперек дороги тройные надолбы, а также сделаны засеки «с польскую сторону по дороге на двадцать сажен».

Новошешминский острог имел 6 башен, а из артиллерии — пищаль железную в станке и на колесах, полковую пищаль и 10 затинных пищалей.

Водворены здесь были стрельцы в количестве ста, с семьями и захребетниками. Кстати, у всех служилых были прозвища, показывавшие, откуда они завербовались на государственную службу. Чаще всего встречаются казанцы, устюжане, вятчане, т. е. выходцы из уездов, которые заселялись совсем недавно, и с русского Севера, по которому в это время сильно ударили неблагоприятные климатические изменения. Прозвища «Мещера» и «Черемисин» показывают, что в служилое сословие «инородцы» имели свободный доступ.

В Новошешминский также было переведено 50 пашенных крестьян из села Чалны и 127 смоленских иноземцев, относящихся к отряду «красного знамени».

И здесь иноземцы взяли земли под дворы и огороды, но от пашенной земли отказались. Им «давали великого государя жалованья по три рубля человеку» в год, а также хлебное жалованье. Лишь к 1660 г. некоторые из них достаточно обрусели, чтобы взять немного земли, по 6 десятин, да сенные покосы.

От Новошешминского черта шла к острогу, поставленному неподалеку от притока реки Шешмы, Кичи. От Кичуевского — к городку Заинску. Около берега реки Заи, поросшего ельником и березняком, была устроена засека, дополненная тройными надолбами. Размер ее составлял 23 версты 965 саженей (все измерялось царскими статистиками не абы как, а с максимальной точностью).

Заинские башни и город были рублены в сосновом лесу и крыты «башни тесом, а город драницами».

А почему бы сегодня не поставить здесь музей фронтира, реконструировав городок? Ведь и место высокое, и воздух от сосен замечательный — отлично можно сочетать полезное с приятным, изучение русской старины с оздоровлением организма…

В Заинске было 6 затинных пищалей и шелковое клетчатое (!) знамя. А вот рва здесь не прокопали; вокруг слобод стояла защита из двойных надолб. Здесь расположились 100 чалнинских стрельцов и 81 смоленский иноземец. И ведь не дрались заинцы разного происхождения меж собой, не давило одно этническое сообщество на другое, а вместе служили они России, обмениваясь культурными достижениями.

Так и представляю: сидят по окончании трудного дня у ворот на куче стройматериалов стрельцы вместе с западными славянами, обмениваются контрабандным табачком, пускают дымок, глядя на то, как закатное солнце расцвечивает кромку облаков. «А как по-вашему будет «жизнь» господин жолнеж?» — «Жиче, пан стрелец». — «Тоже хорошо».

От Заинска черта шла почти параллельно Каме. И здесь раздавался топор дровосека, вернее — целый хор топоров: через «черный лес» было прорублено несколько протяженных засек, одна из которых имела длину в 54 версты.

У реки Мензелы, притоке реки Ика, построили новый острог — самый большой на Закамской линии, с периметром 1026 саженей — он был «приткнут к стене к старому Мензелинскому острогу». Для его строительства прирастили насыпью речной берег. В его гарнизоне состояла сотня конных стрельцов и примерно столько же иноземцев — смоленских казаков «черного знамени».

По «новому дозору и чертежу» казанского служилого человека Ивана Лазарева в 1655 г. к почти достроенной Закамской линии добавлена полоса укреплений на 15,5 версты — засеки, надолбы и частик около рек Мензела и Ика.

Работы по проведению Закамской черты были в основном закончены к концу сентября 1656 г. Общая ее длина составила 250 км.[293] Проводились работы силами людей Казанского уезда, набираемых по человеку с нескольких дворов, главным образом из числа «инородцев», после окончания сельских работ. «Делали в осень не по один год». Работа спорилась, как было обычно в те времена. Вместе со строительством новых укреплений приходилось еще и чинить уже построенные, но испорченные половодьем.

В октябре 1656 г. работники взяли и отказались дальше оставаться на черте «для поделки[294]… худых и порченных мест», которых годом ранее «попортило вешнею водою».

И что же, засвистели кнуты, как предположил бы любой хулитель Московской Руси?

Нет, правительство никого не наказало и не принудило, а распорядилось, чтобы «порченные крепости» по черте «доделать иных городов Казанскими подымовными людьми». Прежних работников государь «не велел посылать впредь на черту и к поташному делу», дабы они могли сосредоточиться на своих обычных занятиях.[295]

В 1658 г., после досмотра служилого Никиты Гладкова, выявившего «худые и полые и горелые места, и редкую засеку» между Тиинском и Малым Черемшаном, на уязвимом месте был поставлен Биларский острог. Сюда перевели 100 стрельцов с семействами. Судя по их прозвищам «Нижегородец», «Самарянин», «Ветчанин», были они опять-таки набраны из свободных охочих людей, сходившихся на камский фронтир отовсюду.[296]

«Без легкости передвижения, коренящейся в характере русского человека, мы вряд ли встретились бы с такими сравнительно скорым заселением здешнего края русскими колонистами», — замечает Перетяткович. Добавим, легкость была обусловлена и социальным устройством Московского государства.

Правительство решало одновременно два вопроса: как в огромной стране, с опаснейшими границами и протяженнейшим фронтиром, обеспечить материальную базу для войска (отсюда прикрепление владельческих крестьян, оформленное Соборным Уложением 1649 г.) и как обеспечить заселение окраин служилым и крестьянским людом (отсюда наличие открытых каналов для перемещений населения на окраины)…

В начале 1660-х гг. в Симбирском уезде служилые люди стали самостоятельно отыскивать себе свободную землю.

Отводу земель была посвящена 40 статья 16 главы Уложения: «Украинных городов детем боярским, которые бьют челом государю в поместье на порозжия земли в дикое поле, давати из порозжих земель из диких поль».

После того как служилому приглянулась та или иная земелька, он просил местного воеводу назначить человека для ее отвода. Назначенный воеводою «откащик» отправлялся «на порозжую землю на дикое поле». Брал он «с собою тутошних и сторонних людей сколько пригоже», расспрашивал их о найденной челобитчиком земле. Если те показывали, «что эта земля ни в поместье, ни в оброк никому не отдана и от засечных крепостей в дальних местах», то она отводилась челобитчику.

Заметим, что в процедуре не участвовал ни один чиновник.