Простая смертная #2 (СИ) - Оленева Екатерина Александровна

– Позаботься о ванне и новой одежде, – сказала я, сбрасывая плащ с плеч и накрывая им сына, пока чей-то любопытный не уловил неприятных деталей.

– Но мне не холодно! – попытался вновь проявить характер Ангэй.

– Тихо, – цыкнула я на него. – Попридержи-ка свои капризы, мой дорогой. Не смей больше испытывать моё терпение. Поверь, оно не безгранично.

Мой голос звучал на грани слышимости, но в нём было, видимо, что-то такое, отчего Ангэй, взглянув на меня, как-то сник, хотя и продолжал упрямо поджимать губы.

Никто из слуг и придворных не рискнул приблизиться. Они следовали за нами чуть в отдалении. Сейчас меня мало интересовали их взгляды, перешептывания, мнение о случившемся. Я едва дождалась того момента, когда дверь в мои покои подарила желанное уединение, оставив, наконец, меня и сына наедине.

– Вы сердитесь, матушка? – серьёзным тоном спросили меня, всем своим видом выражая подчёркнутое раскаяние. – У вас есть на то право, ведь я в самом деле виноват.

– Ещё как виноват, – голос мой был холоден и пуст.

– Я готов принести извинения.

– Готов? Правда? – с иронией спросила я и, скрестив руки на груди, кивнула. – Прекрасно. Приноси.

Ангэй насупился. И, явно борясь с собой, выдавил:

– Простите меня, матушка, за беспокойство. И безрассудное поведение.

– Значит то, через что ты заставил меня пройти, нарушив всё правила и запреты, выставив плохой матерью в глазах твоего дяди и его матери, твоей бабушки, к слову говоря – обозначают теперь этим словом: беспокойство? Тебе правда до такой степени безразличны мои чувства?

– Конечно, нет! Я… я очень ценю вас. И всё, что вы для меня делаете.

– Как мило. Если ты меня так ценишь, ответь, пожалуйста, на один единственный вопрос – почему ты, наплевав на все мои просьбы и приказы, сделал то единственное, что тебе было запрещено под любым предлогом?!

Ангэй поморщился, стоило моему голосу взвиться вверх.

– Пингвин хотел полетать, я чувствовал это. Но я его всадник! Никто другой не должен был его оседлать. Я говорил с вами, говорил с Атайроном, говорил с новым наставником, которого дядя ко мне приставил – но вы все как сговорились.

– Значит, этому была причина! Пятилетний ребёнок, летящий в одиночестве над океаном… ты хоть понимаешь, какое это чудо, что ты вообще жив?

– Это не чудо. Я знал, что делал.

– Ни черта ты не знал. Ты, конечно, король, мой драгоценный сын. Ты весьма крут, и знатен, и красив, и богат, но знаешь – что? Смерти плевать! Плевать на все твои титулы, и привилегии, реальные и мнимые. Она, смерть, в какой-то мере одновременно и хороша, и страшна одним – берёт всех, ни на что невзирая. Ты не представляешь, через что заставил меня пройти, пока мы с Молнией вас искали. И что я испытала, когда нашли. Как так получилось, что ты попал в плен к этим людям.

– Пингвин приземлился. Он, наверное, устал. Я хоть и маленький, но и он пока тоже ещё растёт. На самом деле это было клёво – такая свобода, такая сила! – на лице сына на мгновение проступил полный восторг. Но в следующий момент он опомнился и вновь посерьёзнел, тщетно пытаясь удержать покаянное выражение на своей смазливой мордяхе. – Мы их не заметили, я даже не понял, что случилось, а когда пришёл в себя… они грозились убить Пингвина! А меня – связали. Наивные! Будто это могло мне помешать.

– А разве не помешало? – не без сарказма поинтересовалась я.

Недовольство и растерянность были крупными буквами написаны на его лице.

– Я… поначалу испугался. Вдруг они успели бы убить меня. Или моего дракона. Ну, до того, как мы успели бы взлететь. Не уверен, но мне показалось, что Пингвин был то ли оглушён, то ли ранен. Я боялся рисковать. Решил выждать, пока кто-то из вас не придёт мне на помощь. А потом, когда понял, что ты… прости, мама, но тоже не слишком хорошо справлялась. Впрочем, ты отвлекла их. Конечно, пришло рискнуть.

Он снова просиял, раздуваясь от важности:

– Но я ведь справился! У меня отлично получилось всех нас спасти, а ты даже не похвалила меня.

– Никого не пришлось бы спасать, если бы ты не совершил эту безрассудную глупость, – отрезала я. – Ты сын властелина, никогда не забывающий о том, что родился господином. Но власть – это прежде всего долг и ответственность. Настоящий король не должен поступать безответственно. Сегодня нам повезло – очень крупно. Никто из нас не только не погиб, но даже не пострадал. Однако, – мой тон зазвучал строже, – пострадали другие люди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Наши враги! – презрительно искривился Ангэй. – Так им и надо! Какое право они имеют восставать против своего законного короля?

– Мы не знаем, почему они так поступали. Может быть, другие ваши слуги поступали неправильно и вели себя по отношению к покорённому народу несправедливо. Люди не бастуют на пустом месте. У любого бунта есть причина и чаще всего эта причина голод, болезни, страдания.

– Вы всё усложняете, матушка. Наши враги мертвы и беспокоиться теперь не о чем. А если они посмеют вновь пойти против нас, снова познают наш гнев!

– Сейчас, сын мой, вы познаете мой гнев. Любите карать за провинности других, так умейте достойно понести наказание и сами. Стража!

Ангэй нахмурившись, обернулся на вошедших. Впереди обычных охранников, пусть и элитных, шёл наставник, выбранный Атайроном.

– За то, что вы ослушались моего приказа, проявили не послушание, чем подставили всех нас под угрозу смерти и пленения, вы будете наказаны. Отведите царевича в подвальные казематы, оставите его в камере до вечера без света.

– Что?! Вы не посмеете!

– Я должна. Вы можете посвятить это время тому, чтобы начать меня ненавидеть, мой гневливый сын, а можете хорошенько поразмышлять о том, что у всего есть границы.

– Даже у вашей любви? – с вызовом взглянул он на меня.

Я подошла и опустившись рядом с ним на корточки, отвела прядь от бесконечно дорогого лица. Сердце моё переполнялось болью. Не из-за вынесенного наказания – я не сомневалась в том, что он его заслужил, а потому, что я видела злые, опасные ростки в его душе и, откровенно говоря, плохо представляла, как их корчевать.

– Именно моя любовь к вам, сын мой, заставляет меня на этот раз проявить строгость. Вы должны прочувствовать все тягостные последствия своего необдуманного поступка.

– Я – король! Ты не имеешь права бросать меня в темницу! Да они и не справятся со мной! Не посмеют. И не сумеют! Ты же видела, что стало с тем, кто поднял на меня руку…

Я поднялась, глядя на сына сверху – вниз.

– Вы сейчас пойдёте вместе со стражей и с достоинством примите предписанное наказание, как и положено человеку с благородной кровью. Принять наказание добровольно за заслуженную провинность. А если вы не сделаете этого, сын мой, если моё слово для вас не авторитет и не указ, я больше не нужна вам. Как бы больно мне не было, клянусь, я немедленно покину Цитадель.

Сын поднял на меня глаза. Несколько секунд мы глядели друг на друга в молчании. Кровь стучала у меня в висках и гудела в ушах, а руки – холодели. Сказанное мной не было ложью. Если сейчас я не смогу подчинить его себя, он вырастет в неуправляемого тирана.

– Хорошо, – сделал Ангэй шаг назад. – Вы правы, матушка. За свои ошибки должен платить даже король. Но можно мне хотя бы факел оставить?

– Нет, – не дрогнула я (хотя так хотелось!).

– Но там же крысы! – на его лице отразились страх и брезгливость.

– Какой мужчина боится крыс?

«Ничего, у тебя есть твоя магия, – пронеслось у меня в голове. – Темнота и страх тебе точно не навредят, если уж полсотни наёмников не справились».

Гордо выпрямившись, сын хлюпнул носом, но царственно важно заявил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Идёмте. Я готов.

Мужчины окружили его со всех сторон. Наставник-маг был гарантией от неприятных магических сюрпризов.

Он не ел около пяти часов. Его костюмчик пропитался кровью павшего мятежника. Я запретила давать ему факел. Он ещё ребёнок! Ему же нет и шести. А все его жестокие речи – он просто не понимает до конца, о чём говорит.