Я всемогущий - Дмитрий Карманов

— Волнуетесь, Платон Сергеевич? — спросил он. — Понимаю, дело такое. Впереди подсчёт голосов, бессонная ночь, до утра в штабе.

— Нет, — спокойно ответил я и поймал себя на том, что хочется сказать что-нибудь весёлое и неуместное. — Я сегодня поеду домой пораньше, отосплюсь.

— Да? — Похоже, мне удалось удивить Шевелёва. — Ну что ж, тогда вам повезло с железными нервами. Это редкое свойство.

— Наверное, повезло. Вы же сами отметили, что я вообще везучий человек, — сказал я, улыбаясь в трубку. — Игорь Иванович, я вот по какому поводу звоню. Если возможно, я хотел бы уже завтра с утра начинать вникать в дела. Понимаю, что ваш срок ещё идёт, что сначала нужно посчитать голоса, потом подвести окончательные итоги, потом дождаться инаугурации… Но не хочется тянуть. Было бы гораздо лучше, если бы я с самого первого дня уже работал эффективно, а не тратил время на вхождение в курс дел.

Президент некоторое время молчал. Потом спросил серьёзным голосом:

— Вы настолько уверены в своей победе?

— Да, — кратко ответил я.

— Хорошо, — произнёс он после недолгого колебания. — Я готов начать передавать вам дела. Приезжайте завтра в мою подмосковную резиденцию. Секретарь расскажет, как туда добраться. Только давайте не раньше полудня. А то я всё-таки ночью буду следить за подсчётом голосов. Мне бы вашу уверенность. Волнуюсь, знаете ли.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Ни Сидорову, ни кому-то ещё меня уже не обогнать. Я выиграю. И завтра в двенадцать буду у вас.

Олег оторвался от компьютера и удивлённо приподнял брови:

— Ты куда это намылился?

— Домой, — ответил я, улыбаясь, как мне казалось, обезоруживающе. — С утра на работу.

— На какую работу? — удивился Солодовников. — Вот твоя работа на ближайшие сутки, — он кивнул головой в сторону ближайшего телевизора, который, в очередной раз повторив сюжет о моём голосовании, стал показывать интервью главы Центризбиркома.

— Ну, с журналистами я уже пообщался, — я невесело усмехнулся, вспомнив, какой вал вопросов на меня только что обрушили корреспонденты российских каналов, проникшие в наш штаб. — За соблюдением порядка на участках у нас есть кому следить. А остальное уже сделано. Жребий брошен. Теперь осталось только увидеть результаты.

— И ты их уже знаешь, — с кислой улыбкой заметил Олег.

— Чтобы тебе было интереснее следить за ходом голосования, вспомни, что мы так ничего и не выяснили о природе моих способностей. Обнаружились они внезапно, так же неожиданно могут и исчезнуть. И вполне возможно, что как раз сегодня.

Олег скептически скривил рот.

— Ладно уж, иди, — сказал он. — Телефон только не выключай. На всякий случай. Если что, я тебе позвоню.

Мы обменялись рукопожатием, и я направился к выходу. В коридоре меня перехватила Марина.

— Платон Сергеевич, куда вы? — округлила она глаза.

— Домой, Мариночка. Дела.

— А когда вы вернётесь? Скоро? У нас через час прямое включение должно быть из штаба. — Она держала меня за рукав, пресекая попытки двинуться дальше.

— Завтра забегу вечерком, — я аккуратно освободил рукав от её пальцев.

— Но как же так? Так нельзя, Платон Сергеевич! У нас вечером куча программ будет, прямые эфиры, аналитика, интервью, корреспонденты. Сейчас вот французы подъедут сюжет снимать, Би-Би-Си уже развернулись.

— У меня работа, Марина. С утра встреча с президентом. Вывернись как-нибудь, ладно? Ты же у нас умница, придумай, как без меня обойтись.

Польщённая редким в моих устах комплиментом, Марина слегка зарделась и сказала:

— Ну, что-нибудь придумаем. Скажем, что наш кандидат не в политические игры играет, а готовится к серьёзной работе. — Её лицо посветлело. — Можно даже неплохую фишку из этого сделать.

Я покивал и, оставив Марину в креативном настроении, поторопился на улицу, надеясь, что больше никто меня не остановит.

Дом встретил меня чистотой и молчанием. Я бесцельно побродил по комнатам, по привычке потянулся к телевизионному пульту, однако, пощёлкав каналами, натыкался лишь на сюжеты о выборах. На своё лицо, мелькавшее во всех ракурсах, мне уже становилось тошно смотреть, и я выключил телевизор.

Внезапно выпасть из рабочего ритма оказалось непросто. Мысли раз за разом возвращались туда, в штаб, к нашей изматывающей предвыборной гонке. Умом я понимал, что дело сделано и бежать уже никуда не надо, однако организм, словно по инерции, толкал куда-то дальше, периодически вбрасывая в кровь очередную порцию адреналина: «А сколько сейчас времени? А не пропустил ли я что-нибудь? А не нужно ли сейчас куда-то успеть? А не забыл ли я что-то сделать?»

Я вышел на балкон и опёрся о перила, рассматривая панораму столицы. Хотелось просто выйти на улицу, погулять с кем-нибудь, пошляться по городу. Но сейчас это было бы безумием. Слишком известной стал я личностью, чтобы просто так появиться на улицах, особенно в день выборов. Да и не с кем было мне гулять — все друзья-знакомые, по сути, сейчас в штабе или в корпорации «Снег», в которой на этот день был намечен выездной семинар. И Ирина, моя бывшая помощница, а ныне глава корпорации, сейчас далеко…

Ирины мне не хватало. Во многих смыслах. Прошло уже несколько месяцев, как я научился обходиться без неё, однако пустоту рядом с собой я ощущал почти на физическом уровне. Я вспоминал наши длинные разговоры — Ирина умела поддерживать практически любую тему так, что мне было интересно. Она обладала широким кругозором, однако честно признавалась, если чего-то не знала или не понимала — и жадно, как губка, впитывала новую информацию. С этой девушкой я не чувствовал себя скованным даже тогда, когда молчал.

Я одёрнул себя, подавив желание набрать знакомый номер. Слишком хорошо я запомнил её глаза во время последнего посещения корпорации. В душе Ирины жила глубокая, кровоточащая любовь. И я чувствовал себя виноватым, хотя, как мне казалось, не давал ни малейшего повода. В любом случае, бередить её раны, возрождать надежду — нельзя. Должно пройти время. Которое вылечит. Обязательно.

Была ещё Катя, которая появлялась в моей жизни редко, но всегда освещала её своим тёплым внутренним светом. Катя относилась к нашим единичным встречам беззаботно, не задаваясь вопросом «зачем?» и не задумываясь о будущем. С ней было легко.

Я потянулся было набрать Катин номер, однако вовремя посмотрел на часы. Катя далеко, время позднее, а завтра — на работу.

Я уже укладывался спать, коря себя за бездарно проведённый вечер, когда меня настиг звонок Солодовникова.

— Платон, ты видел первые результаты? — радостно кричал он в трубку, одновременно пытаясь утихомирить окружающий гам.

— Нет, — ответил я, косясь на выключенный экран телевизора.

— Пока только восточные регионы. Сибирь, Дальний Восток, немного с Урала. У тебя по первым данным пятьдесят семь процентов, у Сидорова — четырнадцать!

— Нормально, — сказал я бесстрастно. — Хотя я надеялся на более высокие результаты.

— Ну а что ты хотел? — Тон Олега стал укоризненным. — Я тебе сколько раз говорил, что надо окучить восток страны. Сидоров не стеснялся ездить по тем краям, вот у него там поддержка и выше, чем в Москве или Питере.

— Давай не будем продолжать этот спор, — примирительно сказал я. — Тем более, что-то изменить мы уже не в силах.

— Ну да, ну да. Ты рад хоть, Платон? Это, конечно, самые первые результаты, только малая часть бюллетеней обработана, всё ещё может поменяться. Но пока ты лидируешь с большим отрывом!

— Конечно, я рад, Олег. Пожелай мне спокойной ночи, я ложусь спать.

Мир был фиолетовым. Мир был мягким и тёплым. Он ласково обволакивал меня со всех сторон и качал, баюкал. Было мирно и счастливо. Хотелось улыбаться.

Я поднёс ладонь к глазам и пошевелил пальцами. Пухлые, неповоротливые младенческие пальчики двигались с трудом. Внезапно, как летний дождь, появилось желание сжать их в кулачок, схватиться за что-нибудь и, прильнув к тёплому и живому, тихо уснуть.

Но я разжал ладонь и, с трудом выставив вперёд указательный палец, нарисовал в окружающей фиолетовости круг. Круг стал оранжевым и ощутимо более горячим, чем всё остальное. И это было хорошо.

Я поводил ладонями — и внизу, глубоко подо мной, вдруг зажурчало голубое. Я наклонился, чтобы посмотреть на это. Сквозь прозрачную голубизну просвечивала прежняя фиолетовость.

Я улыбнулся — и в голубизне засверкали яркие точки. Они прыгали в ней, резвились и скакали. Я смотрел на их веселье и смеялся, а потом двинул плечом — и от голубого отделилось жёлтое. Яркие точки, увидев это, стали слепляться друг с другом — и превратились в разноцветных рыбок, которые, поплавав на границе голубого, отрастили себе ножки и полезли на жёлтое.

Я топнул — и в жёлтое вплёлся зелёный. Ногастые рыбки с радостью накинулись на эту зелень — и стали расти и изменяться. У них появились длинные хвосты, огромные челюсти и уродливые наросты на хребтах. Получившиеся чудовища начали бегать по зелёному и драться друг с другом. И это было не очень хорошо.