Лили и море - Катрин Пулэн

Он смеется.

— Это красиво, — шепчу я, — и потом, это что-то тайное и интимное. Мы не чувствуем себя больше такими нагими внизу.

Он хмурит брови.

— Ты это часто раньше надевала?

— Однажды я была такая красивая… Никто не знал. Я чувствовала себя королевой под своей одеждой Армии Спасения.

— Ты поедешь со мной в Анкоридж?

— Да.

— Ты поедешь на Гавайские острова?

— Я не смогу, нет. Скоро надо будет сесть на судно.

— Когда ты поедешь со мной, будет и Анкоридж, и корсет, и мотель.

Он отмечает каждое произнесенное слово своими глубокими и медленными движениями ягодиц.

— Я все еще нравлюсь тебе? — спрашивает он.

Паром зовет. И мы уже на нем. Великий мореплаватель уже не такой, каким был раньше. Изношенная кожаная куртка и поношенные сапоги с острыми носками, которые он, впрочем, почистил воском. Его сапоги для рыбной ловли лежат в огромном вещевом мешке, который он бросил себе под ноги.

На плече сумка, в которой он прячет свою бутылку, спиртное ведь на борту запрещено, в руке полиэтиленовый пакет, сумка-сетка, заполненная белым палтусом из нашего последнего улова для его друзей в Анкоридже.

— Это все, что ты берешь с собой? — говорит он. — И твои рыболовецкие сапоги?

— Мне не нужны рыболовецкие сапоги. Я вернусь через пять дней.

Мы назначили встречу на пароме. Палуба и коридоры на этажах переполнены студентами, посетителями из континентальных штатов, наугад приехавшими во время сезона ловли, чтобы поработать на консервном заводе. Идет дождь. Мы нашли место под навесом палубы. Мы уселись на пол, смотрим, как удаляется Кадьяк. Очень быстро великий мореплаватель вытаскивает свою бутылку. Маленький молодой человек бросает на нас возмущенный взгляд. Он сердится, когда белые палтусы практически полностью разморозились: сумка промокла из-за этого, и вода струйкой течет на его вещи. Но великий мореплаватель это игнорирует. Я тяну его за рукав.

— Этот парень недоволен, его вещи промокли из-за нас…

— И что, я должен менять место?

— Есть достаточно других мест здесь.

— Тогда тем хуже для него. Бутылка тоже могла бы его беспокоить. Мне все равно. Это — страна не только для него, если вид одной лишь бутылки делает его таким больным.

Затем он хочет есть, и мы уходим в ресторан. У великого мореплавателя ужасный аппетит. Он заказывает двойную порцию говядины в соусе. Пьем вино. Тепло. Зал слишком маленький. Неоновые лампы, которые висят прямо над столом с блестящим покрытием на основе слюды, меня ослепляют. Свет становится очень ярким, такое ощущение, что он меня душит. Мы покидаем ресторан, наступила ночь. Люди уже улеглись спать. На откидных сиденьях под навесом мест больше нет. Он тянет меня за собой дальше, на палубу.

— Давай там разместимся, — говорит он.

Раскладываю свой спальный мешок на полу. Пол влажный от брызг.

— Ложись сейчас же.

Он укрывает меня своим широким одеялом. Джуд вытягивается. У его головы лежит котомка с бутылкой. Он меня устраивает рядом с собой. Над нами только небо. Облака набегают на гладкую и белую луну, такую белую, что она мне напоминает лицо. Звезды дрожат. Несколько капель дождя доставляют время от времени приятные ощущения лбу. Другие находятся под защитой навеса. Но только не мы. Мы на гребне черной волны, в свежести мелкого дождя. Великий мореплаватель прижимает меня к себе, мы занимаемся любовью под одеялом. Я смеюсь, когда он скользит по мне, я чувствую легкий ветерок на своих ягодицах.

— Я хотела бы уже заснуть. — Я умоляю об этом очень тихим голосом.

Но великий мореплаватель по-прежнему не хочет спать. Чтобы быстрее закончить, я плачу немного, тогда он меня обнимает и шлепает по ягодице. Он вздыхает. Он хватает бутылку и выпивает последний полный стакан, глядя на звезды. Он их пересчитывает. Приглушенный звук слов смешивается с наплывом волн. Затем я ощущаю только дыхание в его груди, к которой я прислонила лоб.

Палуба пустынна, паром неподвижен. Он давно уже у причала, когда мы просыпаемся. Солнце уже очень высоко. Мы поспешно сворачиваем наш спальный мешок. Я смеюсь.

Мы движемся в направлении города под названием Сьюард. Очень тепло, и мы хотим есть. Последние путешественники разошлись по причалу. Мы идем по единственной прямой улице, которая начинается от моря, а потом теряется между деревьями. Здесь исключительно невысокие дома, и вот наконец-то нам попадается первый подходящий продуктовый магазинчик. Джуд тяжело роняет свой вещевой мешок перед входом.

— А теперь давай чего-нибудь поедим!

Мы находим места. Я сажусь у окна. Через два столика от нас сидит маленький студент с парома, которого мы беспокоили, и воротит от нас нос. Когда же великий мореплаватель бросает к своим ногам белых палтусов, уже полностью размороженных, студент встает и выходит. Маленькая толстощекая женщина в фартуке в виде розового сердца, завязанном на ее круглом животе, приносит нам кофе.

— Для меня, пожалуйста, принесите большой завтрак. Целиком.

— А мне только блинчики.

— Что будем делать дальше, Джуд? Поедем на автобусе до Анкориджа?

— Я позвоню Элайджу и Эллисон. Они приедут встречать нас.

— Элайдж… Эллисон?

— Это мои друзья. Я их предупредил о нашем приезде. Они нас ожидают.

— Я полагала, что…

— Что?

— Что мы поедем в Анкоридж самостоятельно.

— Итак, мы туда едем или нет?

Я направляюсь прямиком к деревьям. Это похоже на лес. Просторный парк. Я останавливаюсь перед первой скамьей. Я вытаскиваю сигарету. Горло перехватывает. Я должна выбросить из головы свой остров. Корабль. Мы едем к людям. В дом. Мы собираемся вновь оказаться взятыми в плен, как рыбы в сетке. Большая черная сосна дрожит надо мной. Я сосу иглу, упавшую на стол. В моем горле небольшой ожог, когда я ее глотаю.

Мужчина садится рядом со мной. Я не услышала, как он приблизился. Он кладет между нами упаковку пива.

— Хочешь баночку пива?

Я поднимаю глаза на мужчину, он смотрит на меня. Темные, немного узкие глаза, напоминающие двух влажных рыб, его черные волосы похожи на водоросли.

— Спасибо.

— У тебя нет сигаретки?

Я ему протягиваю пачку.

— Откуда ты едешь?

Я делаю неясный знак по направлению к насыпи, пристани, ослепительно белой от солнца, к сверкающей воде.

— С парома…

— Куда ты едешь?

— В Анкоридж, наверное.

— Ты беглянка?

Ко мне присоединяется великий мореплаватель. Он бросает убийственный взгляд на моего соседа. Индеец с глазами рыбы удаляется вместе со своим пивом.

— Не нервничай, — говорит он. — Поедем в Анкоридж с тобой вдвоем, никого кроме нас. Но у меня нет средств платить за мотель в течение пяти дней.

— Да, — говорю я, — конечно. У меня тоже нет таких средств.

— Они — действительно мои друзья. Я всегда у них останавливаюсь. Элайджа знаю с детства. У нас разные дороги, но это ничего не меняет. Они знают, кто я такой, и это их совсем не беспокоит.

— Да.

— Время от времени иметь настоящий дом — это замечательно, разве ты так не считаешь?

— Даже и не знаю.

— Надо идти туда. Надо двигать, они скоро будут там.

— Сначала обними меня. Потом мы можем и двигать.

Мы идем по дороге, раскачиваясь. Он в своей старой изношенной куртке из кожи, я в своей — Армии Спасения. Прибыв с моря, мы появляемся прямо из деревьев.

Ни я, ни он не хотим направляться туда, но скоро они будут там. Белая машина припарковалась на обочине дороги. Элайдж вылазит из машины первым, у него гладкое лицо, голубые глаза под очень светлой кепкой. Он обнимает великого мореплавателя. Джуд, немного скованный и неуклюжий, обнимает его в ответ, оба смеются. Эллисон тоже выходит из машины. Она запускает руку в каштановую копну своих волос, которые ветер пытается спутать. Она улыбается. Она красива.

Женщина великого мореплавателя их удивляет. Без сомнения, они готовились увидеть буфетчицу с большой грудью, танцовщицу из бара, женщину-рыбачку, которая громко и много говорит… Никогда бы не подумали увидеть перепуганную девицу с волосами, обрезанными ножом, и стрижкой как у ребенка.

Я держу себя неуверенно в обесцвеченной одежде от «Саг-hartt», которая была моей гордостью. Я скрываю руки в своих деформированных карманах. Джуд смотрит на меня не очень любезно. Я вижу высокие черные деревья за ними. Мы садимся в машину. Я прячусь, устраиваясь в глубине заднего сиденья. Я стала немой.

Едем в Анкоридж, великий мореплаватель мне солгал. Не будет ни корсета, ни комнаты в мотеле — его мы должны будем оставить уже через три ближайших дня. Элайдж и Эллисон молоды и красивы. У них есть дом, белая беседка с голубыми шторами между другими белыми беседками, собакой и внуком шести месяцев. И мы, откуда мы приехали? Я думаю, глядя на них, сидя на мягком диване в течение трех дней, становясь все больше и больше молчаливой и печальной. Речь ко мне не возвращается, ничего нельзя со мной поделать. Я хотела бы убежать. Будет ли меня ожидать наш «Мятежный»? Я хочу возвратиться снова рыбачить.