Ошибка, которую я совершила (ЛП) - Дейли Пола

Мальчики играли в футбол, а мы с Генри сели на одну из скамеек для пикника. Я спросила Генри, правильно ли я сделала, что взяла с собой Джорджа, и он удивился:

— Ну, конечно. А как же иначе?

Некоторое время мы наблюдали за детьми. Джордж двигался неловко и плохо контролировал мяч. Женщина лет сорока бросала на него обеспокоенные взгляды всякий раз, как он приближался к ее малышу. Я сделала вид, будто ничего не замечаю, и повернулась к Генри.

— Не знаю, с чего начать, — признался он.

Я предложила вообще ничего не говорить, если ему не хочется. Мне было просто приятно посидеть с ним рядом. Обычно я приходила сюда одна.

— Он хороший парнишка, — заметил Генри и кивнул на Джорджа, который как раз в этот момент промахнулся по мячу.

— Ага… Эллиот играл?

— Я пытался заинтересовать его футболом, но не вышло.

— С Джорджем та же история, — сказала я.

— Его деда это просто убивало, — Генри улыбнулся этому воспоминанию.

— И нашего тоже, — повторила я. — Мой отец фанат Bolton Wanderers, а до него его отец. Он просто не понимает, как можно не любить футбол.

— Да, мой отец был таким же…

Каким-то образом при подаче углового Джордж умудрился закинуть мяч за спину.

— Осторожнее! — раздался пронзительный голос престарелой матери. Она двинулась к нам, чтобы высказать свое мнение: — Не могли бы вы сказать своим детям, чтобы они…

— Ребята, — крикнула я Джорджу и Олли, — играйте на другом конце поля.

Они подчинились без возражения, и я, не обращая внимания на женщину, повернулась к Генри:

— Так о чем ты говорил?

— Отличный маневр, — сказал он.

— Постоянная практика, — ответила я. — Здесь многие родители не прочь поскандалить. Они просто еще не знают, что их детям тоже когда-нибудь исполнится девять лет.

— Это еще цветочки, — сказал Генри. — Я помню настоящих родителей, которые верили, что парки устроены только для них. Они бесили меня своими колясками поперек дорожек и постоянными разговорами с младенцами. Как будто играли роль в пьесе «Фантастический родитель».

Я согласно кивнула:

— Они всегда пытаются развить в вас комплекс неполноценности за то, что вы читаете газету вместо того, чтобы ворковать над своим чадом.

— То есть, ты не считаешь, что родители должны всю свою жизнь посвятить детям?

— Нет, конечно.

— Тогда ты очень странная мать, — улыбнулся он. — Так о чем мы говорили? О футболе?

— О твоем отце, — напомнила я.

— О, да, — сказал он, и его лицо снова стало задумчивым.

— Как он пережил потерю внука?

— Лучше, чем родители Хелены.

— Хелена твоя жена?

Он кивнула:

— Была.

— Ты поддерживаешь с ними связь? С родителями Хелены?

— Звоню раз в две недели, просто, чтобы проверить их. Хелена не знает. Она все еще лечится, поэтому за ней присматривают. Я пытался помочь, но, в конце концов, она сама не захотела, чтобы я был рядом.

— Она винит тебя?

— Она винит себя. Она не виновата, но это не имеет значения. Она винит себя, и, в конце концов, я не совсем понимаю, что с нами случилось. Я не знал, что делать, а она не хотела меня видеть, поэтому ее родители попросили меня переехать. Хотя переезд — это было последнее средство. Я говорю людям, что не хочу быть среди тех, кто знает о несчастном случае, но все не так. Просто моя жена больше не выносит меня. Я старался сделать, как лучше для нее, но ничего не получилось.

Я кивнула.

На самом деле, мне нечего было сказать. С Генри случилось самое страшное, после чего его брак распался. Не было слов утешения.

— Спасибо, что спросила об Эллиоте, — тихо сказал он.

— Нам всем нужно говорить о наших детях.

— Большинство людей, даже друзья, считают, что я не хочу разговаривать. На самом деле, я хочу, только не знаю, как.

Я заколебалась, не зная, что ответить.

— Я не эксперт, — сказала я. — Но по моему опыту, люди, пережившие потерю, хотят говорить. Кажется, это не причиняет боль, а приносит некоторое утешение.

Он сцепил пальцы и кивнул.

Я сказала:

— Жаль, что ты не видишь себя, когда говоришь о нем. Ты становишься другим человеком. Твое лицо сияет.

— Прямо таки сияет?

— Ага, — сказала я. — Именно сияет.

Мальчики постепенно приближались к нашей стороне поля. Я взглянула на женщину с малышом, которая уже ждала их в боевой стойке.

— У меня было ощущение, что в четверг вечером я сказал что-то не то, — заметил Генри. — Я думал, что рассердил тебя, и ты больше не захочешь со мной говорить. Но мне очень хотелось позвонить.

— Ты меня не разозлил.

— Нет? — Он явно сомневался.

— Последние несколько недель были довольно тяжелыми. Наверное, я просто устала.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Спасибо, но уже все хорошо.

Он хотел что-то еще сказать, но передумал. Может быть, решил, что я пока не готова делиться своими проблемами.

— Думаю, меня именно поэтому потянуло к тебе, — сказал он через мгновение и взял меня за руку. — Помнишь, как мы встретились?

— Во время страховой оценки? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Я медленно схожусь с людьми, — сказал он. — Но я почти сразу понял, что ты не будешь пытаться исправить меня. У тебя были свои проблемы, но ты приняла их и строила свою жизнь заново. И ты не задавала дурацкие вопросы, как я себя чувствую и все такое… Мне это понравилось.

Я улыбнулась ему:

— И как же ты себя чувствуешь, Генри?

— На самом деле, не так уж и плохо.

*

Мы проводили Олли домой и пошли ко мне. Джордж больше нес мяч в руках, чем вел его по тротуару.

Винс оставил в холодильнике бутылку белого португальского, я открыла ее и налила два бокала. Генри выпил и пошел в сад погонять мяч вместе с Джорджем.

Я смотрела на них через открытое окно.

Генри быстро и легко сошелся с моим мальчиком. Он не пытался понравиться и не собирался производить впечатление. Он был естественным и беззаботным. Примерно через минуту Генри взял мяч и сказал Джорджу:

— Может, займемся чем-нибудь другим?

И Джордж кивнул. Генри признался, что тоже не очень любит футбол, и я видела, как мой сын застенчиво улыбнулся в ответ.

Затем они плечом к плечу сидели на заднем крыльце, и я на секунду увидела, какой может быть наша жизнь.

Я увидела проблеск надежды.

*

ГЛАВА 30

Скотт: Ты свободна?

Я:?

Скотт: Как обычно?

Я: мне до сих пор не заплатили за последний раз.

И тогда он позвонил.

Было утро четверга, и я избегала Скотта отчасти из-за Генри, отчасти из-за его странного появления на стоянке перед отелем, но главным образом, потому, что мне нужно было прекратить наше соглашение, а я трусила встретиться с ним лицом к лицу.

Я отправила Скотту пару безобидных текстов, чтобы напомнить о деньгах. Сначала он ответил, что займется этим вопросом лично, а затем сообщил, что у них были проблемы с бухгалтерской программой. Теперь все улажено, деньги уже в пути и все такое.

Но денег все не было.

— Роз, я ужасно извиняюсь, — задыхаясь, произнес Скотт, когда я взяла трубку, — я понятия не имел, что ты еще ждешь эту сумму. Я достану наличные. Ненавижу эти денежные проблемы.

— Ничего страшного, — спокойно ответила я, — у меня все уже не так плохо, как раньше.

— Да, — засмеялся он. — Скоро я тебе совсем буду не нужен. Придется придумать новый способ заманить тебя обратно.

Я рассмеялась вместе с ним, но мое отражение в зеркале даже не улыбнулось.

— Итак, как поживаешь? — спросил он. — Наверное, много работаешь?

— Как всегда, ты же знаешь. Но, вообще-то, у меня появился шанс вернуться в одиночное плавание.

— Да?

— Да. Один пациент, которого я знаю много лет, предложил мне помещение. Доступная цена, хорошее место. И он не требует депозита, так что я ничем не рискую.

Скотт молчал.