Золотые мили - Катарина Причард

Поднявшись на трибуну для свидетелей, Том спокойно выдержал перекрестный допрос, которому подверг его Эзра Джоблин; своими прямыми, краткими ответами он привел в замешательство даже этого прожженного судью.

Когда с допросом Тома было покончено, Салли подумала, что никто из присутствующих не может поверить в его виновность. Да и Динни убеждал Салли, что никто в зале этому не верит. «Горняк», опубликовавший на следующее утро приговор, писал что «всем бросился в глаза контраст между честным, прямодушным поведением подсудимого — молодого рудокопа — и наглостью и нервозностью некоторых свидетелей, дававших против него показания».

В газете говорилось, что дело это привлекло к себе значительный интерес, ибо мистер и миссис Моррис Гауг давно живут на приисках и пользуются всеобщим уважением.

Моррис, вызванный на трибуну для свидетелей, держался не слишком уверенно. Он был мертвенно бледен и заметно нервничал, но потом взял себя в руки и говорил спокойно, с достоинством.

Он прилагал все усилия к тому, чтобы добиться оправдания сына, и готов был пойти ради этого на что угодно. Том ни на кого не «капнул» — не сообщил ничего такого. Что полиция могла бы впоследствии использовать против кого бы то ни было и пощадил даже Лэнни Лоу, хотя и отрицал, что Лэнни когда-либо предупреждал его или имел к тому основание. Тома и его напарника предупреждал только штейгер. Что же до фразы, которую он, по словам Виктора Урена, будто бы произнес в раздевалке, то это, заявил Том, чистейшая выдумка.

Моррис же на сей раз чувствовал себя не вправе следовать законам приисков, которые ни при каких обстоятельствах не разрешают рудокопу «капать» на других. Он решил сделать все от него зависящее, чтобы Пэдди Кевану и Лэнни Лоу не сошли с рук их проделки. Моррис надеялся снять с Тома обвинение, опорочив главных свидетелей, и даже готов был нести всю тяжесть последствий, признавшись, что это он передавал золото Пэдди, лишь бы и мистер Патрик Кеван получил по заслугам.

Показания Морриса вызвали сенсацию: он прямо заявил, что мистер Патрик Кеван был тем лицом, к которому поступает краденое золото, и что сверток с золотом он, после долгих уговоров, взял от Лэнни Лоу для передачи Кевану. Лоу сказал ему, что за ним следят, и клялся, что Кеван тотчас заберет у него сверток.

Моррис не стал отрицать, что и раньше оказывал мистеру Кевану такие услуги и получал от него небольшое вознаграждение. Но на этот раз он считает, что Кеван умышленно оставил у него на руках этот сверток, чтобы заманить в ловушку и таким образом выместить на нем свою злобу против семейства Гаугов.

Адвокат мистера Кевана при первом же упоминании имени своего клиента поднялся и заявил протест.

— Мой доверитель, ваша милость, находится в зале суда, — сказал адвокат. — Мистер Кеван готов выступить в качестве свидетеля и опровергнуть под присягой голословное утверждение, будто он когда-либо участвовал в делах, о которых говорил здесь свидетель.

Поднявшись на трибуну для свидетелей, мистер Патрик Кеван поклялся «говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, — да поможет мне бог». После чего он сказал, что в показаниях предыдущего свидетеля, заявившего, будто он, Кеван, принимал от него свертки с золотом, заведомо зная, что оно краденое или незаконно приобретенное, нет ни слова правды. Пэдди потребовал, чтобы свидетель привел факты, подтверждающие, что он, Кеван, брал у него золото и что он вообще имеет какое-либо отношение к торговле краденым золотом.

— Боже мой! — стоном вырвалось у Динни.

Как один из директоров компании, владеющий Боулдер-Рифом и всем объединением рудников, сказал мистер Кеван, он считает величайшим злом незаконную торговлю золотом и полон решимости положить конец преступным махинациям, которые порочат Боулдер и Калгурли в глазах заокеанских вкладчиков. Он считает своим священным долгом защиту интересов всех акционеров, а поскольку за последнее время на рудниках наблюдается большая утечка золота, он даже предложил полиции любую помощь в выявлении виновных, какую только в состоянии оказать.

Что же касается его старинного знакомого Морриса Гауга, продолжал Пэдди, то он нисколько на него не сердится: надо же мистеру Гаугу как-то выгородить себя и сына — вот он и несет всякую чепуху. В самом деле, какой абсурд. Он, Патрик Кеван, скупает золото, выкраденное с рудников, принадлежащих компании, где сам он — крупнейший акционер.

— Абсурд да и только! — повторил Пэдди с хорошо разыгранным возмущением.

Должно быть, он только что услышал это слово от своего адвоката, подумала Салли, и теперь повторяет точно попугай!

Пэдди, конечно, ловко вывернулся из весьма щекотливого положения. Нет человека в суде, который не знал бы, что он лжет, подумала Салли, и хотя многие ахают и изумляются его наглости, но разве найдется среди них хоть один, который принял бы вызов Пэдди и признался, что воровал для него золото? И уж Пэдди наверняка позаботился, чтобы у Морриса не осталось никаких доказательств, подтверждающих, что он и раньше имел с ним какие-то дела.

Трудно было ждать, что кто-нибудь выступит против мистера Кевана и выведет его на чистую воду, трудно рассчитывать, что найдется человек, который сам себя посадит на скамью подсудимых, заявив, что Пэдди покупал у него краденое золото. Салли подозревала, что у полковника де Морфэ нашлось бы достаточно фактов, чтобы засадить Пэдди в тюрьму на самый большой срок, какой предусмотрен в законе о лицах, скупающих золото. Но разве он рискнет рассказать во всеуслышанье о своих деловых связях с мистером Кеваном?

В этот первый день разбирательства Салли видела среди публики полковника де Морфэ. Видела и Мари-тану, которая смотрела на нее печальными встревоженными глазами, словно сознавая, какую роль ей пришлось сыграть в этом гнусном спектакле. Салли заметила, что Фриско после показаний Пэдди избегает встречаться с ней глазами. Хочет, чтобы она поверила, будто он бессилен что-либо сделать, с нескрываемым цинизмом подумала Салли, и будто он глубоко возмущен тем, что ей приходится выступать на этом унизительном процессе в роли свидетельницы.

В своей заключительной речи прокурор отдал должное отцовским чувствам свидетеля Морриса Гауга. Его попытка выгородить сына, пожертвовав собой, конечно, очень похвальна.

— Но, — ядовито заметил мистер Джоблин, — никакие чувства не могут заставить нас забыть о фактах. Кроме того, мы были здесь свидетелями возмутительной попытки отца подсудимого очернить свидетелей обвинения, а также хорошо известного и всеми уважаемого гражданина…

Чей-то громкий хохот заглушил конец этой фразы; в толпе, наполнявшей зал, слышался сдавленный смех.

— Тише!

— Соблюдайте порядок в зале!

С помощью окриков дежурного констебля удалось наконец утихомирить не в меру разошедшуюся толпу, и прокурор Джоблин, несколько смущенный этим взрывом веселья, поспешил закончить речь, понимая, что никакие ораторские ухищрения не способны обелить Пэдди Кевана в глазах жителей приисков.

Однако это не помешало суду еще до перерыва вынести решение: Тома приговорили к шести месяцам принудительных работ.

Разбирательство по делу Морриса было отложено на завтра.

Глава XIX

На следующий день у здания суда с утра толпился народ. Люди собирались кучками и возбужденно перешептывались. «Слыхали?.. Говорят…»

Динни узнал, что ожидаются чьи-то сенсационные показания, которые подтвердят все то, о чем говорил Моррис, а именно: что Пэдди Кеван участвует в торговле краденым золотом. Все знали, что у Пэдди рыльце в пуху, но кто отважится доказать это в суде и тем самым выдать себя, а возможно, и других?

Динни бродил среди толпы, пытаясь выяснить достоверность этих слухов. Рассказывали со слов тех, кто сидел накануне позади Маританы, будто она ужас как разволновалась, когда прочитали приговор Тому Гаугу, — расшумелась «точно чайник на огне». Она заявила двум рудокопам, сидевшим рядом, что не позволит Пэдди Кевану причинить горе Гаугам: уж она придумает, как этому помешать. Миссис Салли в свое время немало сделала ей добра, и Маритана грозилась, что завтра непременно расскажет в суде все, что знает о Пэдди. Он думает, что людей можно смешивать с грязью, подлый лжец! Но она ему покажет. Она покажет ему, как науськивать Фреда, чтобы тот избавился от нее и отослал вместе с малышами в лагерь к Бардоку.

Все знали, что туземец Бардок был мужем Маританы еще до того, как она связала свою жизнь с Фредом Кэрнсом. Пэдди, видно, решил отказаться от ее услуг и, желая замести следы, предупредил Фреда, чтобы тот отделался от Маританы, да и сам убирался ко всем чертям. Маритану, как видно, обделили, лишив той доли, на которую она рассчитывала; теперь она была положительно вне себя от злобы и стремилась рассчитаться с Пэдди не столько за Гаугов, сколько за себя. Суд как раз давал ей такую возможность, и ее горячая кровь вскипала при одной мысли об этом.