Английская портниха - Мэри Чэмберлен

– Жердь, – долетело до ее ушей. – Чахоточная.

К Аде подошла официантка. Изящная черная форма с накладным воротничком, идеально белый фартук и загнутый кверху белый козырек с черной отделкой.

– Чем могу помочь?

– Я ищу работу, – не колеблясь ответила Ада.

Официантка склонила голову набок:

– Вам нужно обратиться к заведующей. Что-нибудь еще?

– Чашку чая, пожалуйста.

Заведующая, сидевшая за письменным столом, знаком предложила Аде стул, такой же, какие стояли в зале: высокая жесткая спинка и блестящее сиденье.

– Не возражаете, если я спрошу, – заведующая наклонилась Аде, – вы не больны? Уж очень вы худая.

– Я здорова, – ответила Ада.

– Видите ли, если это заразное заболевание, мы не сможем вас нанять.

– Нет, ничего подобного.

– Что-нибудь на нервной почве?

Ада покачала головой. В войну мне пришлось тяжко, вот и все, могла бы сказать Ада. Но стоило ли? Заведующая и вообразить не в состоянии, что это была за тяжесть. И Ада уже успела смекнуть, что никто здесь не хочет об этом слышать.

– Нет. Просто я на время потеряла аппетит.

– Надо же, – отозвалась заведующая, – сочувствую. Надеюсь, аппетит к вам вернулся?

– Ем за четверых, – успокоила ее Ада.

– Вы прежде работали официанткой?

– Нет. Но я быстро учусь, – заверила Ада и добавила: – Я сообразительная.

– Когда вы сможете приступить?

– Прямо сейчас.

– Два фунта в неделю, форма бесплатно. Стираете сами все, кроме фартука и козырька. Голова должна быть всегда вымытой, волосы зачесаны назад, ногти коротко острижены. Какой у вас размер?

Ада удивленно посмотрела на нее.

– Вам нужно подобрать форму. Не уверена, что у нас найдется такой маленький размер. Вы умеет шить?

– Да, это я умею.

– Тогда подгоните форму по фигуре. Идемте со мной.

Форменные платья Ада несла на согнутой руке. Повезло. Неплохой заработок, а к концу недели, может, и чаевые накопятся. Нужно поскорее разобраться с карточками, кое-какие вещи требовались ей позарез. Белье, мыло, зубная паста. Самое необходимое. И наверное, она обзаведется друзьями, в кафе работает много девушек. Первую неделю, по крайней мере, на работу и обратно придется ходить пешком. Ада взглянула на часы на Чаринг-Кросс. Десять минут четвертого.

Спустя тридцать пять минут она была в общежитии. Разложила форму на кровати. Подол подшили с запасом и на швах не экономили. Белый воротник отстегивается, значит, его можно стирать отдельно и почаще. Ада расстегнула блузку, сбросила юбку. Комбинация сзади была влажной на ощупь. Ада перекрутила ее наперед.

Кровь. Кровь. Она не помнила, когда у нее в последний раз были месячные. Ада взвизгнула и рассмеялась. Ей хотелось распахнуть окно и заорать на всю улицу: Все хорошо! Все будет хорошо! Она, Ада Воан, снова женщина. Она возвращается к жизни. Она снова способна рожать. Набрать еще немного фунтов – и прежняя фигура при ней. На это уйдет месяц, может, два, но Ада уже на подъеме. С ней все будет в порядке. Она будет жить. На подъеме. Ада открыла кошелек: надо сбегать в аптеку. За самым необходимым.

Первое Рождество на родине, и это было хуже всего. Но Ада торчала в общежитии не одна, девушкам, приехавшим с севера в поисках работы, тоже не с кем было праздновать. Для них приготовили хороший обед, сестра-хозяйка расстаралась: курица под соусом с луком и шалфеем и даже рождественский пудинг. Трещали хлопушки, девушки, напялив на голову бумажные колпаки, читали дурацкие стишки. Они даже дарили друг другу подарки, завернутые в гофрированную бумагу, что осталась от самодельных гирлянд. Кусок банного мыла. Расческа. Десяток сигарет.

Сообщила ли мать домашним и соседям о том, что ее старшая дочь вернулась? – задавалась вопросом Ада. И как они отмечают Рождество? Отец и Фред, упокой Господь их души. Ада. Что с ней случилось? Мать, конечно, не удержится, чтобы не выпустить пар. Даже слышать о ней не хочу. Ада пыталась помириться: однажды в воскресенье в конце ноября она подкараулила мать после церковной службы. Но та повела себя так, будто Ада – пустое место. Выждав, пока мать не скроется за углом, Ада прислонилась к стенке и разрыдалась. Бог свидетель, она пыталась.

Задержек с месячными больше не наблюдалось, Ада поправилась: по-прежнему стройная, как манекен, и такая же фигуристая. Ей требовались очки; близорукость, сказал врач, выписывая рецепт. Она не могла разобрать номера автобуса, пока он чуть не наезжал на нее; щурилась, читая заказ, ею же написанный. У вас появятся морщины, если будете так щуриться, обронила заведующая. Ада не могла рассказать ей, отчего испортилось ее зрение. Она копила на очки, на красивую модную оправу, подсмотренную в старом номере женского журнала. «Можно быть очаровательной и носить очки, – гласила реклама. – Добавьте блеска глазам».

Завивка была ей не по карману, но, купив пузырек перекиси, Ада высветлила себе волосы и каждый вечер накручивала их на папильотки, а по утрам, вооружившись заколками, укладывала крупными завитками спереди, по бокам и сзади. Может, она и приглянется какому-нибудь молодому человеку, хотя ей стукнуло двадцать пять и она уже немного старовата. Но недаром говорят, что с возрастом приходит мудрость. Она уже не польстится на парня вроде Станисласа. С ее жалованьем и чаевыми она может позволить себе выбирать. Каждую неделю Ада распределяла заработок: столько-то за жилье, столько-то на самое необходимое, отдельно на туфли и чулки, отдельно на одежду, прочее на всякие мелочи. Ада старалась откладывать на черный день и для Томми, но это ей плохо удавалось. Месяцами она копила карточки, чтобы купить теплый жакет на зиму или пару приличной обуви, а очки проели изрядную дыру в той части бюджета, что отводилась на самое необходимое. Но она никогда не брала в долг и не просила заведующую об авансе. Когда Рождество благополучно осталось позади и она обзавелась тем, без чего никак не обойтись, Ада решилась на траты покрупнее. У нее была только одна юбка, выданная Красным Крестом, вторая очень бы ей пригодилась. И платье. Но на это уйдет одиннадцать карточек. А еще блузки. Счастье, что на работе она носит форму.

Уличный рынок в Бервике, вот куда ей надо отправиться. Обернется за обеденный перерыв.

С довоенных времен рынок не слишком изменился – лучшая цветная капуста, два кочешка за пенни, – те же прилавки, те же торговцы. Правда, знакомый человек ее не узнал. Вернее узнал, но не с первого взгляда.

– Разрази меня, да это ж Ада. – Он затряс головой, словно не верил своим глазам. – Совсем другая стала. Перекрасилась и все такое. А знаешь, тебе идет блондинистый цвет. Слушай-ка, – он наклонился к ней через прилавок, – чем ты себя изводишь? Кожа да кости. Тебе бы не худо подкормиться.

Кончилось тем, что Ада ушла от него с обрезками ткани, крупными и помельче, в придачу к парашютному шелку для комбинации и бельишка, куда же еще девать парашютный шелк, когда война закончилась.

В общежитии имелась пошивочная комната, где Аде позволили поставить машинку. Она соорудила себе две юбки, «карандаш» и со встречной складкой. И блузку. Кроила на столе, строго по своим меркам, строчила и подшивала, и это не могло не привлечь внимания.

– Сделаешь мне такую же, Ада?

– И мне. Я принесу материал.

Ада брала с них плату. Пустяковую, но для нее очень важную. Надо же с чего-то начинать. Не о таких клиентках она мечтала, но выходить на черный рынок ей тоже не хотелось. Карточки, они же не навсегда. Ада будет экономить. Заведет счет в банке. Она отмерила себе пять лет. В этот период любой заказ в строку. А потом она откроет собственное дело. «Дом Воан». Ее дом, где она будет жить и работать. И если она опять столкнется со Станисласом, она ему покажет. Глянь, я снова на плаву. От меня так просто не избавиться. Ей нравилось воображать эту встречу. Думал, со мной покончено? Как же. Раскрой глаза. Вот так-то.

Ранним летом 1946-го, спустя почти год по возвращении Ады в Лондон, торговец на рынке в Бервике отозвал Аду в сторонку и вынул из-под прилавка рулон муара цвета кобальта:

– Плачет по тебе, ей-богу. Самое оно для блондинки.

Ничего подобного Ада не видела с довоенного времени. Муаровый узор вспыхивал на солнце, прихотливо меняя очертания и обещая радость, тайну и элегантность.

– Понятно, это стоит денег, – предупредил торговец.

Ада погладила ткань. Шелк упрям, он станет противиться. С шелком надо построже.

Она отдала торгашу все карточки, что у нее были при себе, и добавила наличных сверху. Ада знала, «ее человек» не будет жадничать и щедро отмерит длину. Ткань стоила трат, любых. Ну и что, если она куплена на черном рынке? Сейчас все так делают. В поисках вдохновения Ада пересмотрела модные новинки в доступных женских журналах, перелистала «Вог» в библиотеке. Кобальтовый муар не на каждый день. Ада оторвалась от журналов, закрыла глаза. Точно по фигуре, без глупых украшательств, единственная диагональная лямка через плечо. Это подчеркнет грудь, стройность шеи, теперешнюю гладкость ее кожи, твердую линию плеч и тонкость ключиц. Скрытая молния. Кроить очень осторожно, одно неверное движение – и все пойдет прахом. Когда еще ей перепадет муар, лет через десять, не раньше, если верить тому, что говорит правительство.